свои склоны.
По дороге в Премри позади нищей старой хижины - поле, округлое, как половинка яблока. Хлеб только что сжали. Ничего не видно: но угадывается нечто прекрасное. Я толкнул калитку и поднялся до середины поля. Всего несколько шагов, но сразу ослепляет. Это красиво, все в движении, и шумит, как море.
Какого-нибудь коммивояжера все это не интересует. Он покупает почтовые открытки, где в стихах изложены легенды о Сен-Соже, обычно просто идиотские. Только поэт или святой должен обитать в этом домишке; а живет здесь старуха, думающая свои грустные думы. Я мог бы добавить, что она слепая, но это был бы слишком дешевый эффект.
Здесь, вокруг Сен-Сожа еще двадцать таких же пригорков.
Маринетта готова пуститься в путь с мешком за плечами. Нас обгоняют две прелестные дамы. Красивая женщина кажется еще красивее на фоне пейзажа, который ей к лицу. Куда они направляются? В какой- нибудь замок? Что у них на душе? О Природа, сделай так, чтобы они не болтали глупостей.
Нас, людей обыкновенных, то есть почти всех людей, этот великий, чуть ли не мучительный трепет лишь волнует, а из груди гениев он исторгает великолепнейшие, ламартиновские возгласы...
Наглухо закрытый дом. Стена. Ни души, если не считать собаки, взгромоздившейся на стену. По вопросу о найме обращаться к собаке. Она вас и примет.
* Убежден, что я, ленивец, умру в глубокой старости и разовью к концу жизни лихорадочную деятельность.
* Наблюдать природу - да, согласен, но хранить при этом спокойствие, как охотник на тяге. Вещи боязливы. Наше волнение смущает природу. Маленькая вспышка нашего дурного настроения ее страшит. Достаточно слишком пристального взгляда, и жизнь замирает.
4 октября. До сих пор говорили о крестьянах, только когда хотели рассказать что-нибудь забавное. Теперь - хватит смеяться! Надо приглядеться к ним повнимательней, до самых глубин их несчастной жизни. Здесь нет места смеху.
* Хромая женщина, - кажется, что при каждом шаге она попадает в лужу.
6 октября. По поводу самых классических описаний мы можем сказать: 'Нынче пишут и получше'.
* Я страстно люблю французский язык, я верю всему, что нам говорит грамматика, и я упиваюсь исключениями, неправильностями нашего языка.
8 октября. Автомобиль живет кровью животных, встречающихся на дороге, особенно кур. Каждые пятьдесят километров подавай ему курицу.
* Эта молодая особа уже проявила достаточно таланта. Она будет еще талантливее, если похорошеет.
9 октября. На рынке в Корбиньи я охотно ношу за Маринеттой сумку, полную капусты, шпината и салата, потому что я кавалер... ордена Почетного легиона.
10 октября. Капюсу все-таки трудно будет сохраниться в памяти потомства. Потомство чувствительно к стилю.
* Глазунья: все эти маленькие солнышки на сковороде.
* Толстяк несет свой живот как духовой инструмент.
13 октября. Взбешен потому, что его жена больна и ему приходится самому себя обслуживать; когда у него справляются о здоровье жены, он удивленно смотрит на спрашивающего, - кажется, будто он с нею даже незнаком.
14 октября. Публичный аукцион. Следовало бы устроить аукцион при жизни его матери и отдать ей вырученные за этот скарб гроши...
15 октября. Научное и художественное общество в Кламси. Нолэн, приехавший в своем драндулете, знакомит меня с другими. Самый старый член общества, с академической розеткой, весельчак, спрашивает:
- Как поживает Рыжик? Сейчас он скажет:
- Раз среди нас есть водевилист и юморист, можно будет посмеяться...
17 октября. Невезение весьма досадная штука, но в везении есть что-то унизительное.
19 октября. Счастье - это значит быть счастливым; это не значит стараться уверить других, что ты счастлив.
* Ренан, пожалуй, сильнее всех людей любил бога. Иной раз его чувственность благовоспитанного старого монаха меня бесит.
* Старье! Старые письма, старая одежда, старые вещи, от которых не можешь отделаться. Как хорошо понимает Природа, что каждый год она должна заново менять листья, цветы, плоды и овощи и пускать на удобрение воспоминания прошлых лет!
23 октября. Следовало бы вести учетные карточки, отражающие их нищету. Все они нищие, но в разной степени.
Тополя осенью: два-три ряда свечей, которые не зажигаются ни днем, ни ночью.
3 ноября. Я более способен к добрым делам, нежели к добрым чувствам...
Верить в деревню - это значит ограничивать свою жизнь; это значит приписывать ей смысл, а смысла она не имеет. Пожалуй, просто глупо воображать, что мы по тем или иным причинам должны жить здесь, а не где-нибудь в другом месте. Продолжать дело наших отцов? Но какое? Они сами этого не знали. Лист прикреплен к ветке, и этой привязи ему вполне достаточно. Мозг - кочевник. Это не 'малая родина'. Это вынужденный приют бегства. Быть невесть где, никогда не чувствовать себя ни к чему прикованным, так, словно в некоей точке вселенной для нас отведено особое место. Так не будем же поддаваться гордыне! При первом же проблеске прозорливости мы увидим, что обманываем себя, и проникнемся глубокой жалостью к самим себе.
Не быть человеком, который смотрит на свою деревню через лупу.
Не будем забывать, что этот мир не имеет никакого смысла.
4 ноября. Филипп в отчаянии, что мы уезжаем. Он рассчитывал удержать нас до конца месяца.
* Позже, когда я узнаю множество вещей, все, что я могу и должен узнать, я проведу последние четыре-пять лет моей жизни как школьный учитель: буду учить своих односельчан тому, что им неизвестно.
5 ноября. Куда деваются все непролитые слезы?
9 ноября. Ворон в лазури кивает крылом.
* Я владелец прекрасного окна, выходящего на природу.
19 ноября. Таде Натансон мне говорит:
- Один господин хочет переложить на музыку кое-что из ваших 'Естественных историй'. Он из передовых музыкантов, на него возлагают большие надежды, и Дебюсси для него уже старье. Ну, как вы на это смотрите?
- Никак.
- Но вы все-таки тронуты?
- Ничуть.
- Что ему передать от вашего имени?
- Все, что вам будет угодно. Поблагодарите его.
- А вам не хочется послушать его музыку?
- Ох, нет, увольте.
22 ноября. Все люди видят приблизительно одни и те же вещи, но лишь художник умеет воссоздать их в памяти.
* Друзья, которых очень любишь и о которых никогда не вспоминаешь.
* Я не слишком тороплюсь увидеть будущее общество; сегодняшнее благоприятствует писателю. Его уродства, несправедливости, пороки и глупость дают пищу наблюдениям писателя. Чем лучше будут становиться люди, тем приторнее будет человек.
* Капюс приезжает на своем автомобиле, еще более огромном, чем у Гитри, если даже не считать разницы в их телосложении. Он во фраке и едет обедать в гости.
- У меня довольно нелепый костюм, - говорит он. - Сейчас сниму пальто и покажусь вам.
- А у кого ты обедаешь?
- У... у... Забыл... У каких-то Уссэ. Там будет бридж. Еду, чтобы поиграть.
