правда, не очень корреспондируется с постулатом Библии о том, что надо изгнать торговцев из храма, но они победители, а их, увы, не судят. Судят нас. Именно в этой связи, дорогой Мерк, необходимо наладить очень аккуратный контакт с Нюрнбергом... Конкретно - с теми адвокатами, которые приняли на себя тяжкое бремя защиты нашей армии и правительства рейха... А так же - как это ни покажется странным - гестапо... Мы должны помочь нашим адвокатам в построении стратегии их защитительных речей...
- Вы намерены помогать защите гестапо? - Мерк удивился. - Думаете, это возможно?
- Невозможно. Однако это облегчит участь армии и правительства, работа на контрастах. А мы с вами к тому же обязаны думать впрок. Немцам вскорости понадобится секретная полиция по наблюдению за левыми. Именно эту мысль мы и должны аккуратно заложить в речи адвокатов. Очень тактично, сдержанно, при явном осуждении гестаповского злодейства и бесчеловечности...
- В таком случае, почему вы не просите меня наладить контакт с тем, кто защищает партию? - усмехнулся Мерк.
- Нам не нужна нацистская партия. Ее цели - я имею в виду антикоммунистическую и антирусскую устремленность - нужно и можно достичь совершенно иным способом... Об этом, однако, позже. Итак, первая позиция адвокаты Нюрнберга. Вторая позиция: в Марбурге, на Барфюссерштрассе, живет доктор Мертес... Это ваш старый сослуживец и добрый знакомый... Его подлинное имя Клаус Барбье. Я хочу, чтобы вы встретились с ним... И назначили ему место и время, где мы увидимся. Он и я. Вы обеспечите охрану. Продумайте, что нужно сделать, - Гелен внимательно посмотрел на Мерка, пешно. Частично эти возможности не использовались только потому, что генералы просто не знали о многом. Обвиняемые военные начальники узнавали о чем-либо только в том случае, если они, как солдаты, должны были по- военному выполнить готовое решение. Демократический политический деятель скажет, что они могли уйти в отставку. Это может сделать парламентский министр в демократической стране. Германский офицер не мог этого сделать.
Воинское неповиновение было и будет нар (помогал ему в выявлении английских разведчиков, евреев и русских пленных, сбежавших из концлагерей; коммунистами занимался сам Барбье, никого к ним не допускал, докладывал об акциях лично Гейдриху, а потом Кальтенбруннеру), с л у ч а й н о встретил его на вокзале в Меммингене, задел рукой, извинился и, подняв шляпу, шепнул:
- Зайдите в туалет.
Там, возле писсуаров, Мерк беззвучно, одними губами, сказал:
- Соблюдая полнейшую конспирацию, тщательно проверившись, явись в отель <Цур пост> во Фрайбурге десятого числа; приедешь базельским поездом; сядешь в Бонне в третий вагон с конца, нам так будет удобнее посмотреть, нет ли за тобой хвоста. Если мы увидим чужих, рядом с тобою устроится женщина в синем берете. Это сигнал тревоги, в отель не ходи.
По худому лицу Барбье пробежала улыбка:
- Начинаем, слава богу... Я так ждал этого, Мерк...
Наблюдение, пущенное людьми Гелена за Барбье, в тот раз ничего тревожного не установило, <объект чист>; в <Цур пост> его ждал Мерк, получив информацию, что и за ним самим сегодня никого нет, сумел оторваться от американцев еще на выезде из Мюнхена, обычно его п а с л и весьма тщательно.
Из Фрайбурга выбрались вечером, один из друзей Отто Габсбурга, отпрыска австро-венгерских монархов, подвез на своем <майбахе> до той деревеньки, откуда начиналось восхождение: в горы отправились ночью; на рассвете добрались до хижины, возле которой Гелен уже разбил свой лагерь.
- Спасибо, Мерк, - сказал Гелен, гревшийся у костра. - Ложитесь спать, вы совершенно вымотанный, даже глаза запали. Можете взять у меня в рюкзаке шоколад, американцы пичкают им меня, а я его ненавижу.
Гелен поднялся; по-прежнему, не глядя на Барбье, пошел по лугу к подъему; ночные холода делали высокие травы особенно пахучими, явственно ощущался аромат желтого жидкого меда, панацея от всех хворей, альпийское разнотравье, что может быть прекрасней и живительнее?!
