вздохнула, глядя вдаль; Отон, наблюдая за переменами в ее лице, не мог разобрать, ветерок это или солнечный луч треплет ее бронзовые волосы.
- Девочка именно в эти дни держит в ладонях смерть, но она же отчетливо различает последующее возрождение. Каждая женщина могла бы стать сосудом для непорочного зачатия, каждая женщина переживает его в миниатюре несметное количество раз. В том-то и прелесть, Отон, что дева Мария была ничуть не выше нас, она была обыкновенной!
- По вашей теории, - заговорил Отон чуточку смущенно, ему было легко с Кларой, но тема все-таки довольно щекотливая, - по вашей теории, положим, Рахиль изначально бессмертна и беспола?
- Да! - с жаром подтвердила девушка, поднимаясь на ноги. - Рахиль и Эрнё не успели толком побыть людьми, не сумели растратить свою человечность.
- И она превратилась во что-то еще, - добавил Бендик задумчиво.
- Но не перестала быть человечностью, - просто закончила Клара.
- Сегодня день рождения Филиппа, - сообщила она ему, пятясь по тропинке и нежно, но слегка укоризненно улыбаясь Отону в лицо. - Приглашаются все, а вы опять не выспались из-за меня.
- Наше с вами взаимопонимание, Клара, - живо возразил он, поигрывая сорванной на ходу веткой, - для меня куда важнее сна!
- Сумасброд! - она засмеялась.
- Нет, честное слово! Вы даже представить себе не можете, насколько сильно я ценю ваше доверие...
И вот опять у нее эта сумрачная тень во взгляде, огорчился Отон. Она повернулась спиной к нему и пошла нормально. Юноша прибавил шагу, чтобы идти с нею вровень.
- Спасибо, но вы мне льстите... - Пауза. - Эрику вы понравились.
- Вот как? - Отон гадал, что подразумевала Клара, задело ли ее их скоропалительное знакомство с канцлером или ей хотелось уйти в сторону от зыбкой темы. - А этому... грубияну в куртке?
- Что? - она удивленно посмотрела на него. - Вы мне не рассказывали.
- Ну... - Отон изложил, довольный собственным наитием. - Он еще курил такие гнусные папироски. Кажется, его разочаровала встреча со мной.
- Боюсь, вы столкнулись с Томасом Глаукером, - вздохнула девушка.
Томас Глаукер, историк, профессор с громким именем, известный медиевист, обедал как-то в аэропорту, ожидая своего рейса. Профессору предстояло читать курс лекций в Пражском университете. Не в его привычках было глазеть по сторонам, когда он поглощен процессом поглощения пищи, - простите за каламбур, но профессор любит каламбуры. Тем не менее он не мог не обратить внимания на странную троицу ожидающих пассажиров, из которых один периодически поглядывал на почтенного медиевиста и горячо втирал что-то остальным двоим. Профессор неестественно быстро разделался с обедом и, расплатившись, вышел. Усевшись в зале ожидания и радуясь, что удачно провел бандитов, он вытащил из кармана пальто гранки своей новой научной статьи и едва углубился в работу, как тут же голос, незнакомый, но всколыхнувший в памяти профессора некие потаенные глубины, произнес над ухом:
- Том, старина, какая приятная встреча! После стольких-то лет!..
Испуганно вскинув глаза, Томас Глаукер узрел громоздящееся над ним произведение искусства, но, скорее, не античного, а абсолютно варварского образца. Произведение улыбалось всеми тридцатью двумя белоснежными зубами, сверкало черными глазами и вообще вело себя чересчур дружелюбно и запанибратски. Профессор поспешил высвободить свою руку, зажатую в смуглой лапище гостя, и ответил как можно достойней и сдержанней:
- Простите, друг мой, похоже, вы обознались. Я не встречал вас прежде.
Смуглый гигант озадаченно взъерошил шевелюру на затылке и спросил:
- Так разве вас не Том зовут?
- Томас Глаукер, правильно, - нехотя признал профессор, - но в мире есть масса других Томов. Я вас никогда в глаза не видел, уж поверьте.
Компаньон смуглого, по контрасту хрупкий и миловидный, приблизился к эпицентру спора.
- Вы - известный историк, не так ли? - вежливым тихим голосом уточнил он. - Филипп, - жест в сторону гиганта, - утверждает, что встречался с вами что-то около четырнадцати лет назад.
