- Ай-яй-яй!.. Ты хоть думаешь, в кого палишь!
- Хватит выступать, - властно вмешивается третий голос. - Режим эр-эр-о-о. Подвижную технику в пропасть...
- Кроме Ми-шестых!.. - уточняет деловой.
3.
День текущий 13,7507 окт ИЛИ
14 октября 18 ч 3 мин,
десять минут спустя
То, что происходит дальше, могло быть и страшным судом, и страшным сном. Горы еще возвышаются и чернеют, расширяется-темнеет солнце, чернеет небо. Каменистый двор под ногами и окрест пировавших собирается, как простыня, охватывает их всех вместе с обслугой и охраной. Все валятся с ног, тыкаются, мечутся на четвереньках.
- Бросьте оружие, а то еще перестреляете друг друга, - советует баритон с неба; не приказывает, а советует, даже сочувствует - но звучит теперь настолько мощно, так проникает в души, что совет нельзя не исполнить. Отшвырните подальше!
И автоматы охранников летят прочь, исчезают в 'простыне тьмы'. А внутри ее какое-то месиво из жирного людского мяса, движений, столкновений, визга женщин (а там все молодки - и официанточки, и новые жены или любовницы старых сановников), стоны, рык и сопение мужчин.
Потом все враз кончается. Нет упругой 'простыни тьмы'. Горы на месте и небо с солнцем тоже; на месте и башенки крепости, ее двор. Кошмар длился не более минуты.
Нет пиршественного стола, он обратился в труху; нет бутылок, лишь аромат вин в лужах; нет блюд, яства чавкают под ногами. И главное: все нагие и не могут узнать друг друга! Потому что пропали не только одежды вплоть до нижнего белья, но исчезли у всех, даже у женщин, волосы. Не только на голове: гривы, шевелюры, усы, бородки, брови, баки, ресницы - на всем теле, на всех телах ни волосинки; ни в паху, ни подмышками.
Младенчески голые похожие до одинаковости взрослые; отличить можно только мужчин от женщин да еще по размерам тел и частей их: бедер, животов, рук, ног, грудей. Все перепачканные; некоторые по- младенчески укакались от ужаса и непонятности случившегося.
- Саламандры Чапека! - рокочет негромко голос. - Слушай, почему они всегда обделываются?
- Засранцы, вот и обделываются, - отвечает тот, который скомандовал 'режим эр-эр-о-о'. - Сейчас на Земле власть засранцев. Засилье их. Они ведь и друг друга боятся. А держатся вместе только потому, что остальных боятся еще больше.
- Дело не в том, - вмешивается третий, - это ж номенклатура. Жупел власти. И когда он их не прикрывает, они сразу обнаруживают свою натуру... Это мне еще батя покойный рассказывал: когда Хрущов наезжал давать им накачку на совещаниях, на которых с постов летели и даже под суд шли, - так там столько врачей дежурило. И пилюли всем чинам, и укольчики. А уж что творилось в туалетах!..
- Смотри-ка! А когда в президиумах сидят, и не подумаешь.
- Отключаемся?
- Нет, подожди. И видеокамеру включи.
4.
А поглядеть есть на что, записать на пленку тоже.
- Ой, Степа, уидем звидси, - голосит, бьется в истерике катаганская дама-хохлушка, припав к голому толстяку. - Нас тут попалят и зарижут!
- Да я не Степа, я Вася, - отдирает ее руки, отстраняется тот. - Фу, прилипла.
- Мои ногти! - верещит другая, смотрит на растопыренные пальцы. - Я два часа позолоту наносила!..
И ни позолоты, ни ногтей. Исчезновение всего прочего на себе до этой дамы как-то еще не дошло.
Многие лезут в бассейн, обмыться. Кто-то в чавкающей жиже ищет свои регалии; нашел вместо них куриную ногу - остервенело гложет, чтобы прийти в себя.
- В гардеробе должны быть халаты, - гортанно говорит голый, молодой и стройный, с кавказским носом, видимо, охранник, пышной молодке, прикрывающей руками то, что невозможно прикрыть. - Пойдем, хозяйка, я провожу.
- Пойдемте, Гиви... Ох, а что это у вас так поднимается! Ого... Вы, пожалуйста, ничего такого не думайте.
- Я и не думаю. У него своя голова, он сам думает.
- Ой, ну увидят же! - А сама в нетерпении уже переступает полными ногами.
- А мы пойдем другим путем.
Они сворачивают в розарий; теперь видны наблюдающим сверху и в иной позиции. В гардероб они придут нескоро.
5.
Напоследок полетели в пропасть 'мерседесы' и 'вольво'; рухнул туда же подьемный цепной мост. Два вертолета Ми-6 на площадке вдруг съежились, поголубели, засияли - и голубыми искорками упорхнули ввысь, неизвестно куда. 'Саламандры' во дворе крепости метались, заламывали руки, изрыгали ругань.
- И помните, - громоподобно обратился к ним голос с неба, - у вас нет ничего своего. И не было. Даже жизни. Оставляю их вам пока... Но знайте, что кроме режимиа 'эр- эр-о-о' есть и режим 'эс-вэ'.
- Кстати, об этом режиме и жизнях, - вмешался деловой голос. - Не спеши оставлять. Одну все-таки следует отнять. У того, кто открыл огонь. Стрелял с намерением убить и с уверенностью, что ему за это ничего не будет.
- Поддерживаю, - вступил третий. - А то мы их все жалеем, жалеем... Они-то никого не жалеют. Сколько уже сгубили, миллионы. Вообще самый прямой способ прекратить стрельбу на планете: убивать того, кто выстрелил первый.
- Да я не против, - пророкотал первый, - только как его теперь узнать. Эй вы, под микроскопом, кто из вас стрелял?
- Не я! Не я! Этот... - метались на дворе крепости нагие грязные тела, указывали друг на друга; некоторые пали на колени.
- Да какая разница, бери любого, кто пожилой и раскормленный - из начальства, - сказал деловой голос. - Я заметил, что толстый. Они же все сообщники.
- И то, - согласился первый. - Да и пора закругляться, полчаса на них потратили. Эй! Смотрите, что бывает за необдуманную стрельбу.
Одного из голых, с покатыми плечами и вислым животом, выделил голубой прожекторный луч, упавший сверху; прочие овцами шарахнулись от него. Но тот решил не сдаваться - метнулся к куче брошенного оружия, схватил автоматик, начал палить вверх, по лучу. При этом он уменьшался, суча все быстрее ручками-ножками; и звучок автоматных очередей становился все более высоким, торопливо-коротким - игрушечным.
- Тц-тц... о, эта вера в силу огнестрельного оружия! - произнесли с неба. - Я с автоматом, палец на спусковом крючке... хозяин жизни.
Вот толстяк сник в светящийся комочек, тот сьежился в электросварочно сиявшую, озарившую прочих точку. Исчезла и она. Пауза в несколько секунд.
Снова засияла точка, выросла в комочек... и на месте недавнего толстяка скрюченый голубой скелетик; он вырос до нормальных размеров, перестал светиться. Вокруг костей, колышась, расползалось сизо- коричневое облако смрада. Все нагие 'саламандры' со стонами, кашлем, чиханием кннулись прочь; некоторых рвало. Когда облако достигло розария, где развлекались уже три пары, те прекратили трахаться, тоже бросились наутек.
- Н-да, - сказали наверху, - хорошо, что к нам вонь не передается. Все, отключаю.
- Как, интересно, они отсюда выберутся?
- Эти-то? Выберутся. Выкручиваться, выходить из любых положений их профессия.
Вне времени
Эти происшествия: одно в Небе галактик и два поближе, на Земле, в наших местах - внешне останутся не связанными друг с другом. Хотя, между прочим, в ту пору, когда за горный хребет к западу от Ицхелаури, от пировавших там, садилось солнце, с другой стороны, на востоке, в небо поднимались созвездия Андромеды и Кассиопеи; еще невидимые, но - были. И в одном из них сияла знаменитая Туманность, которая теперь неизвестно есть ли там, а в другом, в Кассиопее - ставший еще более знаменитым Фантом М31, которого не было, а теперь вот есть.
Как говорят в таких случаях: 'Ну и что?'
Да нет, ничего. Не должно быть связи. Несолидно даже так думать. Действительно: где одно, где другое - и какое другое! Смешно.
