Тут можно было перекинуться словом.
Встретились, поговорили вполголоса. Аллахверди, доставая припасы из хурджина, объяснил Лейсану, что в семье у него порядок, жена жива-здорова. И, главное, все взялись за вызволение Хаджар, да и самому Лейсану недолго тут томиться, а что касается поручения Хаджар, то пусть она знает: все вещи приготовили и в урочный час будут они в условленном месте.
- А где аманат?
- У надежного человека.
- Как бы не подвели... Если с Хаджар что случится, нам, носящим папаху, одно наказанье - смерть.
- Не тревожься... Мы ведь для того и подстроили твой арест.
- Чтоб я в каземате зажил припеваючи, прохлаждался,- невесело сказал Лейсан.
- Ничего, брат! За одного битого двух небитых дают.
Он-то знал, на что идет. Гачаги ухитрились впутать в эту историю Лейсана, чтоб у них в каземате был посредник для вызволения Хаджар.
Лейсан, к чести его, не возроптал, напротив, возгордился, что может сгодиться в таком важном деле. Посидит месяц-другой в каземате, а выйдет героем-мучеником, всю жизнь будет расписывать свои подвиги, да еще приплетет вдобавок и выставит, глядишь, себя героем почище Наби, ни дать ни взять, с Кёроглу сравняется.
- Да, Аллахверди, ловко вы на мне выезжаете! - Лейсан покуда решил напомнить, как ему тут трудно приходится.
- Чья это затея, а?
- А чья, по-твоему?
- Наби не пойдет на такое.
- А кто, если не он?
- Поклянись моей жизнью!
- Ну вот еще, стану я клясться твоей жизнью.
- Тогда пусть знает народ, что Лейсан готов за Наби жизнь положить!
- Эй ты, язык прикуси! - раздался хриплый окрик проходящего мимо надзирателя.
Оглянулись, а по коридору шествует дородный офицер, пшеничные усы, шашка на боку, нагайка за голенищем сапога. Надзиратели вокруг увиваются.
- Вернуть всех в камеры!
- Этот вот - не арестант, ваше благородие!
- Оба 'черные коты', разбойники.
- Один - да, а другой посетитель, мирянин.
- Два сапога - пара! - Офицер подошел к Аллахверди и, ухватив его за плечо, тряхнул.
- Когда ты был здесь в последний раз?
- Дней десять тому назад, начальник.
- Не десять, а четыре!
- Ну, пусть четыре! Разве нельзя дустагу10 хлеб носить? - Аллахверди показал на Лейсана, выделявшегося среди других своей относительно опрятной одеждой.- Сам видишь, он - из благородного рода.
- Вижу, так и прет из него благородство... Вылитый... князь. Ха-ха...
- Не смейся, начальник. А то Лейсан-бек может в Петербург падишаху пожаловаться на тебя.
- Пожаловаться?!
- Да. Напишет, что казачий офицер смеется над кавказским князем.
- Пусть хоть самому богу пишет. Какой он князь! А ты живо убирайся отсюда.- Есаул пихнул его в спину. Аллахверди подхватил порожний хурджин. Хотел было и есаулу в карман впихнуть червонец из суммы, которой его снабдил Наби, но, видя гонор офицера, раздумал. 'Может, из новоприбывших на Кавказ, еще не научился красть. А если научился - и того хуже, чего доброго, кликнет казаков, отведут в укромный уголок и не отпустят, пока не обдерут до нитки, не выпотрошат... Тогда кусай локти, да поздно. Отдадут на растерзание следователю, и все пойдет насмарку, дело провалится, и позора не оберешься'.
И потому Аллахверди бочком-бочком,тише воды, ниже травы, поспешил скорее стушеваться, шмыг в ворота и с глаз долой, скрылся в густых зарослях, обступивших стены каземата, долго продирался, прежде чем остановился перевести дух. И рад был, что дело так обернулось.
Глава восьмая
Капитан Кудейкин обходил камеры, двор, коридоры каземата, остановился у дверей камеры Хаджар, велел отпереть, заглянул внутрь. И хорошо, что Хаджар по топоту, по руготне в коридоре уже догадалась, что к чему, и мигом легла на нары, укрывшись с головой серым облезлым одеялом.
- Эй, разбойница! - рявкнул есаул. Хаджар не отозвалась, прикинувшись спящей.
- Эй кара пишик!11-заорал офицер.
Хаджар не выдержала, вскочила на ноги.
Капитан смерил ее взглядом: лицо женщины пылало гневом, - Самая что ни на есть цыганка,- сказал он.- Насмотрелся на таких - в Бессарабии!
Хаджар решительно шагнула вперед.
Сызмала она слыла отчаянной задирой, не боялась и с гадюкой столкнуться, схватить кизиловый прут, преградить змее путь, размозжить голову. Как мать и отец ни пытались вразумить ее, предостеречь от рискованных затей, да уж такой она, видно, уродилась, куролесила с мальчишками по округе.
Как раз в ту пору отец Наби, старый Ало-киши стал 'подъезжать' к ее отцу:
- Слушай, Ханали, твоей бы озорнице мальчиком родиться!
- Эх, Ало, я эту самую озорницу на сотню сыновей не променяю!
- Но все же, как ни верти, дочь дочерью, а сын - сыном.
- Ханали, отцы наши говаривали, лев ли, львица ли - все одно: львы. Так ты не очень-то задавайся, что у тебя одного Наби сорвиголова.
- А что? Как погляжу - наш-то растет удальцом вроде Кёр-оглу!
- А может, и наша вырастет Арабзанги12.
- Да какой же из девчонки герой? В лучшем случае - выйдет подруга нашему удальцу!
- Погоди! - Ханали не унимался, бахвалился.- Вот, вырастет моя Хаджар, опояшется мечом моим, нагонит страху на наших удальцов мовлинских, тогда ты поймешь, что сама Арабзанги перед нашей Хаджар - дитя!
- Ты так превозносишь свою дочь, думаю, может, породниться с беками возмечтал?
- Ну, ты загнул, Ало! Нет уж, как ни верти, кто мне ровня - тот и родня.
- Я ли тебе не ровня? - подхватил Ало.- И чоха у нас схожа, и папаха, и чарыхи13. И кинжал на боку...
- Да я разве перечу! - Ханали смягчился.- По мне родство с тобой всемеро выше шахского!
Ало, видя, что разговор клеится, решил не упускать момента:
- Тогда, может, насчет Хаджар сговоримся?
- Не-ет, это уж она сама... как решит.
- Как так, девушка - и сама?
- Ну да, пусть сама и выберет парня по себе. А то ведь нельзя с, бухты-барахты в невесты рядить такую норовистую - с парнями, видишь, наравне джигитует: не отстает.
- Может, все-таки, загодя пометим ее колечком обручальным, серебряным?
- Похоже, что не выгорит дело.
- Почему ж?
- Опасаюсь,- пробормотал Ханали.- Эта девушка сперва должна сама признать Наби! Не то, чего доброго, она нам житья не даст, в постель гадюк напустит, с нее станется!
- Ты все на шутку сворачиваешь, а дело затягивается!
- Всерьез говорю!
- Тогда чего ты про гадюк плетешь?
- Я-то ее нрав знаю... Говорю, чтоб ты, Ало, знал наперед, что невестушка твоя желанная не из тех, что гостя разувает, ноги ему моет!
- А на кой мне такая - разувать, ноги мыть! - Ало важно приосанился.- Нам нужна справная - славная,
