винтовку, поправил кинжал на боку.
- Что делать, как теперь быть? - проговорил он вслух, то ли спрашивая, то ли размышляя про себя.
Аллахверди поглядел пристально:
- Известно, как, выручать Хаджар.
- Мы и хотели с самого начала. А она, видишь ли, сама вздумала, сокрушенно вздохнул Гачаг Наби. - Теперь одна надежда - на подкоп.
- А если она там на камень напорется? - вставил Томас.
- Снаружи будем рыть.
- Туда не подступишься.
- Из-под тракта начнем, - после раздумья решил Наби, - С верховий реки... И хорошо бы прямо из жилья надежного человека...
Томас поправил кинжал в ножнах под чохой, - сам выковал этот кинжал, в своей кузне. Правда, теперь-то у гачагов он, прятать оружие незачем.
- В том-то и дело, - сказал Томас раздумчиво, продолжая разговор о подкопе. - Домишко вблизи от каземата можно подыскать. А вот подходящего хозяина... чтоб язык за зубами держал.
- Найдется, - уверенно проговорил Наби.
- А что бы такое для отвода глаз придумать?
- Пусть хозяин всем говорит, дескать, яму под закром копает.
- Значит, из ямы - лаз под рекой пройдет? - прикидывал Томас, - одному тут, пожалуй, не управиться.
- Пришлем людей на подмогу.
- Как бы не пронюхали... - шумно вздохнул Томас. - А то - беда. И хозяину несдобровать.
- Копать - по ночам,- предложил Гачаг.- А выбранную землю мешками наверх, и - ссыпать в реку.
- Дельно говоришь, Наби! - воодушевленно поддержал Аллахверди.
Наби потупился.
- Эх... с тех пор, как этот узелок завязался, я вроде сам в каземате сижу... Сколько тут вот, в скалах, судил-рядил, думал-гадал... Как ни крути, а ей без нашей помощи не вырваться.
Не раз попадал Наби в переделки, не раз выпутывался из них, умел найти выход. А тут дело - ох как непростое. Выбрать надежный дом, провести подкоп, да чтоб никто ничего на учуял. Ошибешься в человеке, сболтнет лишнее, или соседи донесут - пиши пропало...
Они еще обсуждали дело, когда к ним направились Гоги и Тамара: Аллахверди с Томасом недоуменно переглянулись при виде этих одетых как-то странно людей, особенно же удивило появление молодой красивой девушки в бурке, с 'городскими' белыми руками и таким же белым, некрестьянским лицом.
Гачаг Наби, перехватив их взгляд, не удержался от улыбки; представил землякам гостей, дескать, нашего полку прибыло, Аллахверди с Томасом вежливо поздоровались. Да еще не сводя любопытных взглядов с необычных пришельцев и соображая, каким ветром занесло этих грузин сюда, кто их привел и что у них общего с гачагами. Наби молча достал из-за пазухи открытку 'Орлицы' на коне и протянул гёрусским друзьям; те вытаращили глаза, разглядывая картинку.
'Да это, никак, Хаджар?!' - Томас локтем ткнул Аллахверди в бок.
Глава девяносто четвертая
Они расселись кругом на войлочной подстилке у алачика, который наскоро соорудили для уважаемых гостей. На скатерти появилась тушеная баранина, тонкий лаваш и овечий сыр. Быть может, Томас мечтательно подумал о недостающей тутовке, а Гоги вспомнилось кахетинское... Но в отряде пить спиртное было заказано. Дело было не в 'мусульманском воздержании' - вино могло сослужить плохую службу гачагам в походах.
Потому этот запрет строго соблюдался. Кто нарушит - тому придется распрощаться с отрядом. Ну, а все ж, гостей издалека Гачаг Наби, может, уважит, по такому случаю и разрешит?
