следующей картине Отон, умиротворенный, паковал вещи в библиотеке, когда с внезапным сухим и жутким треском стрела, навылет пробившая стену, вонзилась возле самой его головы. Он подскочил как ужаленный и проснулся.
Комната еще утопала в полумраке, но снаружи все заполонило призрачное сияние рассвета. Белые полупрозрачные шторы над окном, раздуваемые бризом, слабо и беззвучно колыхались, пузырились и опадали снова. Безмолвие нарушали только птицы, чей слабый и робкий щебет доносился со стороны Дуная, из неширокой полосы деревьев и кустарника, окаймлявшего край речного обрыва.
Просидев немало времени неподвижно, так как память услужливо подсунула ему события этой ночи, нуждавшиеся в осмыслении, Отон вдруг поежился, осознал, что замерз, зевнул и босиком лениво прошлепал к окну. Раздвинув шторы, он был несколько ошарашен видом сгорбленной спины неизвестного, торчавшего перед входом. Восклицание, вырвавшееся у него непроизвольно, было слишком слабым, чтобы привлечь внимание, и Отон после первого шока весь обратился в зрение и слух.
Человек - если то был смертный, - стоял к нему вполоборота и пристально разглядывал едва распустившуюся розу около крыльца. Отон по аналогии вспомнил неоконченный рассказ Эрнё, и два смутно схожих взгляда, две картины наложились одна на другую в его сознании. На первой - верхушки кустов и деревьев чистыми золотыми мазками свободно парили в переполнявшей пейзаж прозрачности, на второй - влажный багровый рассвет дряхлого романтизма не позволял разглядеть подробностей, однако и фигура, и очертания местности давали понять, что мир в общем-то мало изменился за годы, разделившие оба события, - или это сами события нисколько не менялись?
Неизвестный глазел несколько мгновений, затем протянул руку к белому бутону и щелчком сбил его на землю. Потрясенный, Отон высунулся наружу почти наполовину и открыл рот для сердитого окрика... но сад оказался таинственно пуст и яркой глянцевой картинкой висел где-то вдали, в изогнутой паутине из белых нитей. Птичий гам накрыл Бендика с головой, оглушил и увлек в зеленую илистую глубину... Отон захлебнулся волной и отчаянно рванулся к поверхности, находившейся где-то сбоку и наверху. Он барахтался изо всех сил, но легкие его по-прежнему втягивали одну воду. 'Почему я не всплываю?' - мелькнула в его сознании последняя мысль, прежде чем он, истощившись, прекратил всякое сопротивление...
- Ну-ка, рассказывайте, что вы искали на дне Дуная? Тихо! Лежите, не дергайтесь! Я вам не враг, скорее, наоборот, если уж вытащил вас из реки и привел в сознание.
- Кто..? - сдавленно прошептал Отон и надсадно закашлялся.
- Апостол, - человек, спасший ему жизнь, сдержанно улыбнулся. - Каково вам, бедняга? Вы в состоянии объяснить, что произошло?
Сил Отона хватило лишь на то, чтобы помотать головой. В груди что-то ныло и хрипело при каждом вдохе и выдохе.
- Неужели вам лавры Лорелеи не дают покоя? - продолжал допытываться незнакомый апостол. И, в ответ на недоумевающий взгляд юноши, пояснил:
- Я имею в виду, вы сами туда сиганули или вам помогли?
- Не знаю... - Отон с трудом приподнялся на локтях, и апостол поспешно поддержал его за плечи. - Я кого-то видел... у крыльца, а потом... потом все.
Его спаситель, потирая лоб, задумался.
- Мда, не густо. С тем же успехом можно списать все на повреждение вашей психики.
- Я что, истеричка какая-нибудь? - возмущение помогло Отону подняться на ноги самостоятельно, хотя его и пошатывало. - И вообще, кто вы такой?
- Я же сказал, апостол. Меня зовут Эрик Мелиодис.
- Очень приятно, - не без сарказма ответил Отон и вдруг запнулся. Погодите... неужели?..
- Да, верно, - собеседник устало вздохнул, - тот самый Мелиодис. Можете с нынешнего дня хвастаться, что канцлер делал вам искусственное дыхание.
Они стояли друг напротив друга на нагретом июньскими лучами песке, словно молодость и зрелость, - похожие так, как бывают похожи идеальные ученик и учитель. Молодой человек с новым интересом разглядывал политика, не раз мелькавшего в передачах новостей: канцлер был невысок, плотен, с коротким ежиком волос на голове и этой знаменитой серьгой в левом ухе. Для своих сорока с лишком он выглядит весьма моложаво, отметил юноша, даже чуточку женственно; только глубокие морщины, бегущие от крыльев носа к уголкам маленького рта, выдавали его истинный возраст.
