-- Я умру, когда Богу будет угодно.
Потом около часа мы сидели в столовой. По просьбе отца я читала Евангелие от Иоанна: 'В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог...' И отец толковал: 'И Слово было плотию и обитало с нами'.
Часы в прихожей пробили десять. Отец поцеловал Варю, потом меня, пожелал доброй ночи, потом отослал нас спать. Они с Катей поговорили еще, вспомнили о прежней жизни в Покровском, о купаниях и рыбалке на Туре, о хозяйстве.
Я не могла уснуть. Меня заполнял страх. Когда часы пробили одиннадцать, Катя тоже легла спать. Вскоре дом погрузился в тишину, нарушаемую тиканьем часов, отсчитывающих последний час жизни моего отца в доме номер 64 по Гороховой улице.
В назначенный час отец вышел из дома. Его ждал присланный Юсуповым автомобиль.
Круг замкнулся
Теперь никто из нас уже не мог помочь отцу.
Круг замкнулся.
У каждого из заговорщиков были свои, особые причины ненавидеть отца.
О Феликсе Юсупове, Михаиле Владимировиче Род-зянко, великой княгине Елизавете Федоровне, вдовствующей императрице Марии Федоровне сказано уже достаточно. Добавлю только, что, очевидно, заговорщики все-таки понимали бессовестность и беззаконность своих намерений, и чтобы придать им видимость порядочности и патриотичности, Родзянко, например, всячески распространял слухи о 'расположенности царя избавиться от Распутина'. Об этом свидетельствует Бьюкенен.
Что же касается остальных...
Великий князь Дмитрий Павлович был целиком порабощен Феликсом и пошел бы на любое преступление, чтобы угодить ему.
Капитан Иван Сухотин, такой же порочный, как Дмитрий и Феликс, видел в убийстве очередную пикантную авантюру. Кроме того, ему льстило, что его, невысокородного, позвали в компанию аристократов.
Владимир Митрофанович Пуришкевич принадлежал к числу самых влиятельных членов Думы. Феликс отвел ему интересную роль. Именно Пуришкевич, известный своей невоздержанностью и прямо истеричностью, должен был придать всему предприятию оттенок безумного порыва, за какой и судить-то нельзя. К тому же участие Пуришкевича, едва ли не каждый день выступавшего с думской трибуны с обличениями императорского дома и Распутина, способно было отвести подозрения в присутствии сугубо личных мотивов у заговорщиков.
Доктор Станислас Лазоверт -- служил хирургом в санитарном поезде под командованием Пуришкевича. Он стремился угодить начальнику. Именно ему было поручено приготовить яд, чтобы отравить отца. (Много лет спустя до меня доходили слухи о том, что Лазоверт -- не простой исполнитель, а ни мало ни много -- английский шпион, имевший в этом деле свой интерес.)
Как бы там ни было, все они собрались ради одного -- убийства.
Глава 29 УБИЙСТВО
Декорации -- Как это было -- Розыски -- -- Вокруг убийства -- Письмо с того света
Декорации
О том, что происходило в доме Юсупова, мне известно от человека, имя которого я не решаюсь открыть и теперь.
Феликс тщательно продумал декорации предстоящего спектакля. Он мнил себя великим эстетом и даже в мелочах старался придать самому гнусному делу внешний лоск. В своем дворце на Мойке он переоборудовал винный погреб -соорудив из него роскошную комнату. (Погреб -- чтобы крики обреченного не могли достигнуть посторонних ушей!)
Сводчатый потолок, арки, старинная мебель, персидские ковры, бесценная посуда, кубки, скульптуры -- все это должно было, по его мысли, подавить Распутина, дать ему почувствовать, в каком высокородном доме его принимают. Столетия рода Юсуповых-- Сумароковых-- Эльстонов должны были взирать на отца отовсюду, указывая на его малость и ничтожество.
На одном из буфетов, недалеко от камина, Феликс положил древнее распятие из хрусталя, отделанное серебром.
Остальные заговорщики должны были разместиться до подачи условного знака над погребом, в кабинете, также специально оборудованном для этого случая.
Как это было
Феликс проводил гостя вниз по лестнице, в салон. Отец удивился, почему не идут сразу к больной. Сверху доносились звуки граммофона, голоса. Князь объяснил, что у жены вечеринка и скоро она сама спустится. Отец удивился:
-- А как же голова?
Князь неопределенно махнул рукой.
Комната выглядела так, будто ее только что покинули ужинавшие. На шахматном столике -- неоконченная партия.
Сняв шубу, отец подошел к камину, опустился на один из стоящих рядом больших диванов лицом к яркому пламени.
Князь предложил стакан портвейна -- уже отравленного. (Отравлены были также и пирожные, приготовленные для отца.)
Отец отказался. Юсупов, извинившись, вышел -- будто бы за тем, чтобы отдать распоряжения прислуге.
Феликса не было долго. Отец решил подняться наверх. В этот момент Юсупов появился с бутылкой мадеры в руках.
Феликс сказал, оправдываясь, что жена слишком увлечена гостями и придется еще подождать.
Выпив вина, тоже отравленного, отец пожаловался на странное ощущение -будто бы жжение в горле и затрудненность дыхания.
-- Устал, -- вздохнул он.
Феликс продолжал подливать вино. Он заметно нервничал.
Просидев в молчании еще какое-то время, отец собрался уходить:
-- Видно, я не нужен.
Феликс вяло стал упрашивать остаться. Вдруг он с какой-то странной решимостью схватил отца за локоть. Но, словно обжегшись, отдернул руку.
-- Подожди, еще хотя бы минуту. Я сейчас, -- Фе
ликс бросился к лестнице.
Наверху ждали сообщники.
Яд почему-то не действовал. План мог сорваться. Дмитрий дал Феликсу револьвер. Юсупов вернулся, увидел, что отец держит в руках хрустальное распятие, сказал:
-- Правильно. Помолись!
Отец обернулся. Он знал, что ловушка захлопнулась.
Тем временем Лазоверт и Дмитрий спустились в комнату. Следом -Сухотин и Пуришкевич.
Яд стал оказывать действие. Отец впал в беспамятство.
Словно в помешательстве заговорщики накинулись на отца. Били, пинали и топтали неподвижное тело.
Кто-то выхватил кинжал.
Отца оскопили.
Возможно, это и не было помешательством. Ведь все заговорщики, кроме Пуришкевича, -- гомосексуалисты. И то был, скорее всего, ритуал. Они думали, что не просто убивали Распутина. Они думали, что лишают его главной силы. Так и не поняв, что сила отца была в другом. Для них за пределами плоти любви не существовало.
Убийцы решили, что отец мертв. Но тут тело шевельнулось. Одно веко задрожало и приподнялось. В следующую секунду открылись оба глаза.
-- Он жив, жив! -- вскрикнул Феликс и импульсив
но склонился над жертвой.
Отец схватил Феликса за плечи и сжал их.
