Генерал-губернатор продолжал, и в голосе его зазвучали доверительные нотки:
- Мы, пожалуй, нашли с кавказцами общий язык. Посмотрите, как охотно являются ко мне по первому зову еще недавно немирные ханы и беки, вся знать Гянджи и Карабаха, все купечество - как татарское, так и армянское. Вот и сейчас они по многу дней готовы толкаться возле нашей резиденции, терпеливо выжидая, а не позовут ли их сослужить службу!
- Позволю себе заметить, что Кавказ состоит отнюдь не только из местной знати.
- Что вы имеете в виду?
Белобородое поерзал в кресле, не решаясь на окончательную откровенность, потом, махнув на все рукой, пустился во все тяжкие:
- Боюсь, многоуважаемый Федор Матвеевич, что Кавказ - это те, кто стоит на стороне Гачага Наби и его подруги Хаджар; Кавказ - это те, кто складывает о них легенды и поет о них песни; те, кто раскидывает шатры по обочинам дороги, по которым мы с вами проезжаем; те, кто в любую минуту готов зажечь костер и протянуть руку другому такому же бедняку; те, кто может в нужную минуту взять в руки винтовку - а через час, как ни в чем не бывало, мирно пасти своих баранов на зеленом лужке. Вот кто представляет реальный Кавказ.
- Ну, а те, кто становятся под наши знамена? Посмотрите, сколько их!
- Немало, согласен. Но соразмерьте их число и тучами тех, кто против нас! И вы поймете всю мизерность нашего приобретения. Кроме того, они ненавидимы и собственным народом - те наши слуги, которые высказывают вам свою преданность. Да не пробудим мы ярость народа против себя!
Генерал-губернатор глубоко задумался. Но, поднявшись на ноги, высказался уже вполне решительно:
- Может, в чем-то вы и правы, полковник. Но не наше солдатское дело этак рассуждать. Да, может, мы восстановим против себя народы Кавказа - но кто поднесет огонь к хворосту, тот и сгорит в пожарище!
На этом и закончилась так грозно начавшаяся аудиенция.
Глава сорок седьмая
Так вот, как мы помним, Гачаг Наби все терялся в раздумьях - как именно оказать действенную помощь своей Хаджар, уже столько времени томящейся в тюрьме. Конечно, можно было послать весточку с обычными словами утешения -'держись, мол, не вешай носа', но это никак, не могло устроить ,Ало-оглы. Ведь он 'был настоящий мужчина, а это совсем не то, что носить брюки или папаху. Иметь репутацию настоящего мужчины - это куда почетнее, чем иметь полную грудь блестящих наградных знаков и - это куда ответственнее, чем оказаться на самой видной должности. Потому что тут судят о тебе по самой полной мерке; и несоответствие твоих поступков твоей репутации выявляется немедленно и всенародно, без ревизий, комиссий и обсуждений.
Мужчина - это тот, кто и глазом не моргнет под дулом ружья, кто и ухом не поведет, заслышав цокот шумной погони, кто не свернет со своего пути ни при каких угрозах и реальных опасностях.
Гачаг Наби отчетливо понимал, какие его ожидают трудности. И потом - он знал, что на карту поставлено и его доброе имя. Именно сейчас он должен показать, тот ли он настоящий мужчина, о котором говорит стоустая молва.
Конечно, он и до сих пор не раз имел случаи убедить людей, что свое имя он заработал недаром. Он не раз выходил победителем из неравных схваток с любым врагом, а когда обстоятельства складывались не в его пользу,- там он исчезал, оставив одураченного противника с носом. Он мог пройти через любое горное ущелье, где и архар не сумел бы пробраться, и птица не рискнула бы пролететь. Но сейчас - деться ему было некуда. Сырые камни домов - это не то, что каменистые склоны ущелий, где настоящий дом Гачага.
К тому же, за ним неотрывно следили глаза друзей. Он не мог не понимать, что любое проявление уныния или слабости - немедленно дали бы ядовитые ростки в душах тех, кто готов отдать за него самую жизнь. Нужно было показывать личный пример в стойкости и присутствии духа. А это было очень непросто.