Мелиодис первым прервал молчание:
- Думаю, вам все же надо лечь в постель, хотя бы до вечера. Давайте-ка взбираться наверх.
Отон вернулся к занимавшей его теме, едва они одолели обрыв и очутились на его гребне, откуда двумя часами ранее юноша слышал голоса утренних птиц. Сирень закипала среди листвы, подобно фиолетовой пене; запыхавшись, они остановились передохнуть у ствола упавшей липы.
- Похоже, что апостолом может стать человек любой профессии, - начал юноша.
- Да, если он идет на это добровольно, - подхватил канцлер и долго раздумывал, прежде чем продолжить:
- Вы когда-нибудь слыхали о теории всемирного заговора?
Отон помотал головой.
- В научных кругах и политических сферах ее называют не иначе, как теорией параноиков, но не опровергают - она весьма удобна, а зачастую и полезна. Говорится о том, что власть находится в руках немногочисленной кучки людей... ну, или существ... управляющих жизнью как толпы, так и отдельно взятого обывателя. Эту ложу, секретнейшую из секретных, как только не именовали. Но суть не в этом, - канцлер достал из кармана портсигар и протянул Отону. Курите? Нет? В таком случае простите мне эту слабость... - Мелиодис энергично затянулся, окутавшись клубами сизого дыма. - Я столкнулся с первым вампиром в гей- клубе, тридцать лет назад, - на губах говорившего появилась мечтательная улыбка. - Первый вампир это как первая любовь, Бендик... Сейчас мне за сорок, я знаю многих, подчас долгие годы, но... Как бы вам объяснить, черт побери? взгляд канцлера, сделавшийся неприятно цепким и пронзительным, уперся Отону в лицо. - Вы согласны с тем, что вампиры представляют своего рода оккультную ложу?
Бендик-младший поколебался.
- Пожалуй... да, я могу с этим согласиться.
- Я располагаю неопровержимыми свидетельствами, - сказал его собеседник, снова блуждая глазами в далеких эмпиреях, - что в новое время половину членов подобных лож составляли именно вампиры. Но и это не главное. Главное, что в двадцатом столетии посвященных в эту тайну стало больше, и они образовали ложу при ложе, или ложу внутри ложи...
Канцлер продолжал говорить, но слух на короткий срок отказал Отону, так как именно сейчас его угораздило прислушаться к своей душе, - и его повлекло, буквально силком затащило в темное, сладкое и душное пространство, в свернутую клубком пустоту, которая терпеливо дожидалась своего часа внутри сызмальства знакомого тела. Там не было ничего, кроме кругами расходящейся фразы, странно исказившейся: 'ложь рядом с ложью, ложь внутри лжи...' Секунда раздробилась на части, вызвав чувство затянувшегося падения, - Отон встрепенулся.
- ...итак, основная цель апостолов - защита вампирского рода. Мы используем различные подходы, но, как вам известно, лучшая зашита - это всегда нападение... Отон, вы меня хорошо понимаете?
Молодой человек виновато взглянул на канцлера.
- Кажется, я задремал на ходу.
- Вы грезили? О чем? - Эрик забавно вздернул брови и засмеялся; не мог не улыбнуться и Отон.
- Идите спать. Завтра мы продолжим наше знакомство.
Подходя к дому, Бендик-младший безотчетно поднял глаза в безоблачно голубое небо, сулящее еще один приятный день, и взгляд его вместе с сердечным спазмом перескочил от конька крыши к мансардному окну на самой верхотуре: ему привиделось бледное лицо Жюли, глядящее вниз в немом созерцании.
Память и кровь.
- Девочка до своего взросления точно не знает, что такое пол и что такое смерть, - говорила Клара Хоффмайер, сидя рядом с Отоном на краю обрыва, - и поэтому она бессмертна и беспола. Но, едва у нее начинаются первые кровотечения, она теряет свою уникальность и вступает в порочный круг, играя роли, определенные ей судьбой. Тем не менее, кровь - основа нашей религии. Бог заложен в самой физиологии женщины, она носит его в себе, чувствует, как каждый месяц он умирает и как рождается вновь. Странно и болезненно ощущать, как что-то корчится и угасает внутри тебя, - Клара