- Больше того, вы спасли мне жизнь! - воскликнул черноглазый Филипп, экспрессивно разводя руками. - Вспомните: Нью-Йорк, канализационный люк, где вы меня сторожили! Я на прощание велел вам сходить в церковь, так как вы согрешили против Господа, спасая мою шкуру.
И опять что-то взбуновалось в душе профессора при этих словах, но он отнес симптомы на счет плохой кормежки и опасения за свою жизнь; профессор - человек мнительный.
- Помилуйте, - заявил он, - я никогда в жизни не бывал в Нью-Йорке!
И он победно поглядел на гиганта, совершенно ошарашенного подобным поворотом событий, однако при виде раздраженного Филиппа пожалел о собственных недостойных чувствах.
- Вы что, господин профессор, издеваться вздумали?! - прогремел черноглазый на весь зал, руки его непроизвольно сжались в кулаки, и ехидный голос в голове у профессора произнес: 'Оля-ля!'
Вжавшись в кресло, он обратил молящий взгляд на второго в этом странном дуэте.
- Ну хоть вы мне поверьте! Какой мне смысл лгать?
Подросток положил руку на рукав Филиппова пальто, отчего тот подрастерял часть своего темперамента, и сказал примирительно:
- Я верю вам, господин Глаукер. Но я доверяю и Филиппу. Если вы согласитесь на небольшую проверку, которая выявит вашу истинную правоту, мы вас больше не побеспокоим, - ярко-синие глаза заглянули, казалось, на самое дно серых профессорских, после чего на профессора снизошло загадочное успокоение. - Итак, вы согласны? - прошелестело у Глаукера в ушах.
Он нерешительно кивнул, и перед ним, не давая времени на раздумья, очутился последний персонаж из этого трио: бледный зеленоглазый парень, чьи взлохмаченные космы в свете электрических ламп отливали морской тиной. В его зрачках профессор превратился в утопленника, потерял себя, а потом снова нашел, но его драгоценное 'я' разрывали вдоль и поперек потоки пустоты, пересечь которые не получалось. Парень, достигший великанских размеров за время плавания профессора по волнам трех океанов, сомкнул ладони, из которых Томас Глаукер в последний миг рыбкой выскользнул; тогда преследователь взял в пучок скрученные из забытого прошлого меридианы и параллели, потянул их на себя... и профессор вновь целым и невредимым сидел в кресле, на левой стороне обширного зала ожидания, а вокруг неподвижной стеной стояли эти трое, и лица у них были довольно обескураженные. Ровным счетом ни черта не понимая, профессор рискнул заговорить, понадеявшись, что спор разрешился в его пользу:
- Ну-с, молодые люди, вы получили то, чего хотели? Простите, меня ждет моя работа, - и сделал движение, чтобы поднять упавшие гранки.
Его запястье мягко, но настойчиво перехватила рука лохматого парня.
- Мне очень жаль, господин Глаукер, - ответил он почти безмятежно, - но вы проиграли спор. Ваша нынешняя память не содержит и половины того, что произошло в действительности.
- Что это означает? - прошептал профессор с замирающим сердцем, уже обреченно готовясь к финалу.
- Вы нам интересны, - резюмировал подросток, руководящий действиями компании. - Придется вам примириться с нашим присутствием. Простите.
- Да, а что я вам говорил? - горделиво добавил смуглый Филипп.
-Зомбирование? - предположил Бендик-младший, когда между ним и Кларой воцарилось молчание.
Она искоса взглянула на него.
- Возможно. Глигор так и не сумел докопаться до этой части памяти профессора. И теперь Томас Глаукер живет только дневной стороной сознания, в то время как ночная беспрерывно точит его изнутри. Будьте осторожны с ним, Отон...
'Вот и вечер, - думал он, спускаясь по лестнице, - дом оживает; я слышу, как поскрипывают половицы в том месте, где Алекс, переминаясь с ноги на ногу, терпеливо караулит мейстера; слышу, как ножи на кухне дробно постукивают по доске, - это Кристина и Жюли. Я словно наяву вижу, как одна и та же бесконечная нота, извлекаемая Рахилью из фортепьяно, заставляет дрожать на другом конце дома и без того натянутые нервы Глигора. Я даже могу представить, как Эрнё в самой большой и старой спальне особняка лежит, свернувшись в клубок, и считает удары своего такого непосильно
