она была маленькой девочкой. Интересовали ее и другие английские авторы - такое впечатление, что перед смертью она задалась целью познакомиться со всей классической литературой.
Мысль о том, что жена покидает его навсегда, приводила Дэниела Макинтайра в неописуемый ужас. В тот день, когда он узнал, что Мэри-Бет не суждено оправиться от болезни, Дэниел напился в стельку, и, по слухам, с тех самых пор его ни разу не видели трезвым.
По свидетельству Ричарда Ллуэллина, подтвержденному многими другими, в последние дни жизни Мэри-Бет Дэниел то и дело будил ее, дабы убедиться, что она еще жива. Семейное же предание говорит о бесконечном терпении, которое проявляла по отношению к мужу сама Мэри-Бет: она часто просила его полежать рядом и часами ласкала и утешала несчастного.
Как раз в то время Карлотта вернулась домой, чтобы быть рядом с матерью, и провела возле ее постели много бессонных ночей. Когда боль становилась настолько нестерпимой, что Мэри-Бет не в силах была даже читать, она просила делать это Карлотту, и та, по воспоминаниям членов семьи, полностью прочла матери 'Грозовой перевал' и некоторые главы из 'Джейн Эйр'.
Стелла тоже проявляла постоянную заботу: она перестала посещать вечеринки и старательно готовила еду для больной - хотя та, надо сказать, зачастую была настолько слаба, что не могла проглотить ни кусочка, - а в оставшееся время писала и звонила докторам по всему миру, прося у них совета и консультации относительно возможных методов лечения.
Внимательное прочтение скудного числа сохранившихся врачебных записей, касающихся болезни Мэри-Бет, показало, что еще до того, как был поставлен диагноз, рак успел дать обширные метастазы, однако она чувствовала себя хорошо и только в последние несколько месяцев испытывала поистине невыносимые страдания.
В полдень одиннадцатого сентября 1925 года Мэри-Бет потеряла сознание. Присутствовавший при этом священник вспоминал, что в тот же момент раздался очень сильный удар грома и дождь полил как из ведра. Стелла выбежала из комнаты матери, спустилась в библиотеку и стала обзванивать всех Мэйфейров, живших в Луизиане, и даже родственников в Нью-Йорке.
По свидетельствам священника, домашних слуг и соседей, первые члены семейного клана появились в особняке около четырех часов дня и еще в течение полусуток родня все прибывала и прибывала. Машины выстроились вдоль всей Первой улицы - от Сент-Чарльз-авеню до Честнат-стрит и от Вашингтон до Джексон-авеню.
Ливень не прекращался - он то слегка затихал на несколько часов, то вновь усиливался до проливного дождя. Следует упомянуть один весьма странный факт, который тем не менее для большинства прошел незамеченным: так поливало только в Садовом квартале, в то время как в других районах города было совершенно сухо.
Удивительно, но почти все новоорлеанские Мэйфейры приехали в плащах и с зонтиками, как будто ожидали, что будет буря.
Родственники заполонили весь дом - они расположились в гостиных и библиотеке, в холле и столовой, а некоторые даже сидели на ступенях лестницы, и слуги буквально сбились с ног, разнося кофе и бокалы с контрабандными европейскими винами.
В полночь завыл ветер. Огромные вековые дубы перед фасадом дома раскачивались так, что, казалось, еще немного, и начнут ломаться даже толстые, крепкие ветви. Листья густым дождем сыпались на землю.
В спальне Мэри-Бет яблоку негде было упасть - там собрались ее дети, а также многочисленные дальние и близкие родственники. Однако в комнате царила торжественная тишина, Карлотта и Стелла сидели на дальнем от двери конце кровати, а остальные посетители, передвигаясь бесшумно, на цыпочках, сменяли друг друга.
Дэниела Макинтайра нигде не было видно. Согласно семейной истории, еще до приезда родственников он 'упал в обморок' и теперь отлеживался в комнате Карлотты, располагавшейся во флигеле над конюшнями.
В час ночи дождь и ветер еще продолжали бушевать, но многие Мэйфейры с приличествующим случаю торжественно-траурным выражением на лицах еще толпились на галереях, а некоторые даже стояли под зонтиками на дорожке, ведущей к входу. Некоторые друзья семьи вынуждены были удовольствоваться лишь тем, что, подняв воротники и прикрыв головы газетами, постояли под сенью вековых дубов возле дома. А кое-кто так и остался сидеть в машинах, припаркованных в два ряда вдоль Честнат-стрит и Первой улицы.
По признанию лечащего врача, доктора Линдона Харта, примерно в тридцать пять минут второго он неожиданно испытал приступ головокружения, а в комнате в тот момент происходило 'нечто странное'.
Вот что он рассказал Ирвину Дандричу в 1929 году:
- Я понимал, что она уже почти мертва, и перестал щупать ей пульс. Мне казалось таким унизительным снова и снова подниматься в ее комнату только лишь затем, чтобы в который уже раз сообщить собравшимся, что Мэри-Бет еще не умерла. Как только родственники видели, что я направляюсь к ее постели, по дому пробегал взволнованный шепоток.
Вот почему я в конце концов отказался от этих походов и примерно около часа не двинулся с места - только наблюдал и ждал. Возле одра умирающей оставались только самые близкие, за исключением Кортланда и его сына Пирса, Она лежала, повернувшись лицом к Карлотте и Стелле, глаза были полуприкрыты. Карлотта держала мать за руку. Дышала Мэри-Бет тяжело, прерывисто. В последний раз я рискнул ввести ей очень большую дозу морфия.
И тут все это произошло. Возможно, я неожиданно уснул и дальнейшее мне лишь привиделось, однако в тот момент происходящее казалось вполне реальным. Рядом с кроватью возникли какие-то люди: немолодая женщина, которую я знал и в то же время понятия не имел, кто она, склонилась над Мэри-Бет; неподалеку стоял высокий пожилой джентльмен, чья внешность показалась мне смутно знакомой. Поверьте, эти люди действительно были там, и каждый из них обладал собственной индивидуальностью.
А потом молодой человек, очень бледный, в строгом, элегантном, но старомодном костюме, поцеловал Мэри-Бет в губы и закрыл ей глаза.
Я резко вскочил на ноги. Родственники в холле плакали, кто-то рыдал в голос, кто-то тихо всхлипывал. Кортланд тоже не мог сдержать слезы. А дождь за окном припустил с новой силой, и удары грома буквально оглушали. В свете ярко вспыхнувшей молнии я увидел лицо Стеллы - она смотрела прямо на меня и казалась такой несчастной, такой потерянной. Карлотта плакала. У меня не осталось никаких сомнений в том, что моя пациентка мертва. Обернувшись, я увидел, что глаза ее плотно закрыты.
Как объяснить случившееся, я до сих пор не знаю. Осмотрев Мэри-Бет, я подтвердил факт ее смерти всем присутствующим. Но они уже знали это и без моих слов. Все знали. Изо всех сил стараясь скрыть свое недоумение и смущение, я огляделся и только тут заметил маленькую Анту - она стояла в уголке, чуть позади матери, а рядом находился тот самый молодой человек. Не успел я и глазом моргнуть, как он исчез, причем столь неожиданно и внезапно, что я засомневался, действительно ли его видел.
Тем не менее он там был, и вот на чем основывается моя уверенность: кроме меня, его видел еще один человек - Пирс Мэйфейр, сын Кортланда. Сразу после исчезновения таинственного незнакомца я повернулся к Пирсу и обратил внимание, что его глаза устремлены в одну точку - именно туда, где только что стоял странный молодой человек, а теперь осталась в одиночестве маленькая Анта. Пирс перевел взгляд на меня и поспешил сделать вид, что ничего необычного не произошло. Однако я точно знал, что он видел этого посетителя.
Исчезли и немолодая женщина, и высокий пожилой джентльмен. А знаете, кем, по моему мнению, он был? Это был Джулиен Мэйфейр, вот кто! Мне не довелось с ним когда-либо встречаться, но на стене холла, прямо напротив двери в библиотеку, висел его портрет.
Откровенно говоря, присутствовавшие в комнате покойницы уже перестали обращать на меня внимание. У них появились иные заботы. Горничные готовили Мэри-Бет к последнему прощанию, умывали и причесывали ее; кто-то зажигал свечи... А ливень за стенами особняка не утихал, и потоки воды струились по оконным стеклам...
Следующий момент, оставшийся у меня в памяти, это длинная очередь родственников на ступенях лестницы - мне стоило большого труда пробиться сквозь них, чтобы спуститься вниз и встретиться в библиотеке с отцом Маккензи. Пока я заполнял бланк свидетельства о смерти, отец Маккензи сидел на