При этом, необходимо было жестко держать в руках всех, кто собрался, дабы помочь ему,' Наби, сыну Ало. Потому что, стоило лишь сдать нервам одного из его соратников, стоило ему совершить жестокий или рискованный поступок - и последствия трудно было бы предсказать. Потому что тот, кто взял в руки оружие - может оказаться и борцом за правое дело, и просто разбойником. Потому и нужна была железная дисциплина. И выдержка.
Собственно, в этой ситуации выдержка была необходима каждому. И в лагере Ало-оглы, и в лагере генерал-губернатора. Даже мелочь могла повлиять на течение событий, так были натянуты у всех нервы.
Вернувшись со встречи с полковником Белобородовым, генерал-губернатор застал свою ненаглядную Клавдию Петровну около окна, приникшую к стеклу и пристально вглядывающуюся в безоблачное синее небо над Гёрусом.
Заслышав шаги мужа, княгиня Клавдия спросила, не оборачиваясь:
- Что это за птицы летают?
Взгляд старого охотника различил мгновенно:
- Орлы, княгинюшка...
- Вот как?
Взгляд губернатора с тоской следил за величественными птицами, столь безмятежно и свободно парящими в вышине.
- Что это они собрались? Никогда их столько сразу не видела!
Генерал хотел было ответить, что это явно не к добру, чуют, что будет чем поживиться... Однако Клавдия Петровна продолжала свою линию:
- Может, они решили приободрить 'Орлицу Кавказа', которую мы пленили?
- Не радуйтесь за нее, ма шер, из ее покоев неба не видно,- хмуро ответил супруге генерал.
Но Клавдию Петровну не смутил его нелюбезный тон. Она не унималась:
- Может, уже пришло вам время самому познакомиться с той, что породила столько суеты, хлопот и разнотолков? Губернатор нетерпеливо подернул плечом.
- Что толку от беседы с разбойницей? Вот уж...
- Вы нелюбезны, мой друг! Могли бы с ней повидаться уже потому, что я прошу вас об этом.
- Ваше желание, дорогая, для меня всегда закон. Хотя, честно говоря, никак не могу понять - почему она и ее судьба вас столь сильно волнуют?
И добавил уже шутливо:
- Может, келагай, мусульманский платок, который украшает вашу прелестную головку, одновременно навевает мысли, достойные дочери этого народа?
Клавдия Петровна принять его шутливый тон не соизволила и продолжала вполне серьезно и даже торжественно:
- Речь идет не о моей прихоти. Пока вы держите орлицу взаперти, орел будет непрестанно кружить над вашим домом, и берегитесь зазеваться хотя бы на миг!
- Как вас, милая, напугали эти орлы, парящие в небе!
- Не столько напугали, сколько напомнили об осторожности. А это, согласитесь, не одно и то же.
- Ну, вам лично, моя красавица, ничего не грозит, поверьте!
- Как сказать... Я не вижу причин для подобной уверенности. Может быть, как раз самый простой путь для Гачага Наби - украсть меня или вас!- а, может, обоих - и умчать в свои неприступные горы. Вот тогда ваша игра окажется проигранной окончательно. И, смею думать, все ваши пушки при этом окажутся бесполезными.
Нужно сказать, удар был рассчитан точно, стрела попала в цель. Конечно, самый естественный путь для удальца, каким, видно, недаром слывет этот Ало-оглы - ты украл у меня жену, я у тебя украду твою, а потом уже будем разбираться...
Губернатор тотчас представил себе, как темной ночью резвый конь мчит хмурого седока в гору по крутой тропе, направляясь в стан разбойников, ждущих у костра его возвращения с заветной добычей... Конь храпит, всадник подкручивает усы, а поперек седла переброшен недвижный куль, в котором надежно упакованная красавица Клавдия, с кляпом во рту, связанная по рукам и по ногам...
Видно, раздумья эти отразились хмурой тенью на лице старого вояки, и жена спросила его чуть
