приступы кашля и насморк – настоящая каторга! А профилактика, Господи! Снимать эти гнусные штучки еще хуже, чем надевать! С чего я взял, что мне это нужно? Остальные преступления – когда они произошли? «Когда» важнее, чем «где».
Он опять уставился на меня, слишком потрясенный, чтобы отвечать. Моджо приглядывался к Дэвиду, словно оценивая, и дружелюбно лизнул ему руку розовым языком. Дэвид любовно потрепал его, но по- прежнему не сводил с меня глаз.
– Дэвид, – сказал я, снимая мокрые носки. – Поговори со мной. Другие преступления! Ты сказал, что Джеймс оставил хвост.
– Сверхъестественно, просто дикость какая-то, – потрясенно отозвался он. – У меня есть десяток фотографий этого лица. Но видеть внутри его тебя! О, такого я просто не мог себе представить. Абсолютно не мог.
– Когда этот демон совершил последнее нападение?
– А... Последний отчет поступил из Доминиканской Республики. Это было... дай-ка подумать... две ночи назад.
– Доминиканская Республика! Зачем бы его туда понесло?
– Именно это я и хотел бы выяснить. Перед этим он совершил нападение рядом с Бол-Харбор во Флориде. Оба раза – в кондоминиуме на одном из верхних этажей, и проник внутрь он, как и в Нью-Йорке, через стеклянную стену. На всех местах преступления переломана мебель; стенные сейфы вскрыты: пропали облигации, золото, драгоценности. В Нью-Йорке погиб один человек – разумеется, в трупе не осталось ни капли крови. Во Флориде – две обескровленные женщины, а в Санто-Доминго убита целая семья, но только отец обескровлен в классическом вампирском стиле.
– Он не контролирует свою силу. Он действует вслепую, как робот!
– Именно так я и подумал. Сначала меня насторожило сочетание тяги к разрушению и слепой силы. Он действует крайне неумело! И сами операции ужасно глупы. Но я никак не могу вычислить, почему для краж он выбрал именно эти места. – Он внезапно замолчал и почти застенчиво отвернулся.
Я осознал, что полностью разделся и стою перед ним голый, и это вызвало в нем странное стеснение, он едва ли не покраснел.
– Держи, сухие носки, – сказал он. – Ты ничего лучше не придумал, чем ходить в мокрой одежде?
Он, не глядя, бросил мне носки.
– Я вообще ни в чем особенно не разбираюсь, – ответил я. – Вот что я выяснил. Я понимаю, почему тебя интересует выбор места. Зачем ему совершать путешествие на Карибы, когда он мог навороваться досыта на окраинах Бостона или Нью-Йорка?
– Да. Если только холод не причиняет ему слишком большого неудобства. Но не знаю – так бывает?
– Нет. Он чувствует его не так остро. Все совсем по-другому.
Мне было приятно натягивать сухую рубашку и брюки. Они мне подошли, хотя были по-старомодному широковаты – не та облегающая дорогая одежда, которую предпочитает молодежь. Рубашка оказалась из плотной ткани, а твидовые брюки – со складкой, но в жилете было тепло и уютно.
– Ну вот, я не могу завязать галстук смертными пальцами, – заявил я. – Но зачем мне так наряжаться, Дэвид? Ты что, никогда не носишь ничего, как говорится, неформального? Боже мой, у нас такой вид, словно мы на похороны собрались. Зачем мне эта удавка на шее?
– Потому что без нее в твидовом костюме ты будешь похож на дурака, – рассеянно ответил он. – Давай я тебе помогу.
И опять, когда он приблизился ко мне, у него появился этот скованный взгляд. Я осознал, что он испытывает сильное влечение к этому телу. В старом теле я его удивлял; но это тело воспламеняло в нем страсть. И, изучив его поближе, почувствовав, как быстро его пальцы возятся с узлом галстука – настойчивые нажимы, – я понял, что и меня сильно влечет к нему.
