– Вам письмо, сэр. Какой-то жентльмен попросил передать его вл м лично в руки.
Должно быть какая-то ошибка. Тем не менее я открыл дверь.
Совсем еще юный парнишка протянул мне конверт. Большой и пухлый. На какое-то мгновение я просто застыл на месте, не в силах отвести взгляд от конверта. В кармане у меня завалялась бумажка в один фунт – память о воришке, которого я прикончил; я отдал ее мальчику и снова запер дверь.
Точно такой же конверт мне передал в Майами тот безумный смертный, который подбежал ко мне на пляже. И это ощущение! Те же необычные чувства я испытывал как раз в тот самый момент, когда увидел странную личность. Да, но это решительно невозможно...
Трясущимися неизвестно отчего руками я разорвал конверт. В нем лежал еще один рассказ, тоже вырезанный из книги и так же скрепленный в левом верхнем углу!
Я остолбенел! Черт возьми, как он меня выследил? Никто не знает, что я здесь! Даже Дэвид! О да, здесь известен номер моей кредитной карточки. Но любому смертному понадобился бы не один час, чтобы найти меня таким способом, даже если допустить, что это вообще возможно. А я был уверен как раз в обратном.
И при чем здесь эти странные ощущения – вибрация, давление, которое, кажется, исходит откуда-то изнутри?
Времени на раздумья уже не оставалось – близилось утро.
Я моментально понял, насколько опасна для меня сложившаяся ситуация. Черт побери, как же я раньше этого не увидел? Странное существо определенно располагает возможностью каким-то образом узнавать, где я нахожусь и даже где собираюсь скрываться от дневного света! Пора выметаться из этих комнат. Нет, это просто возмутительно!
Дрожа от ярости, я заставил себя просмотреть рассказ, занимавший всего несколько страниц. Он назывался «Глаза мумии», автор – Роберт Блох. Весьма занятно, но какое отношение все это может иметь ко мне? Я вспомнил рассказ Лавкрафта, он был намного длиннее и на первый взгляд речь в нем шла совсем о другом. Что все это значит? Этот очевидный идиотизм буквально выводил меня из себя.
Но думать об этом было слишком поздно. Собрав рукописи Дэвида, я выскочил из комнаты и через пожарный выход поднялся на крышу. Я исследовал ночную тьму во всех направлениях, но так и не смог найти мерзавца! Что ж, ему повезло. Попадись он мне в тот момент на глаза, ему бы несдобровать. Когда дело доходит до защиты дневного убежища, я не отличаюсь терпеливостью и не признаю никаких сдерживающих факторов.
Я поднялся в воздух и, набрав самую высокую скорость, на какую только был способен, помчался прочь, преодолевая милю за милей. Наконец я опустился в заснеженном лесу намного севернее Лондона и, как много раз в прошлом, выкопал себе могилу в замерзшей земле.
Необходимость заниматься этим привела меня в неописуемое бешенство. «Я убью сукиного сына, – думал я, – кто бы он ни был. Как смеет он преследовать меня и швырять мне в лицо свои рассказы! Да, я непременно так и сделаю – убью его, как только поймаю».
Но вскоре меня охватила вялость, затем сонное оцепенение, и все вокруг утратило какое-либо значение.
Мне опять снился сон... Она зажигала масляную лампу, и я услышал ее голос:
– Ах, огонь тебя больше не пугает...
– Ты надо мной издеваешься, – несчастным голосом произнес я. И заплакал.
– Но, Лестат, ты же действительно с легкостью находишь способ быстро прийти в себя после поистине космических приступов отчаяния. Нет, правда! Вспомни, разве не ты танцевал под фонарем в Лондоне?
Я хотел возразить, но рыдания не позволяли мне вымолвить хоть слово.
В последнем проблеске сознания перед глазами возникли арки собора Сан-Марко в Венеции, где я впервые приметил того смертного, и вновь я увидел его карие глаза и гладкий молодой рот...
«Что вам нужно?» – спросил я.
«О нет, это нужно вам», – казалось, ответил он.
ГЛАВА 6
Проснувшись, я уже не так злился на маленького дьявола. На самом деле я был ужасно заинтригован. Но ведь солнце село, и теперь преимущество на моей стороне.
Я решился на небольшой эксперимент. И отправился в Париж, совершив перелет очень быстро и в полном одиночестве.
Позвольте мне немного отклониться от темы и сообщить, что в последние годы я решительно избегал Парижа и, таким образом, не имел ни малейшего представления о том, каким стал этот город в двадцатом веке. Думаю, причины в данном случае очевидны. Слишком много страданий выпало здесь на мою долю в прошлом, и к тому же я не желал видеть современные здания вокруг кладбища Пер-Лашез или залитые электрическим светом карусели в садах Тюильри. Но втайне я всегда, естественно, мечтал вернуться в Париж. А разве могло быть иначе?
Этот небольшой эксперимент придал мне мужества и послужил отличным предлогом. Благодаря ему утихла неизбежная боль воспоминаний, ибо у меня появилась цель. Но уже через несколько секунд после прибытия я осознал, что действительно оказался в Париже – другого такого места на свете не существовало, – и, охваченный счастьем, прошелся по широким бульварам и, конечно же, мимо того места, где когда-то стоял Театр вампиров.
Несколько театров той эпохи все же дожили до современности – импозантные, богато украшенные, они стояли в окружении более современных зданий и по-прежнему пользовались популярностью у публики.
Бродя по ярко освещенным Елисейским Полям, запруженным легковыми автомобилями и тысячами пешеходов, я осознал, что в отличие от Венеции это не город-музей. Париж – живой город и всегда оставался таковым на протяжении последних двух столетий. Столица. Город не чуждый нововведений и радикальных перемен.
Я подивился яркому великолепию центра Жоржа Помпиду, так смело поднявшегося по соседству со старинными воздушными контрфорсами собора Нотр-Дам. О, как. я радовался своему возвращению!
Но ведь у меня было дело.
Ни одной душе, ни смертной, ни бессмертной, я не говорил, где я. Я не позвонил даже своему парижскому поверенному, хотя это доставило мне массу неудобств. Однако я предпочел воспользоваться старым, испытанным способом и в темных переулках раздобыл немалую сумму денег у своих жертв – пары крайне непривлекательных, но не стесненных в средствах преступников.
Потом я направился к заснеженной Вандомской площади, где все еще стояли дворцы моей юности, и под именем барона фон Киндергартена уютно устроился в шикарных апартаментах отеля «Риц».
Там в течение двух ночей я наслаждался роскошью, достойной Версаля времен Марии Антуанетты, и не выходил в город. При виде такого изобилия парижских виньеток, великолепных стульев в стиле Людовика Шестнадцатого и очаровательных рельефных панелей на стенах у меня просто слезы выступали на глазах. Ах, Париж! Где еще может столь великолепно смотреться обыкновенное позолоченное дерево?
Развалившись на покрытом гобеленом ложе времен Директории, я немедленно принялся за рукописи Дэвида, лишь изредка отрываясь от чтения, чтобы пройтись по безмолвной гостиной и спальне или открыть настоящее французское окно с инкрустированной овальной ручкой и выглянуть во внутренний дворик отеля, такой официальный, тихий и горделивый.
Записки Дэвида захватили меня целиком. Вскоре я почувствовал, что он мне близок как никогда.
Выяснилось, что в юности Дэвид был человеком на удивление деятельным, и из всех книг его привлекали только те, в которых рассказывалось об активных действиях; величайшее удовольствие он находил в охоте. Первую дичь он подстрелил, когда ему было всего десять лет. Его описания охоты на больших бенгальских тигров были проникнуты восторгом преследования и завораживающим ощущением риска, которому он подвергался. Прежде чем спустить курок, он всегда подходил к зверю как можно ближе и