На краю обрыва, возле серых валунов, он резко остановился и заговорил, не оборачиваясь, зная, что Барбье идет следом:
- Послушайте, Мертес, вы глупите на каждом шагу. Не считайте американцев наивными детьми, пусть в это верит на том свете ваш Геббельс...
- Наш Геббельс, - поправил его Барбье.
Гелена это удивило, он медленно обернулся:
- Вы считаете возможным возражать мне?
- Бесспорно, - ответил тот. - Мы же теперь намерены строить новую, демократическую Германию, а демократия предполагает всеобщее равенство и право каждого на защиту своей точки зрения.
- Ну и наглец, - протянул Гелен. - Да вы просто-напросто наглец, Мертес!
- Вы прекрасно знаете мою фамилию, господин Гелен. Ваш помощник работал со мною в Лионе, зачем вы так... Вы продолжайте, я вас слушаю самым внимательным образом.
- Да нет, таким, пожалуй, вы мне не нужны, я раздумал говорить с вами.
- А я нет. Вам придется говорить со мной, генерал, потому что оружия вы с собой не носите, Мерка я о щ у п а л, следовательно, убрать меня не сможете. Я спущусь вниз и - если меня возьмут американцы, которые, как сказал Мерк, за мною следят, - скажу им, что вы пригласили меня на конспиративную встречу. Тайком от них. С соблюдением всех мер предосторожности. Они двойной игры не любят. Как и мы.
- Это вы мне угрожаете, да? - осведомился Гелен, снова отвернувшись от Барбье. - Вот, значит, какой у вас метод. Хватко, но не результативно. Вы норовите взять свое нахрапом, наглостью. Но это вы могли делать с девками, которых подкладывали под тех, кто имел связи с партизанами в Лионе. Со мною такие фокусы не проходят. Перед тем как было решено пригласить вас на эту встречу, я положил в служебный сейф план операции по вашей вербовке, поскольку вы представляли интерес для американцев. Однако вы отказались от сотрудничества. Следовательно, я передаю все материалы на вас американцам и помогаю им в создании стройной системы доказательств вашей вины и обосновываю необходимость вашей выдачи Франции, где вами займутся люди Тореза. Это все. Идите вон.
Барбье долго молчал, потом, хрустнув пальцами, тихо сказал:
- Простите, генерал. Вы должны меня простить... Сейчас во всем винят только нас, <ваш Гитлер, ваш Геббельс>, а все остальные, оказывается, только тем и занимались, что организовывали против них заговоры. А ведь это не так. Что мог без вас Гитлер и этот несчастный Геббельс? Да ничего... Нервы не выдерживают, появляется злость отчаянья... Простите, пожалуйста...
Гелен долго молчал; именно такие мне нужны, думал он; хваток и бесстрашен; законченный наглец; фанатично предан прошлому; не предаст, значит; гестаповские фокусы я из него выбью, научится светскости, это в конце концов не самое трудное.
- Где Зикс?
- В лагере.
Это был СС оберштурмбанфюрер, давний друг Барбье; именно он первым провел экспериментальное опробование душегубок; в Минск приехал Вальтер Рауф, и они задушили две тысячи советских детей, - сначала решили посмотреть, как это будет действовать на детские организмы; испытание прошло блестяще; Зикс написал рапорт в Берлин, всячески возносил изобретение Рауфа: никаких криков, никаких айнзацкоманд, расстрелов; от гетто до кладбища пять километров, за это время все задохнутся в кузовах, все тихо и конспиративно.
Когда из Берлина пришло поздравление, друзья устроили дружескую пирушку и отправили телеграмму Барбье: <Принимаем поздравления, желаем тебе счастья, твои братья>. (После победы Зикс был арестован американцами и передан в руки правосудия; Гелен - после первой встречи с Барбье обратился к американцам с просьбой выпустить Зикса для организации <оперативной работы по сопротивлению большевизму>. Однако военные юристы восстали; из четырнадцати обвиняемых эсэсовцев десять были повешены; Зикса с трудом удалось избавить от петли; его освободили три года спустя - за <хорошее поведение>; на следующий день после возвращения в Мюнхен он был зачислен в штат <организации> Гелена как специалист по борьбе с <красным террором>.)
- Где Манке?
- В лагере.
(Этого удалось вытащить через год; работал руководителем резидентуры в Западном Берлине,