Я вспомнил, сколько раз мне хотелось заключить его в объятия, медленно, ласково вонзить зубы ему в шею и выпить его кровь. А теперь я могу в своем роде получить его, не лишая жизни, – в простом сплетении человеческих конечностей, в любом сочетании интимных жестов и сладостных прикосновений, которые ему понравятся. И понравятся мне.
Эта мысль меня парализовала. По моей человеческой коже побежали мягкие мурашки. Я чувствовал с ним связь, связь, которую ощущал с бедной, злосчастной девушкой, которую я изнасиловал, с прогуливавшимися туристами в заснеженной столице, с моими братьями и сестрами, – связь, как с моей любимой Гретхен.
Это осознание оказалось настолько сильным – я был человеком, я был рядом с человеком, – что я внезапно испугался его, несмотря на всю его красоту. И понял, что страх был частью этой красоты.
О да, теперь я смертный, как и он. Я размял пальцы и медленно распрямил спину, давая мурашкам перерасти в глубокое эротическое ощущение.
Он резко отошел от меня, встревожившись, взял с кресла пиджак и помог мне его надеть.
– Ты должен рассказать мне все, что с тобой случилось, – сказал он. – А примерно через час мы получим известия из Лондона, в случае если этот подонок нападет снова.
Я потянулся к нему и положил свою слабую смертную руку ему на плечо, привлек его к себе и ласково поцеловал в щеку. Он опять отстранился.
– Прекрати эту ерунду, – сказал он, словно делал выговор ребенку. – Я хочу узнать обо всем. Да, ты позавтракал? Тебе нужен носовой платок. Держи.
– И как мы получим новости из Лондона?
– В гостиницу пришлют факс. А теперь пойдем, перекусим. Нам предстоит работать весь день, чтобы понять, что к чему.
– Если он еще жив, – вздохнул я. – Две ночи назад, в Санто-Доминго. Меня опять охватило черное, давящее отчаяние. Восхитительный и безнадежный эротический импульс грозил угаснуть.
Дэвид вынул из чемодана длинный шерстяной шарф и обернул его вокруг моей шеи.
– А разве сейчас нельзя позвонить в Лондон? – спросил я.
– Немного рановато, но я попробую.
Рядом с диваном он нашел телефон и минут пять оживленно разговаривал с человеком, находившимся по ту сторону океана. Пока никаких новостей.
Полицейские Нью-Йорка, Флориды и Санто-Доминго явно друг с другом не связывались, так как до сих пор между убийствами параллелей не проводилось.
Наконец он повесил трубку.
– Как только они получат информацию, ее перешлют по факсу в гостиницу. Может быть, пойдем туда? Я умираю от голода. Я прождал здесь всю ночь. Да, и собака. Что ты собираешься делать с этой потрясающей собакой?
– Он уже позавтракал. Ему понравится в саду на крыше. Ты очень стремишься уйти из квартиры, да? Почему бы нам просто вместе не пойти в постель? Я не понимаю.
– Ты серьезно?
Я пожал плечами.
– Конечно серьезно! – Эта простая возможность превращалась в мою навязчивую идею. Заняться любовью, пока больше ничего не произошло. На мой взгляд, великолепная, чудесная идея!
Он опять уставился на меня в похожем на транс молчании, которое сводило меня с ума.
– Ты же сознаешь, – сказал он, – что у тебя, безусловно, великолепное тело, не так ли? То есть ты не остаешься бесчувственным к тому, что тебя вложили в... в высшей степени привлекательный кусок молодой мужской плоти?
– Ты же помнишь, я внимательно осмотрел ее перед обменом. Почему же ты не хочешь...
– Ты уже был с женщиной, не так ли?
– Прекрати читать мои мысли. Это невежливо. К тому же какое это имеет значение?
– С женщиной, которую ты любил.
– Я всегда любил как мужчин, так и женщин.
– Это несколько иное определение слова «любовь». Послушай, сейчас это просто невозможно. Так