Грузинские гости видели, каким уважением пользуется вожак у гачагов, как внимательно прислушиваются к его словам, с какой готовностью выполняют его распоряжения, с какой радостью и счастливым чувством воспринимают поощрение и одобрение из уст Гачага Наби. И этот непререкаемый авторитет помогал ему крепить отряд, предупреждать разлад и расхлябанность. Конечно, обсуждая дело, каждый мог высказать свое суждение, но уж если решено - то выполняли и никаких гвоздей. Уступок не жди. Слаженно действовал отряд, никаких таких разногласий между гачагами не было... Каждый стремился на сходах-советах взять на себя самое рискованное, трудное дело и поручение. И эта готовность ринуться, что называется, в самое пекло, постоянный риск закаляли характер бойцов. Конечно, и с доблестью слава приходила, но дороже славы было - с честью исполнить поручение Гачага Наби или Гачага Хаджар.
Сделать что-то для укрепления позиции, разделаться со спесивым врагом, схватить и привести с завязанными глазами на правый суд гачагов - это была ни с чем не сравнимая радость! Поручения давались бойцам разные, важные, трудные, и неопытных, необстрелянных новичков опекали понюхавшие пороху, бывалые-удалые гачаги. Мужая в борьбе, гачаги проходили суровую школу, проявляя чудеса храбрости.
Самым большим злом, от которого оберегали вожаки свое сплоченное дружное воинство, была опасность проникновения в отряд двурушников и предателей, всяких продажных шкур, которые могли посягнуть на жизнь Наби и Хаджар. Упаси от этих подлецов!
Между тем, власти очень рассчитывали на такую подлую руку, которая могла бы дотянуться до вожаков. То, что не удавалось бекским дружинам, военным командам, казачьим отрядам, могли сделать подкупленные наймиты-оборотни...
И царских чиновников выводило из себя то, что, несмотря на изощренные попытки, проникнуть в отряд подкупленным агентам никак не удавалось.
Почему же?
Откуда это бессилие поднаторевших в отечественных и зарубежных делах имперских 'рыцарей плаща и шпаги'?
Не странно ли, что столь многочисленные усилия губернских и уездных начальников, приставов, старшин, верноподданных беков, помещиков, ханов, кулаков, ростовщиков, наемных убийц - кочи до сих пор за несколько лет не ухитрились что-то предпринять, искоренить эту негаданную 'беду', избавить от нее кавказский край? Что за магическая, колдовская сила была у этого отряда, умножавшая год от года его славу, воплощавшуюся в народных песнях, переходившую из уст в уста?
Разметалась прядь и пылает лицо
Я в темнице томлюсь, душит вражье кольцо,
Наяву и во сне я зову удальцов.
Ты бы в тяжкий мой час поспешил, Наби,
Стены мрачной тюрьмы- сокрушил, Наби!
Мне постелью кирпич, и подушкой - саман,
Одеяло - рогожа, коченею, аман!29
И ограда окрест, и густеет туман.
Ты бы в тяжкий мой час, поспешил, Наби,
Стены мрачной тюрьмы сокрушил, Наби!
Над Гёрусом навис холодеющий мрак,
И кругом - караул, и солдат, и казак.
Неужели не вырвусь отсюда никак?
Ты бы в тяжкий мой час поспешил, Наби!
Стены мрачной тюрьмы сокрушил, Наби!
Мало того, что в Зангезуре народ возмутили гачаги, до гёрус-ских уездов докатилась молва - 'Орлица' нарисованная тому пример, да еще и армянские селяне, глядишь, затянут за плугом песню о гачагах, того и гляди, сами солдаты подхватят, переиначив слова на русский лад...
Власти обещали осыпать милостями, щедро одарить всякого за поимку гачагов. Им позарез был нужен ловкий, пронырливый и отчаянный шпик, наймит! Такой бы содеял то, что подчас не под силу целому воинству! Но гачагов не так-то просто было обмануть, подозрительных быстро выводили на чистую воду, с продажными шкурами суд у них был короткий. И потому чаще отъявленные лиходеи не решались взяться за это дело, - участь изобличенных агентов предостерегала их от соблазна денег и наград... Гачаги видели таких насквозь, словно по глазам читали, достаточно было одного неверного шага, оплошности. И тогда -
