участвует в восхождении, идет в одной связке! Мы шли к вершине втроем - со мной были два крепких разрядника из альплагеря, Сергей и Никита, - шли по гребню, а по пути натолкнулись на довольно серьезного 'жандарма' (скальное образование, вроде башни). Направо обрыв, налево ледник - и крутой, так что 'жандарма' никак не миновать. Одолели его за час с гаком, а вершина - в тумане, фен задул, теплый ветер. В таких случаях положено возвращаться: когда в горах резко теплеет, лавины становятся на 'товсь'. Но снова карабкаться через 'жандарма' не хотелось, и мы стали спускаться по леднику быстрее и легче. Ледник подходящий, метров четыреста, сверху слой сырого снега, кошки еле впиваются в лед. Техника здесь незамысловатая: страхуем друг друга, клюв ледоруба - в лед, ноги - в разворот, и пятимся вниз. И спустились бы благополучно, сто раз так ходили, да фен сделал свое черное дело. Вдруг слышу крик Никиты: 'Держись!' - сверху, набирая скорость, летит лавина. Впились в лед кошками, ледорубами, сжались в комок, а лавина идет сквозь нас, нарастает, нарастает! Сорвало Сергея, нас за ним - и понесло вниз всех троих, неуправляемых. Успел увидеть справа широкую трещину, погоревал долю секунды, что не увижу маму, и тут лавина затормаживает, затормаживает и мягко так, как мешки с мукой, перебрасывает нас через трещину - слезай, приехали! Побитые, помогли друг дружке подняться, проверили кости целехоньки, и прикинули: метров триста несло нас по леднику... Точно помню, Высоцкий ничего не спрашивал об ощущениях - он сам их пережил во время рассказа! А потом задумчиво, будто про себя: 'Странный вид спорта единственный, где победителям не аплодируют'. Я тогда еще возразил: часто бывает, что победителей вовсе нет, одни побежденные, и привел пример с гибелью женского отряда на пике Ленина, когда они замерзали, а мужчины в нижнем лагере сходили с ума: ураганный ветер, в двух шагах ничего не видно, а чтобы попытаться выручить, нужно лезть на отвесную стену... Надя слушает, кивает - видимо, мама дает ценные указания, - а я нетерпеливо жду. Мне как-то тревожно, кожу холодит предчувствие. А ведь на небе ни облачка, ветви деревьев не колышутся, все спокойно... Оболенский в таких случаях внушал: 'Верь сводке погоды, но доверяй - интуиции. Будь особенно бдителен, когда все хорошо и нет поводов для тревоги'. У нас слишком долго все хорошо! Я рассказываю про сон Наде. Она сочувственно слушает - историю с ледником она не знала, - проницательно на меня смотрит и начинает проникать в мое подсознание. Первая мысль - поверхностная: уж не намылился ли я в горы? Вряд ли, подумав, решает она, с горами кончено, на мало- мальски подходящее восхождение меня не возьмут - давно потерял форму, одна акклиматизация перед штурмом, скажем, семитысячника потребует месяца. Отбросив горы, Надя вдруг возвращается к вчерашнему вечеру, к моему разговору с Хуссейном за чашкой кофе. В огромном, площадью в сотню гектаров лавиносборе четвертой лавины скрывается снежная доска, из-за которой Хуссейн плохо спит: видит наяву, как на нее закатываются лихачи. Я просил его поставить между туристской трассой и четвертой лишний десяток флажков, а Хуссейн разгорячился: 'Волк не пойдет туда, где флажки, волк понимает, а человек не понимает, и ты не понимаешь, что не флажки нужны, а лавину спустить!' Отталкиваясь от этого разговора, Надя выстраивает цепочку: вечером, вернувшись домой, мы смотрели французский фильм 'Смерть проводника' - главный герой фильма погибает в лавине - моя лавина на леднике - альпинистам не аплодируют горнолыжники, наоборот, обожают показуху - Хуссейн боится, что они сорвут четвертую, - этого же в глубине души боюсь и я, недаром я вздрогнул, когда раздался телефонный звонок (мама интересовалась, не забыл ли я накормить Жулика). Снабдив меня материалом для размышлений, Надя уходит переодеваться. А я злюсь, мне обидно, что она так запросто и безжалостно поставила на моей альпинистской карьере крест: '...конечно... не возьмут... потерял форму...' Если даже это и так, не обязательно хлестать человека по больному месту, может, я до сих пор жалею... Ребята, с которыми я начинал, пошли на Эверест, шансы попасть в штурмовую группу у меня были, это не я, это другие так считали. Так нет, мама отговорила: 'Ты должен раз и навсегда выбрать, двум богам нельзя поклоняться!' И я выбрал первенство страны по горным лыжам... По-настоящему у Нади есть один серьезный недостаток: она всегда права. В этом отношении она похожа на маму, которая тоже всегда права, и меня ужасает мысль, что эти две женщины вместе будут меня воспитывать. Ну, месяц - куда ни шло, а если всю жизнь? Этого, пожалуй, для меня многовато. Да, еще один недостаток: Надя подавляет меня своим великодушием - не закатывает сцен ревности, не претендует на мое время, ни на что не намекает, словом, не ведет на меня атаку (или предпочитает, чтобы это за нее делала мама). А я хочу, чтобы не только я, но и меня добивались: я - спортсмен, а борьба лишь тогда борьба, когда в ней участвуют обе стороны. Вот Юлия - сплошь отрицательная: лентяйка, кокетка, тунеядка, тряпочница, а к ней тянет, потому что она соблюдает правила игры. Несколько месяцев она изводила меня угрозами и ревностью, то делала вид, что уходит, то клялась в вечной любви - и в то же время зорко посматривала по сторонам, чтобы не упустить более подходящую дичь. Это нормально, женщина как женщина, дочь Евы, для нее смысл жизни - в радостях, среди которых главная - оседлать мужа и погонять этого осла, куда захочется. А Надя? Ничего похожего! Смысл жизни - в работе, образ жизни - в зависимости от требований работы, любовь - в отпуск, то есть в свободное от работы время. Надя слишком рассудочна. Уверен, что она выбрала меня, как выбирают в квартиру сервант: подходит по габаритам, по цвету и вписывается в обстановку. Мне становится стыдно: я наговариваю на Надю за то, что она трезво и логично оценила мои возможности. А почему она должна мне льстить, что я, собственно, совершил? Ну, взял два семитысячника, ну, попал в десятку на слаломе-гиганте - и все, так себе, мастер-середнячок. У Нади, которая добрых полтысячи беспомощных инвалидов научила отбивать чечетку, мои подвиги могут вызвать разве что снисходительную улыбку. А с четвертой лавиной решено: ждать, пока она накопит боеприпасы, - себе дороже, сегодня же будем ее спускать. Карусель подкатывает к нам кресла, мы плюхаемся и уносимся ввысь. Контролеры разбаловались, не помогают ни садиться, ни слезать - наш ненавязчивый сервис. Надя молча любуется склонами, после долгого перерыва они волнуют душу горнолыжника. Когда-то, задолго до нашего знакомства, Надя недурно каталась, да и теперь иной раз может показать класс. Наша беда в том, что мы увлеклись горными лыжами слишком рано, еще в школьном возрасте, такие увлечения к тридцати обычно угасают; на всю жизнь влюбляются в лыжи те, кто познал их позже. Наде, например, теперь достаточно двух-трех недель, чтобы год по склонам не скучать. Слева над нами крутая и местами бугристая трасса скоростного спуска - предмет неусыпных забот Хуссейна: больше всего травм случается здесь. Хуссейн рад был бы ее закрыть, да нельзя, трасса международная, одна из главных приманок Кушкола. Впрочем, и самая элементарная, туристская трасса не дает Хуссейну скучать - скольжение идеальное, маслянистый фирн, а пойдет жизнерадостный 'чайник' на обгон, может и вылететь (и вылетает) на каменистые участки: лыжи в щепки, руки, ноги - как повезет. Актау пылает на солнце, на склонах не протолкнуться, от разноцветных костюмов рябит в глазах. Спасатели, инструкторы орут в мегафоны: 'Здесь закрыто, флажок не видишь?', 'Куда обгоняешь?', 'Дэвушка в синем, у тэбе плохо закреплен лыжа!' Крики, хохот, визг! - БНП. - Я указываю Наде на двух новичков, которые пытаются на скорости сделать 'христианию' - поворот с параллельным движением лыж. - Эй, ребята, помочь привязать лыжи? Будущие Надины пациенты в знак благодарности шлют меня подальше, их пожелания еще долго втыкаются в мою уплывающую вверх спину. Справедливо возмущены, лыжи у них супер, со штырьками, которые при падении автоматически выскакивают и втыкаются в снег, - у Тони Зайлера и Жана-Клода Килли подобных не было. За оскорбительное 'помочь привязать' такие лыжи от горячего новичка можно схлопотать по морде. - Держись, красавица! С перекошенным от ужаса лицом, изо всех сил тормозя палками, полная девица влетает на бугор и, как птица с перебитыми крыльями, тяжело хлопается в снег. Любой чайник превосходно усваивает, как надо разгоняться, единственное, чего он не умеет, - это вовремя остановиться. Склоны буквально пронизаны солнцем, лучи отражаются от белого снега, жарят - в Сочи так не сгоришь. В стороне от трасс, там, где снег подтаял, на разогретых черных камнях загорают 'горнопляжники', проносятся бронзовые девочки в купальниках, мальчики в плавках, оглушительно гремят транзисторы - праздник жизни на склонах! Голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег и черные камни - никакого кино не надо. - Обрати внимание на скульптурную группу, - говорю я, лично товарищ Петухов в окружении подхалимов. На нем тысяч пять, не меньше. - Так много? - сомневается Надя. - Можем прикинуть: 'россиньолы' с петухом на стреле девятьсот рублей, ботинки 'Саломоны', с креплениями три семерки - супер! - семьсот рублей, итальянский эластик на пуху тянет на две с половиной, не меньше, плюс японские перчатки 'Для красивых мужчин', палки, очки с двойными фильтрами... - Ты обещал с ним поговорить, - напоминает Надя. - Может, спустимся и подойдем? - В этом свитере и в штанах новочеркасской фабрики? Да товарищ Петухов и узнать меня не захочет! Мы плывем по канатке, беседуя на эту тему. Мы завидуем, у нас никогда не будет такого снаряжения, у меня, во всяком случае; Надя - та, если пожелает, может продать машину, деньги на которую копила семь лет, а что могу продать я? Жулика? Осман за него готов выложить тысячу, да я этого
Вы читаете Белое проклятье