-- Решай, -- ответил Милетий.
Доехали до деревни.
Дома -- родители, жена, трое маленьких детей. Что делать? Мука мученическая, да и только.
Отец говорил, что он тогда явственно услышал слова из Евангелия от св. Луки: 'Еще другой сказал: я пойду за Тобою, Господи! но прежде позволь мне проститься с домашними моими.
Но Иисус сказал ему: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царствия Божия'.
Решение оставить дом далось отцу нелегко. Но ослушаться -- еще тяжелее.
Простояв ночь на коленях перед иконой Казанской Божьей Матери, отец сказал себе:
-- Иду.
Моя бедная мама видела, что с отцом что-то творится. Но понять ничего не могла. Первое, что пришло в голову -- отец разлюбил ее.
Отец не делился с женой мыслями. Да и не принято было говорить с женщинами о чем-то, кроме хозяйства и детей. Поэтому когда он все-таки заговорил с ней о том, что намерен идти в монастырь, она от неожиданности онемела. Она ждала каких угодно слов, только не этих.
Сказала:
-- Поторопись.
Об этом мне рассказала сама мама в один из приездов в Петербург к нам с отцом. Я, совсем девочка, тогда была уверена, что мама рассказывает мне об этом, чтобы показать -- она разделяла стремления отца.
Мама была доброй женщиной, очень терпеливой. Она всегда уважала отца, сносила все тяготы, связанные как с жизнью вместе с ним, так и с разлукой.
Когда я стала взрослой настолько, чтобы видеть кроме своих представлений и все в действительности происходящее вокруг, поняла -- мама хотела сказать, как ей было трудно отпускать отца. Наверное, она не поверила ему, не могла поверить. Она сказала: 'Поторопись', чтобы не тянуть объяснение, от которого не ждала ничего хорошего. Никаких сантиментов. Она оставалась одна с тремя детьми на руках, а здоровый мужчина, ее муж, уходил. Какая разница, куда?
Новая тварь
Как к месту у князя Жевахова пришлись слова апостола Павла: 'Древнее прошло, теперь все новое'... Но когда речь заходит о моем отце, предметом обсуждений становилось непременно старое, а новое будто теряется или не имеет значения.
В заметках об отце, ставших теперь известными, да и в тех, которые передаются устно, обрастая попутно небылицами, это особенно видно.
Вот Ковалевский. Беру его, потому что он все-таки сдержаннее других: 'Прежде его обычным занятием были пьянство, дебош, драки, отборная ругань. Бывало, едет он за хлебом или за сеном в Тюмень, возвращается домой без денег, пьяный, избитый и часто без лошадей.Такая жизнь продолжалась до тридцати лет. Все это время среди односельчан он слыл за пьяного, развратного человека.
Перемена с ним произошла внезапно. Он вдруг резко изменил свое поведение. Сделался набожным, кротким, перестал пить, курить, начал бродить по монастырям и святым местам'.
Не спорю -- и пьянки, и ругань, и драки. Но только одно слово -'обычно' -- и картина вырисовывается мерзостная. А что было рядом с этим? Да и плохое -- было ли оно совершенно таким, каким его изображают?
Отец написал в 'Житии...': 'Все следят за тем, кто ищет спасения, как за каким-нибудь разбойником, и все стремятся его осмеять'.
Дьявол таится за левым плечом каждого. Ему оскорбителен образ Божий в лице человека. Охаять его -- радость. Сделать хоть в глазах других дурным, дурнее, чем на самом деле -- вечная цель.
У Ковыля-Бобыля читаем: 'Начался новый период Распутинской жизни, который можно бы назвать переходным и подготовительным к будущим его успехам. Григорий мало-помалу стал отставать от пьянства и сквернословия. Как определяют это состояние его близкие, он 'остепенился' и 'задумался'. Вместе с тем он стал заботиться о некотором благообразии: начал умываться, носить более приличную одежду и пр. Во время молотьбы, когда домашние смеялись над ним за его святость, он воткнул вилы в ворох сена и, как был, пошел по святым местам. С этим временем совпадают его хождения с кружкой для сбора пожертвований для построения храма и усиленные посещения монастырей и всяческих святых мест. Односельчане изумлялись и не верили в искренность его, в это время в самые отдаленные монастыри он ходил пешком и босой. Питался скудно, часто голодал, по прибытии в монастыри постился и всячески изнурял себя. Вполне точные сведения говорят, что он в то время носил тяжелые вериги, оставившие на его теле заметные рубцы.
Он водится с юродивыми, блаженненькими, всякими Божьими людьми, слушает их беседы, вникает во вкус духовных подвигов.
Особенно долго живет Григорий в Верхотурском монастыре Екатеринбургской епархии. Здесь он вошел в близкие отношения со старцами и, по его словам, многому научился'.
Здесь замечу только относительно вериг, которые отец носил какое-то время, а потом прекратил, хотя иногда и прибегал к действиям такого рода. Отец говорил: 'С Богом никак не сговоришься'. Ношение вериг и другие подобные способы умерщвления плоти он как раз и называл 'сговором с Богом'. Но повторял: 'Конечно, кому как дано, тот так и спасается'.
Монастырские распри
Монастырь в Верхотурье представлял собой нагромождение камней, окруженное массивной каменной же стеной. На монастырских землях работали монахи-трудники.
Отца после недолгих расспросов приняли послушником. Отец оказался упорным и в поле, и в учении.
Его набожность обратила на себя внимание старших братьев-монахов. Один из них, видя старание послушника, рассказал ему о старце Макарии, живущем в лесу неподалеку от монастыря. Подсказал отправиться к нему 'за умом', но отец чувствовал, что пока не готов к встрече.
В самом же монастыре единства и стройности в мыслях не было. Одни придерживались жесткого традиционного взгляда на православные догмы. В большинстве своем это были старые монахи, их за глаза называли староверами. Другие были настроены, как им казалось, свободнее. Правыми себя считали, разумеется, и те, и другие. Споры между враждующими лагерями начинались, как правило, вполне благостно, а заканчивались, тоже как правило, рукоприкладством.
Кроме того, и в вопросах нравственности не все монахи соответствовали своему положению. Порок, гуляющий по мужским монастырям, не обошел и Верхотурье.
Но даже не это все повергало отца в отчаяние. И уж, конечно, не холодная и сырая келья с маленьким окошком под самым сводом, которое пропускает больше холода, чем солнечного света, не узкая деревянная ле
жанка без матраца, не шаткий стул и не менее шаткий стол и не холодный каменный пол.
Он не находил в монастыре главного, ради чего и пришел туда.
Только когда понял, что помощи ждать в монастыре не от кого, отправился к старцу Макарию.
Сам старец -- интереснейший тип. В молодости был мотом, спустил отцовское наследство. А в один прекрасный день проснулся, преисполненный отвращения к земным радостям.
Следуя завету Христа: 'Если хочешь быть совершенным, пойди и продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною', Макарий так и поступил. Когда желания плоти слишком донимали его, умерщвлял ее жестокими самоистязаниями.
Наконец он пришел к полной душевной безмятежности. Жил в лесу и наставлял тех, кто приходил к нему.
Отец множество раз передавал свой разговор со старцем. Раз от раза дополняя его какими-то деталями, кажущимися ему особенно важными в настоящий момент.
Перескажу так, как мне запомнилось.
Отец спросил у Макария, как ему узнать волю Господа.
Старец ответил:
-- Ты должен молиться Ему.
Отец:
