- Действительно, просто дышать нечем. Собирается сильная гроза.
- Нет, только не это, я боюсь грозы! Словно в ненастье негде укрыться, негде спрятаться от бури, и так страшно бывает...
- Вас когда-нибудь заставала гроза, матушка? - улыбнулся Аре.
- Нет, но никогда не знаешь, что с тобой произойдет в будущем.
- Уверяю вас, что в Линде-аллее совершенно безопасно. Тогда как Гростенсхольм стоит на более высоком месте.
- Будем надеяться, что с ними ничего не случится, - все с тем же испугом проговорила Силье.
- Конечно, - незаметно улыбнулся Аре. Мать была так наивна в своем страхе перед явлениями природы. И это несмотря на весь свой жизненный опыт, знания и мудрость. Ее страх был умилителен.
Было немного непривычно думать о том, что его племянница скоро станет матерью. Как же быстро мчатся годы!
Сам Аре ничуть не изменился. Он был все таким же спокойным, мирным и надежным в свои тридцать пять лет. Он радовался своим сыновьям и Мете, хотя она иногда и раздражала его своей бестолковостью. А также тем, что слишком много хлопотала по хозяйству. Но она всегда была верна ему, и было таким счастьем возвращаться домой после тяжелого дня.
На старшего сына Тарье отец всегда взирал с изумлением. Он никак не мог взять в толк, как это они произвели на свет столь умное и рано созревшее создание. Тарье был гораздо больше любимчиком дедушки Тенгеля, чем своих родителей.
- Ты не подашь мне шаль, Аре? - попросила Силье. - Что-то разболелись у меня суставы сегодня. Будет гроза, непременно.
- Да, ревматизм не дает покоя, - согласился Аре, который тем не менее один из немногих догадывался, что болезнь матери намного серьезнее, чем простой ревматизм.
Тенгель ничем не мог ей помочь. Он боялся оперировать, подозревая, что это только ускорит смерть жены. Ему оставалось лишь бессильно следить за тем, как болезнь развивается все дальше и дальше: и каждый день он просыпался с надеждой на чудо.
Силье натянула на себя шаль. Она была поглощена мыслями о происходящем в Гростенсхольме.
Накануне она разговаривала с Ирьей.
- Я слышала, что Лив и Суннива попросили тебя присутствовать при родах? - полюбопытствовала Силье. - Как ты справишься?
Ирья помедлила, прежде чем ответить.
- Сказать вам об одной тайне, госпожа Силье? Вчера я повстречала одного парня из хутора Хелле. И он... спросил меня, не может ли он посвататься ко мне. Вы понимаете, что это значит для меня?
- Конечно же, - улыбнулась девушке Силье. - Ко мне тоже сватались в ранней молодости... И что же ты ответила?
- Для меня это было так внезапно. И я сказала, что должна подумать. Он был очень мил.
Все сказанное от начала до конца было ложью. Все это Ирья придумала. Но она понимала, что госпожа Силье беспокоится о ней, и ей не хотелось волновать ее понапрасну: ведь Силье была очень больна.
- Но ты все равно придешь, чтобы помочь? - все продолжала спрашивать Силье.
- Конечно, хотя мне больно видеть Таральда. Но я думаю, что я уже преодолела свои чувства к нему. Поэтому я пообещала Сунниве, что приду.
- Как ты добра, моя девочка! Суннива очень нуждается в твоей помощи, поверь мне.
Да, Ирья знала об этом. Правда, иногда ей казалось, что Суннива догадывается о ее любви к Таральду: иногда она жестоко ранила Ирью тем, что пыталась слишком явно показать девушке, как она счастлива в замужестве, или же старалась унизить Ирью в присутствии Таральда. Но Ирья все никак не верила, что Суннива может быть злой по натуре.
Она была просто бездумной.
А как же быть с любовью Ирьи к Таральду? Во всяком случае, она была не смертельной. Ирья ненавидела себя за это чувство, но не пыталась избавиться от него.
Над Гростенсхольмом сгустились сумерки. Они были темнее, чем обычно, зловещие из-за ненастья на дворе. Разразилась буря.
Лив находилась в комнате, где лежала Суннива, и постоянно возвращалась в мыслях к высокой башне усадьбы, которая будто нарочно была подставлена под удары молнии. Даг и Таральд, которые тоже были здесь, с тревогой думали о разразившейся буре.
Они все неимоверно устали, отдежурив у постели Суннивы целый день. И больше всех устала, конечно же, сама Суннива Из ее воспаленных глаз непроизвольно катились слезы, она выдохлась от тяжелых и мучительных схваток. Даг и Таральд вышли из комнаты, так как Суннива теперь уже скоро должна была родить. Но болезненные схватки все продолжались, а результата так и не было.
Суннива сжимала руку Лив в совершенном отчаянии, а Ирья утирала пот с ее лба. Было бы преувеличением утверждать, что Суннива вела себя мужественно и достойно переносила боль, однако боль эта продолжалась уже целый день, и силы окончательно оставили роженицу.
Тенгель думал о худшем, и повивальная бабка тоже взирала на происходящее с непониманием. Она не знала, что и думать. Ребенку давно уже следовало появиться на свет...
И только Тарье с интересом продолжал наблюдать за происходящим. Раньше он присутствовал только в хлеву, следя за животными, но теперь впервые видел роды женщины.
А гроза все приближалась, и небо совсем почернело от туч. В комнате стало трудно дышать.
- Когда же придет конец? - жалобно стонала Суннива. - Вы не представляете себе, как я страдаю!
Никто вокруг даже не отвечал ей. Она стонала так многие часы подряд.
Но вот она опять тяжело вздохнула и испустила пронзительный крик, будто ее резали ножом. Стоящий рядом Тенгель в ужасе отшатнулся.
- Выйди отсюда, Тарье! Выйди немедленно!
- Но я хотел...
- Выйди вон!
Обиженный Тарье направился к двери, за которой уже сидели в ожидании двое мужчин. В дверях он снова обернулся, тогда как все остальные в беспокойстве сгрудились над Суннивой, которая кричала беспрерывно, совершенно обезумев от боли.
Выкрики Лив и Ирьи почти были неслышны из-за воплей Суннивы.
Трое мужчин за дверью сидели, окаменев от ужаса, и прислушивались к тому, что происходит в комнате.
Из-за двери по-прежнему доносились пронзительные крики Суннивы, команды Тенгеля и звуки шагов. Испуганные выкрики смешивались в один беспорядочный гул.
В дверях показалось страдающее лицо Ирьи. Она была белая, как мел, а ее платье было забрызгано кровью.
- Зовите скорее священника!
- Я побегу за ним, - выдохнул Даг и ощутил страх, словно его ударили ножом.
- Боже, - выдавил Таральд. - Я войду туда!
Тарье преградил ему дорогу.
- Нет, этого нельзя делать! Недаром дедушка выслал меня оттуда!
Лицо Таральда исказилось от боли.
- Суннива, - прошептал он.
Внезапно послышался страшный, пронзительный вопль, перекрывший все остальные звуки. Последний, предсмертный вопль.
И сразу же вслед за этим в комнате воцарилась гробовая тишина.
Тенгель вдруг заметил, что у него потемнело в глазах. Он вздохнул поглубже и вытер глаза, чтобы их не туманили набежавшие слезы.
Он оглядел присутствующих. Лив дрожала всем телом, и лицо ее было посеревшим от переживаний. Ирья горько плакала, прислонившись к стене Повивальная бабка опустилась на стул, не в силах больше стоять
В постели лежала Суннива, мертвая, истерзанная Суннива.