Джессика!..
ДЭНИЕЛ
Примерно к середине концерта Дэниел все понял. Белолицые братья и сестры могут окружать друг друга, даже угрожать друг другу, но никто ничего не сделает. Закон слишком строг: «Не оставлять никаких доказательств нашего существования, никаких свидетельств того, что мы собой представляем, – ни одной жертвы, ни единой клеточки нашей вампирской ткани».
Уничтожить следует только Лестата, и все должно быть проделано с величайшей осторожностью. Смертные могут заметить косы только в самом крайнем случае. План был таков: схватить ублюдка, когда он будет уходить, и расчленить его тело исключительно в присутствии посвященных. Конечно, если он не окажет сопротивления – в противном случае его следует умертвить на глазах поклонников, а тело – полностью уничтожить.
Дэниела обуял безудержный смех. Даже представить себе невозможно, чтобы Лестат позволил сотворить с собой такое!
Дэниел хохотал прямо в их злобные лица. Весь воздух вокруг был буквально пропитан гневом, завистью и жадностью, кипевшими в душах этих порочных, мертвенно-бледных, как орхидеи, существ. Такое впечатление, что, не будь других причин, они возненавидели бы Лестата за одну только его яркую красоту.
В результате Дэниел оторвался от Армана. Почему бы и нет?
Никто не причинит ему вред, даже то сияющее каменное изваяние, которое он заметил в тени, твердое и древнее, как легендарный голем. Это каменное существо выглядело действительно жутковато, когда смотрело застывшим взглядом на ту смертную женщину с рыжими волосами, которой сломали шею, – она так похожа на близнецов из сна. Скорее всего, это дело рук какого-то смертного придурка. Подумать только – взять вот так и сломать ей шею! И тот светловолосый, с ног до головы одетый в кожу вампир, оттолкнувший их, чтобы попасть на место происшествия, – тоже внушающее трепет зрелище: какие жесткие вены вздулись у него на руках и на шее, когда он склонился над несчастной! А у Армана было такое странное выражение лица, когда он наблюдал, как увозят рыжеволосую женщину... Такое впечатление, что он хотел вмешаться. Или его насторожил этот болтавшийся рядом голем? В конце концов Арман втолкнул Дэниела обратно в поющую толпу. Но ведь им нечего бояться! Для них это место – святилище, храм звука и света.
А Лестат – Христос на соборном кресте. Как описать его необъяснимую безграничную власть? Его лицо выглядело бы жестоким, если бы не выражение детского восторга и радости. Он пел о своем падении: тыча кулаком в воздух и обращаясь ко всем существующим в мире силам, он кричал, умолял, рыдал – Лелио, бульварный актер, против своей воли превращенный в создание ночи!
Его пронзительный тенор, казалось, вырвался из телесной тюрьмы на свободу, чтобы поведать о поражениях и воскрешениях, о сжигающей его изнутри жажде, утолить которую не в силах никакая кровь.
– Разве я не тот дьявол, что живет в каждом из вас? – кричал он, обращаясь при этом не к смешавшимся с толпой монстрам подлунного мира, а к своим смертным обожателям.
И даже сам Дэниел в знак согласия с ним орал, ревел, подпрыгивал в воздух, но дело было совсем не в словах, а в первобытной мощи брошенного Лестатом вызова. Лестат проклинал Небеса от имени всех, кому когда-либо довелось стать изгоем, от имени всех, кто познал насилие над собой и, исполненный злобы и одновременно чувства вины, восстал против собственного рода.
В самые радостные моменты Дэниелу представлялось добрым предзнаменованием, что он обрел бессмертие накануне этой великой мессы. Вампир Лестат был Богом; или же самым близким к Богу созданием из всех, с какими приходилось сталкиваться Дэниелу. Гигант на видеоэкране благословлял Дэниела на все, о чем он только мечтал.
Как же удается устоять против него остальным? Конечно, яростная горячность намеченной жертвы делает ее еще более привлекательной. Смысл всех стихов Лестата очень прост и сводится к одному: Лестат получил дар, обещанный им всем; Лестата убить нельзя. Он сумел вынести все страдания, на которые его обрекли, и возродился еще более сильным. Присоединиться к нему означает жить вечно.
«Вот мое Тело. Вот моя Кровь».
Но вампирские братья и сестры кипели ненавистью. С особенной остротой Дэниел почувствовал это ближе к финалу концерта: дух ненависти ощутимо витал в воздухе, а звуки гитар не в силах были заглушить яростное шипение:
«Убить Божество! Разорвать его на куски! Пусть смертные поклонники занимаются привычным делом – оплакивают того, кому суждено умереть. Месса окончена. Идите!»
В зале вспыхнул свет. Стремясь догнать поспешно покинувших сцену музыкантов, фанаты бросились на штурм деревянных подмостков, срывая и раздирая на куски черный саржевый занавес.
Арман схватил Дэниела за руку.
– Через боковой выход, – приказал он. – Наш единственный шанс – добраться до него как можно быстрее.
ХАЙМАН
Все было именно так, как он и ожидал. Она обрушилась на первого же из тех, кто попытался на него напасть. Лестат появился из дверей служебного входа вместе с Луи и, увидев бросившихся к нему убийц, метнулся к своему черному «Порше». Казалось, страшный круг вот-вот сомкнется, один из нападавших уже поднял косу, но тут же вспыхнул как свечка. Толпа юнцов в панике бросилась врассыпную. Внезапно пламя охватило второго бессмертного противника, за ним – еще одного.
Хайман отступил назад и прижался спиной к стене, а мимо в ужасе проносились смертные. Он увидел, как людское море незаметно рассекла высокая элегантная женщина, явно из числа бессмертных; она скользнула за руль машины Лестата и окликнула Лестата и Луи. Это была Габриэль, мать демона. Стоит ли удивляться, что смертельный огонь не причинил ей вреда. Действуя очень быстро и решительно, без тени страха в холодных голубых глазах, она завела автомобиль.
Лестат тем временем яростно вертелся во все стороны. В бешенстве от того, что его лишили возможности драться, он в конце концов согласился сесть в машину, но только потому, что на этом настояли его спутники.
Пока «Порше» яростно прокладывал себе путь сквозь скопище разбегающихся подростков, повсюду начали взрываться те, кто пьет кровь. Их вопли, отчаянные проклятия слились в жуткий безмолвный хор.
Хайман прикрыл лицо. На полпути к воротам толпа преградила путь «Порше». Выли сирены; звучали чьи-то команды; юнцы с переломанными конечностями падали на землю... повсюду раздавались смятенные, горькие вопли смертных.
«Я должен найти Армана», – подумал Хайман.
Но что это даст? Куда ни посмотри – повсюду в высоких, дымных, оранжево-синих языках пламени корчатся те, кто пьет кровь, а потом огонь внезапно белеет в последних вспышках и обуглившаяся одежда падает на дорогу. Удастся ли ему встать между огнем и Арманом? Удастся ли ему спасти юного Дэниела?
Он перевел взгляд на отдаленные холмы, где на фоне темного неба сияла маленькая фигурка. Но никто из тех, кто кричал, бежал, звал на помощь, ее не замечал.
Внезапно он ощутил жар пламени, почувствовал его прикосновение, как тогда, в Афинах. Огонь плясал по его лицу, глаза заслезились. Он спокойно глядел на крошечный источник пламени. И тогда по непонятной ему самому причине он решил не отгонять огонь, но посмотреть, что сможет он сделать с ним.
