ветки полусухих, лишенных листьев кустов, торчащие из него, напоминали костлявые лапы-руки нежити, готовые схватить и уничтожить любого. За урочищем начинались Дикие Леса, мир смерти.
Еще не поздно было повернуть назад и попытаться спастись другим путем, но отступать Велесу было некуда. Стена дубов расступилась перед изгнанником и сомкнулась за его спиной, отделяя его от внешнего мира.
Не первый день продолжался его путь по Диким Лесам. Конь с расчетливой осторожностью ступал по твердой земле, усеянной толстым ковром слипшихся от времени, опавших листьев и мелких веточек. Толстые стволы деревьев почти не оставляли никакого просвета между собой, образуя такой плотный покров, что сквозь него не просачивалось к земле ни капли солнечного света, ни дождя. Узловатые корни деревьев оплетали камни. Казалось, что это огромные пещеры, низкие своды которых поддерживаются колоннами старых стволов. Это был мир, где дерево превращалось от времени в камень, а камень становился деревом. Неизвестно, какие бури должны прошуметь, какие катаклизмы должны сотрясти землю, чтобы исчез этот первозданный лес. Он появился здесь за века до того, как родился Велес, и должен был исчезнуть через века после его смерти.
Лес на первый взгляд выглядел мертвым, но на самом деле он был жив и полон жизни. И эта жизнь чуяла Велеса и шла по его пятам.
Изгнанник знал это. Тишину леса время от времени нарушали далекие протяжные голоса — какие-то звери двигались позади и по бокам от него, перекликаясь унылыми голосами: плачем и воем, наводящим тоску. Останавливаясь на привал, Велес видел поблизости силуэты тварей, напоминающих то поджарых крупных волков, то мелких лисиц, то огромных ящериц. Порой прямо перед мордой его коня садилась большая птица, но тут же улетала, хлопая крыльями, прежде чем ее удавалось как следует рассмотреть. Твари боялись всадника, чуя его нечеловеческую природу, и близко не подходили, однако продолжали странное преследование.
В темноте Дикого Леса нельзя было различить смены дня и ночи, а потому Велес не знал, как давно они вышли на его след и по чьему приказу идут за ним. Он не знал, что привлекает их больше всего — то ли его конь и он сам, то ли туша какого-то зверя, которого он ухитрился добыть в самом начале пути. Разделанная, она висела на задней луке седла, будоража нюх обитателей Леса.
Костер похрустывал ветками. Полупрозрачный дым клубами поднимался к переплетенным веткам и уходил в сторону, растворяясь в темноте. Жеребец жался к одному из толстых стволов, гораздо лучше хозяина чуя бродящих во мраке тварей.
Велес сидел на выступающем корне и не отрываясь смотрел на огонь. Он уже давно понял, что заплутал, но никак не мог решить, в какую сторону отправиться.
Его постоянная «свита» бродила поблизости, и он мог слышать легкий шорох и иногда тяжелое дыхание, когда кто-то из зверей, осмелев, подкрадывался совсем близко. Тихое завывание и визги тварей давно уже стали привычным фоном, далеко и четко слышимым в тишине.
Неожиданно мрак вечной ночи расколол многоголосый шум и рев. Жеребец завизжал, ссаживаясь назад и не зная, куда бежать. Велес вскочил на ноги. Ему показалось, что мир лишился рассудка. Быстрым движением он выхватил меч и крутнулся на пятках, в любую минуту ожидая нападения.
Вой приближался, разрастаясь. Казалось, все волки мира собрались вокруг поляны и теперь шли на приступ, подбадривая себя нескончаемыми воплями.
Вдруг вой стих так же внезапно, как и начался. Ничего не понимавший Велес осторожно оглядывался и не сразу в наступившей, почти мертвой тишине расслышал приближавшиеся новые звуки, напоминавшие нежный перезвон колокольчиков и журчание ручейка. Внезапно до его слуха донесся легкий перецок копыт — какая-то лошадь или олень несся прямо в его сторону.
Завывания продолжались, но где-то вдалеке, и Велес подумал, что волки учуяли и погнали другую жертву, а он здесь ни при чем. Но не успел он обернуться, как перед ним из чащи возникла высокая тонконогая белая лошадь с развевающейся гривой. Она вылетела на свет костра внезапно и замерла как статуя, клоня вниз маленькую головку на красивой шее.
