своего добился – более или менее.

Я не сразу понял причину ужаса, отразившегося на его лице, не понял, с чего это он вдруг так уставился на меня, а потом рывком поднялся, подошел и, склонившись, потрогал мое лицо. И тут я вспомнил! Моя потемневшая от солнца кожа!

– Что ты наделал? – прошептал он. Встав на колени и легко положив руку мне на плечо, он застыл в таком положении и смотрел на меня снизу вверх. Приятная близость, однако я не подал виду и хладнокровно оставался сидеть в кресле.

– Ничего, – сказал я, – все уже позади. Я пошел в пустыню, мне хотелось посмотреть, что получится...

– Хотелось посмотреть, что получится? – Он поднялся, отступил на шаг и впился в меня глазами. – Ты хотел убить себя, ведь так?

– Да нет, – ответил я. – Я пролежал на солнце весь день. А на второе утро, должно быть, каким-то образом зарылся в песок.

Он долго смотрел на меня, готовый вот-вот взорваться от возмущения, потом вернулся к своему столу, сел – немного шумновато для такого грациозного существа, – положил руки на закрытую книгу и вновь обратил на меня яростный взгляд.

– Зачем ты это сделал?

– Луи, у меня есть новости поважнее, – ответил я. – Забудь об этом. – Я показал на свое лицо. – Я должен рассказать тебе об удивительном происшествии. – Не в силах больше сдерживаться, я вскочил и принялся ходить по комнате, стараясь не наступать на горы омерзительного мусора; меня раздражало тусклое освещение – не потому, что я плохо видел окружающую обстановку, – просто я люблю свет.

Я рассказал все – как я увидел этого Раглана Джеймса в Венеции и Гонконге, а потом в Майами, как он прислал мне сообщение в Лондоне, а потом, конечно же, последовал за мной в Париж. Завтра вечером мы должны встретиться возле площади. Я изложил Луи содержание рассказов и объяснил, что все это значит. Упомянул о странном облике самого молодого человека, о своей уверенности в том, что он находится в чужом теле и что он способен осуществлять такой обмен.

– Ты не в своем уме, – ответил Луи.

– Не спеши с выводами, – отозвался я.

– Ты цитируешь мне слова этого идиота? Убей его. Покончи с ним. Найди его сегодня, если получится, и разделайся с ним.

– Луи, Бога ради...

– Лестат, это существо при желании может найти тебя? Это означает, что он знает, где ты спишь. Ты привел его сюда. Он знает, где сплю я! Хуже врага и представить невозможно! Mon Dieu, ну почему ты вечно ищешь неприятностей? Тебя уже ничто не сможет уничтожить – ни все Дети Тысячелетий, вместе взятые, ни даже полуденное солнце в пустыне Гоби, и вот ты заигрываешь с единственным врагом, который имеет над тобой преимущество. Смертный, которому не страшен солнечный свет! Человек, способный обрести над тобой полную власть в те часы, когда сам ты абсолютно лишен сознания и воли. Нет, уничтожь его – он слишком опасен! Если я его увижу, то убью!

– Луи, этот человек может дать мне человеческое тело. Ты хоть слышал, о чем я говорил?

– Человеческое тело! Лестат, нельзя стать человеком, просто перейдя в человеческое тело! Ты и при жизни-то не был человеком! Ты родился чудовищем, сам знаешь. Черт возьми, нельзя так заблуждаться на собственный счет.

– Замолчи, а то я заплачу.

– Плачь! Хотелось бы на это посмотреть. Сколько раз в твоих книгах я читал о том, как ты плачешь, но ни разу не видел этого своими глазами.

– А, вот видишь, какой ты лжец! – в бешенстве воскликнул я. – В своих жалких мемуарах ты описывал, как я плачу, в эпизоде, которого, как нам обоим известно, никогда не было!

– Лестат, убей его! Ты сумасшедший, если позволишь ему приблизиться к себе!

Потрясенный, совершенно сбитый с толку, я буквально рухнул в кресло и уставился в пустоту. Дыхание ночи за окном казалось нежным и ритмичным, во влажном прохладном воздухе едва заметно ощущалось благоухание цветущего вьюнка. Казалось, от лица Луи, от его сложенных на столе рук исходит слабое свечение. Он погрузился в молчание и, видимо, ждал моей реакции, какой – понятия не имею.

– Такого я от тебя не ожидал, – уныло сказал я. – Я думал, что услышу длинную обличительную речь, вроде той белиберды, что ты записал в своих мемуарах. Но это?!

Он молчал и напряженно буравил меня взглядом, на мгновение в его задумчивых зеленых глазах сверкнули искры. Казалось, в глубине души он мучительно переживает, словно мои слова причинили ему боль. Конечно, дело не в том, что я высмеял его книгу. Я постоянно ее высмеивал. В шутку, конечно. Ну, или почти в шутку.

Я не представлял, что следует сказать или сделать. Он действовал мне на нервы. Когда он заговорил, его голос звучал очень тихо.

– Ты же не хочешь на самом деле стать человеком, – сказал он. – Ты же в это не веришь, правда?

– Нет, верю! – ответил я, уязвленный излишней эмоциональностью собственного тона. – Как можешь не верить мне ты?! – Я встал и опять зашагал по комнате. Потом, покружив по дому, вышел в похожий на джунгли сад, раздвигая по пути толстые упругие ползучие ветки. Я был в таком смятении, что больше не мог с ним разговаривать.

Я вспоминал свою смертную жизнь, пытаясь не приукрашивать события, но не мог отогнать от себя мысли о последней охоте на волков, об умирающих в лесу собаках. Париж. Театр на бульваре. Незавершенность! «Ты же не хочешь на самом деле стать человеком». Как он может так говорить?!

Казалось, я пробыл в саду целую вечность, но в конце концов все-таки забрел обратно в дом. Он все еще сидел за столом и выглядел ужасно жалким и несчастным, а обращенный на меня взгляд был поистине душераздирающим.

– Послушай, – проговорил я, – я верю всего в две вещи. Первое. Ни один смертный не в силах отказаться от Темного Дара, если он знает, что это такое. И не надо напоминать, что Дэвид Тальбот мне отказывает. Дэвид – человек незаурядный. Второе. Убежден, что каждый из нас стал бы смертным, имей он такую возможность. Вот и вся моя доктрина – ничего больше.

Он устало отмахнулся, как будто соглашаясь, и откинулся в кресле. Под его весом дерево тихо заскрипело. Медлительно подняв правую руку, – совершенно не сознавая, насколько соблазнителен этот простой жест, – он провел пальцами по распущенным черным волосам.

Меня внезапно пронзило воспоминание о той ночи, когда я дал ему кровь, как в последний момент он начал спорить, уговаривать меня не делать этого, но потом уступил. Я все объяснил ему заранее – пока он еще оставался пьяным, мечущимся в лихорадке молодым плантатором; он был болен, лежал в постели, со спинки которой свисали четки. Но разве можно такое объяснить?! А он был так уверен, что хочет пойти за мной, так уверен, что в смертной жизни для него ничего не осталось... такой отчаявшийся, опаленный судьбой – и такой молодой!

Что он тогда знал? Читал ли он поэму Мильтона, слышал ли сонату Моцарта? Было ли ему знакомо имя Марка Аврелия? По всей вероятности, он решил бы, что это имя отлично подойдет для черного раба. Ах, эти дикие плантаторы-щеголи с рапирами и отделанными жемчугом пистолетами! Все же они ценили излишества. Сейчас, по прошествии многих лет, я это признаю.

Но ведь все это давно осталось для него в прошлом. Автор «Интервью с вампиром» – что за нелепое название! Я пытался успокоиться, я слишком любил его, чтобы не проявить терпение, не подождать, пока он заговорит снова. Ведь я создал его из человеческой плоти и крови, чтобы он стал моим сверхъестественным мучителем!

– Нельзя вот так, запросто, все исправить, – сказал он, оторвав меня от воспоминаний и возвратив обратно в пыльную комнату. Он намеренно смягчил голос, говорил почти умиротворяюще – или умоляюще. – Все гораздо сложнее. Нельзя поменяться телами со смертным человеком. Откровенно говоря, я даже не считаю, что это вообще возможно, но даже если я не прав...

Я не ответил. Но вопросы буквально вертелись у меня на языке: «А вдруг все-таки возможно? Что, если я снова смогу почувствовать, каково это – жить?»

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату