вечернего перепоя. Она была на девичнике, где подруги изрядно поддали, и теперь, бродила по дому в поисках таблетки от головной боли.
Макс посмотрел на неё со вниманием. Мелькнула мысль: «Во, сучара, приперлась! Надо же так погореть». Он потянулся лениво, будто кот, кайфовавший на солнцепеке. Ответил негромко:
– Ваша мамаша велела взять деньги.
Он блефовал напропалую, поскольку один хрен надолго оставаться в белых рабах у краснорожего и пузатого полкаша-военкома не собирался. Три сотенных бумаги при любом раскладе позволяли ему умотать из дачного поселка в город без всяких трудностей. А в городе его – ищи-свищи. Там он как рыба в воде: и заметишь, да не поймаешь. Главным было выйти из спальни.
Макс сделал шаг к двери.
– Посторонись.
Вика не сдвинулась с места. «Во, сучара, – зло подумал Макс, – теперь обижайся сама на себя». Он подступил к Вике вплотную и с высоты своего роста вдруг увидел в разрезе халата сразу обе груди полковничьей дочки – белые, круглые, крупные, не поддерживаемые ничем, кроме собственной внутренней упругости.
Во рту мгновенно пересохло. Сердце сладостно сжалось. Горячая волна крови хлынула в голову, дурманя сознание. Вторая, не менее жаркая волна бросилась вниз к животу, заставляя естество встать на боевой взвод. Уже не контролируя себя – теперь ему один хрен, и если пропадать, то с музыкой – Макс обнял Вику за талию, рывком притянул, прижал к себе.
– Ты что? – только и спросила Вика и тут же замолчала.
Макс даже не догадывался, что занятие, которое он собирался предложить полковничьей дочке, было единственным в жизни делом, которое та искренне обожала. Макс запечатал ей рот поцелуем, чтобы не говорила под руку. Потом развернул и подтолкнул к кровати. Они повалились на постель, застланную розовым шелковым покрывалом. Жадная дрожащая рука Макса распахивала полы махрового дорогого халата. Отлетела не выдержавшая резкого рывка пуговица. Щелкнула и покатилась по полу.
Вика не сопротивлялась. Наоборот, она помогала Максу содрать с себя остатки одежды. А её толстые бульдожьи губы мусолили его лицо. Но это уже казалось Максу приятным, пьянило его и заставляло балдеть до крайности. Остальное прошло в лучшем для подобных дел стиле.
Вика села на постель. Отдышалась. Провела рукой по розовому шелковому покрывалу.
– Фу, намокрили. Теперь мать озвереет. Ну, да ладно, переживем. – Она встала, накинула на плечи халат, запахнула полы. – Пойдем ко мне наверх. Так хорошо начали, жаль, если не продолжим. Верно?
Она приоткрыла полы халата, показывая Максиму себя. Ее бульдожье лицо сияло внутренним светом и Максим послушно как теленок за хозяйкой, которая тащила его за собой на веревочке, двинулся за Викой по крутой лестнице на мансарду. На полпути он подсунул руки под полы халата и сжал холодные ягодицы Вики горячими ладонями. Та полуобернулась к нему и по-голубиному застонала.
Выйдя из дома, Макс сел на краю траншеи и обалдело сидел, так и не начав работы.
Вечером, Вика, которая всегда уезжала в город, на этот раз туда не поехала. Улучив момент, она подошла к Максу и предупредила его:
– Мамаша ложиться спать в одиннадцать. К двенадцати приходи ко мне. Побалуемся.
– А чо, – сказал Макс, – это можно. Приду.
В двенадцать ночи он встал со своей раскладушки и, не обуваясь, собрался к Вике. Он хотел пройти по гостиной без шума, но половица, которую плотники не удосужились как следует закрепить, предательски скрипнула.
– Ты что тут делаешь?
Полковничиха Антонина Анатольевна к удивлению Макса не спала. Она при потушенном свете сидела в кресле. Хозяйку дома мучила бессонница. Она принимала снотворные, но даже те не всегда помогали: голова от лекарств тупела, делалась тяжелой, но сон все равно не приходил. Антонина Анатольевна прекрасно знала причину недомогания. Женщина в полном соку, здоровая, энергичная, была сосудом, который переполняли жаркие соки желаний, и расплескать их у неё возможности не было. Муж уже более года не баловал супругу ласками.
Антонина Анатольевна знала причину. Петр Григорьевич по контракту зачислил в штат военкомата молодую разбитную девицу. Произвел её в прапорщицы и теперь регулярно в служебном кабинете на кожаном диване настоящим образом учил тонкостям военного дела.
Полковничиха по темпераменту была женщиной страстной, по настроениям – сексуально озабоченной. Муж, постаравшийся классным харчем откормить супругу и наполнить её сытое, гладкое и тяжелое тело бурлящими соками желаний, потом внезапно переключивший энергию пола на ублажение молодой тощеватой прапорщицы без груди и попы, не задумывался, к чему это приведет. А задуматься стоило бы.
Оставаясь одна в большом доме, Антонина Анатольевна отдавала время музыке и видеофильмам. Мелодрамы будили в ней лирические воспоминания о золотых деньках девичества, когда наслаждение ей приносили тайные обжимания с мальчиками в темных подъездах и на скамеечках городского парка. В душе пробуждались желания, которые жгли плоть изнутри, а погасить их опаляющее пламя у неё возможностей не было…
Верная жена, как принято говорить, – надежный тыл офицера. Но когда супруг избегает фронтального соприкосновения с тылом, или как ещё говорят не идет «пупком на пупок», в семейной обороне сперва образуются трещины, потом возникают проломы, в которые может прорваться враг.
Однажды дочь Вика в день своего рождения появилась дома с приятелями студентами. Во имя счастья родного чада Антонина Анатольевна расстаралась. Молодежь веселилась во всю. Шампанское, танцы, ночное купанье в пруду…
Антонина Анатольевна, тряхнув молодостью, танцевала с долговязым блондином Альбертом, словоохотливым и самоуверенным кавалером. Подвыпивший парень поначалу держал партнершу за талию с осторожностью как дорогую фарфоровую вазу. После второго танца он уже прижимал её к себе покрепче. Антонина Анатольевна не воспротивилась даже в тот момент, когда живот Алберта коснулся её живота. Ей даже стало приятно, и она блаженно положила голову на плечо партнера. Тогда тот, словно проверяя, где лежит граница дозволенного, опустил руку с талии ниже и стал поглаживать крутые ягодицы хозяйки дома. Антонина Анатольевна лишь благодарно вздохнула.
Поскольку молодежное веселье не терпит чинной строгости, никто из гостей Вики, да и она сама не интересовались кто, где и с кем уединяется. Для Вики куда важнее в тот вечер было не отпустить от себя Вадима – красавчика со старшего курса.
В один из моментов, когда Антонина Анатольевна ушла на кухню распорядиться насчет горячего к ужину, Альберт тенью скользнул за ней. В темном коридоре он заграбастал хозяйку в объятия, стал её целовать, не забывая при этом тискать и оглаживать. Она его рука проворно скользнула за пазуху, вторая под юбку.
– Что вы! Альберт, оставьте меня!
Антонина Анатольевна, втайне ожидавшая такого поворота событий, только шептала, не предпринимая никаких попыток серьезно сопротивляться. Ей было мучительно сладко, и она балдела от нахлынувших чувств и с неожиданной даже для самой себя жаром вдруг начала отвечать на его поцелуи.
Связь длилась больше года, и прервалась только после того, как Альберт получил диплом и уехал к месту работы в другой город.
Появление в доме слесаря-батрака Антонина Анатольевна поначалу восприняла без всякой задней мысли. Она уже давно вынашивала грандиозные планы сельскохозяйственных работ на дачном участке и больше всего её беспокоило отсутствие в доме квалифицированного тягла. Теперь, когда муж прислал призывника, заранее объявив, что не знает, сколько сумеет продержать его в своем распоряжении, надо было выжать дармовую силу из парня не только для строительства водопровода, но и для преобразования сада и огорода.
Первая мысль о том, что призывник – мужчина мелькнула у Антонины Анатольевны, когда она увидела как тот, сбросив рубаху, работал в траншее. При каждом движении на его спине играли жгуты рельефной мускулатуры, а на руках бугристо вздувались бицепсы.
«А он ничего», – подумала тогда Антонина Анатольевна, не переведя случайной мысли в оформленное