И жеребец, и Велес с одинаковым изумлением уставились на неожиданную гостью. Но еще больше изгнанника поразила не лошадь, а всадница. На спине лошади, боком, опираясь о круп руками и поджав босые ножки, сидела юная девушка, почти ребенок.
Она была в длинной рубахе без рукавов, окрашенной соком травы. Подол был чуть надорван, позволяя видеть исцарапанные ножки. Лохматая светлая коса девушки свешивалась на маленькую грудку. На ее детском личике горели большие светлые глаза. Девочка с недетской твердостью окинула взглядом поляну и остановила взгляд на Велесе. Под ее взглядом он почувствовал слабость. Опустив меч, он сделал попытку шагнуть к девочке, но остановился, удержанный взором ее глаз — настолько чужим и холодным он был. Сквозь эту холодность и отчужденность не сразу пробился слабый огонек любопытства.
Маленькие губки девочки чуть дрогнули — она хотела что-то сказать, но раздумала. Поерзав на спине лошади, она протянула руку, пошевелила пальцами, и кобыла ее легкой тенью растворилась в лесу. Ничто не шевельнулось на поляне — даже костер не дрогнул, когда через него перелетела белая лошадь.
Велес долго еще потом раздумывал и спрашивал себя — не померещилось ли ему это странное видение.
Густой первозданный лес внезапно расступился, отхлынув в стороны и открывая большую поляну. Окружавшие ее дубы образовали ровный и довольно просторный круг — их протянутые к середине ветки не могли переплестись в потолок, как в других местах, и днем сюда заглядывало солнце.
В самой середине поляны на небольшой насыпи возвышался огромный древний дуб, вольно расправивший сучья. Вершина его, казалось, поднималась выше крон девственного леса — не случайно остальные деревья не осмеливались расти поблизости. Половина сучьев его была сухая. Лишенные коры, они торчали в разные стороны, словно руки слепца.
Под каждым суком был врыт в землю деревянный столб, сверху донизу покрытый стершимися от времени знаками. Вокруг каждого столба земля была покрыта слоем золы и пепла, а снизу они почернели и обуглились. Точно такие же следы кострищ тянулись по краю поляны.
На голых сучьях качалось несколько трупов — людей, волков, медведей, даже какая-то птица. Все тела давным-давно высохли и наполовину истлели. Кости с трудом скреплялись между собой темной подсохшей кожей и остатками плоти.
Мрак, окружавший поляну, стал понемногу рассеиваться — то тут, тот там в чаще леса замелькали огоньки, приближавшиеся к дубу со всех сторон. Но это не были глаза хищников — по мере того как они подходили, становилось ясно, что это факелы, которые несут люди.
Двигаясь совершенно бесшумно, высокие сгорбленные фигуры в плащах, скрывавших головы и руки, перепоясанные полосками шкур, медленно выходили на поляну. Ступая легко, словно тени, они заполняли ее всю. Среди них стали попадаться и другие люди — воины, одетые в шкуры и выделанные кожи, вооруженные дубинами, копьями и грубо сработанными бронзовыми мечами. Некоторые несли живую дичь, вязанки хвороста, другие тащили пленников — те были крепко связаны сыромятными ремнями так, что не могли пошевелить и пальцем. В основном это были мужчины, но мелькнуло и несколько женских лиц.
Все воины были как на подбор — среднего роста, широкоплечие, кряжистые, со взлохмаченными светлыми волосами, заросшие бородами по самые глаза. Повинуясь незаметным взглядам и знакам людей с факелами, они по одному подходили к столбам и складывали свою ношу на землю. Те, кто несли хворост, оставались на месте, прочие отступали к краю поляны, подняв оружие. Пленников сносили к дубу и вповалку складывали на землю у его корней.
По краю поляны, куда отошли воины, один за другим загорались костры. Поляна оказалась словно в огненно-дымовом кольце, и тогда сгорбленные фигуры с факелами наконец ожили. Не поднимая голов и не глядя по сторонам, они плавно выстроились в цепь и двинулись кольцом в обход дуба, мерно притопывая ногами на каждый третий шаг. Замершие у кольца огня воины во все глаза жадно смотрели на действо. Двигаясь сонно, как зачарованные, они вдруг начали бить концами копий по земле, создавая мерный глухой ритм, сливавшийся с ритмом шагов людей под дубом. Те успели сделать два полных круга, прежде чем откуда-то зазвучала странная песня, исполняемая тихими гнусавыми голосами:
