Глядя на ожившее лицо Гаузнера, на его острые скулы, Роумэн вдруг испугался того, что Снайдерс сейчас брякнет его имя, а ведь он, именно этот Гаузнер, называл его имя Кристине, рассказывал о нем что- то такое, что получил в к о н в е р т е, запечатанном сургучом, с грифом <совершенно секретно>; а что, если там была и моя фотография, подумал он. Что, если он уже догадался, что я и есть тот самый Пол Роумэн, к которому его агент так ловко подошла в Мадриде, разломав бампер своего арендованного <шевроле> о задок моей машины?
Роумэн поднялся, кивнул Снайдерсу:
- На одну минуту, пожалуйста, - и вышел из комнаты.
Снайдерс оглядел сейф, стол, все ли заперто, нет ли каких папок, вышел следом за Роумэном, не прикрыв дверь, посмотрел на него вопросительно, тот прижал палец к губам, взял его под руку и шепнул:
- Оставь нас двоих. И не вздумай произнести мое имя. Меня зовут Чарли, понял? Чарли Спарк, запомнил?
- Хорошо, - так же шепотом ответил Снайдерс. - Ты долго будешь с ним говорить?
- Как пойдет.
- Я буду к вам заглядывать, - сказал Снайдерс. - Я тебе подыграю.
- Как?
- Я знаю как, поверь.
- Хорошо, только не брякни мое имя, понял?
- Понял.
Роумэн вернулся в комнату, тщательно прикрыл дверь и только после этого посмотрел на Гаузнера, подумав, что он сделал ошибку, прервав разговор, ибо немец получил ту паузу на раздумье, которая была ему, видимо, крайне необходима...
- Итак, - сказал Роумэн, - я слушаю вас...
- Я продумал ваш вопрос... Простите, я не имею чести знать, кто вы и как вас зовут?
- Меня зовут Чарльз Рихард Спарк, я полковник американской разведки... Итак...
- Все-таки на этот ваш развернутый вопрос, мистер Спарк, я бы хотел ответить в присутствии Верена...
- Вас следует понимать так, что именно он санкционировал эту комбинацию?
- Я сказал то, что счел возможным сказать, мистер Спарк... Кстати, у вас нет в родстве мистера Грегори Спарка?
- Кого? - спросил Роумэн, чувствуя, как в груди сразу же захолодело. - Какого Грегори?
- Этот человек работал в Португалии под другой фамилией. Он интересовал абвер, поэтому я и спросил вас о нем.
- У меня нет в родстве никаких Грегори, - ответил Роумэн. - Я попрошу вас подробно рассказать о Кристиансен. Вы имеете право это сделать, никак не нарушая нормы офицерского кодекса...
- Да, пожалуй, - согласился Гаузнер. - Все относящееся к поре войны вы вправе знать досконально...
- А к нынешней поре? Я не имею права знать этого?
- Вы меня неверно поняли, мистер Спарк. Вы обязаны знать все и о сегодняшнем дне, но я готов помогать вам в этом деле лишь в присутствии генерала.
- Принято, - кивнул Роумэн. - Я слушаю.
- Фрейлейн Кристина Кристиансен на самом деле Кристина Эрнансен. Ее привлекли к сотрудничеству в сорок третьем, после ареста отца, профессора Эрика Эрнансена и матери, достойнейшей фру Гретты... Ее привлек Гаазе, затем ее работой руководил я... Она хороший человек, мистер Спарк. Мне было ее очень жаль. Я делал все, что мог, только бы помочь ей вызволить родителей из гестапо...
- К кому именно вы ее подводили?
- Нас интересовали группы террористов, которые блокировали порты... Они взрывали суда...
- Термин <террористы> к ним вряд ли приложим. Это были диверсанты, вас так надо понимать?
- В общем-то да, вы правы. Сейчас бы я назвал их именно так, но в те годы к ним относились, как к террористам... Они взрывали суда, на которых находились не только солдаты, выполнявшие свой долг, но и мирные жители...
- Понимаю, - Роумэн снова кивнул. - Я понимаю вас... Она, эта Эрнансен, работала по принуждению?
- Нет, нет... Гаазе влюбил ее в себя, он значительно моложе нас с вами, ну, а потом началась профессиональная деятельность фрейлейн Кристины... Я бы не сказал, что она работала по принуждению... Конечно, она норвежка, ей был горек выпавший на долю их страны удел оккупированной державы, но она делала все, чтобы спасти отца... Поначалу она не очень-то понимала свою работу... Так мне, во всяком случае, кажется...
- Она знала, что ей придется спать с теми, кого ей называли, во имя спасения отца?
- Да, это был главный рычаг...
- Понятно, - сказал Роумэн и снова закурил; пальцы его были ледяными и чуть дрожали; дрожь была мелкой, судорожной, практически неконтролируемой. - Понятно, господин Гаузнер. А теперь я нарисую вам маленькую сценку. Я, возможно, буду говорить коряво и несвязно, но вы потом поймете, отчего я говорю так. Мы с вами работаем в сфере жестокой профессии... Ничего не поделаешь, все надо называть своими именами... Итак, представьте, что если вы сейчас не ответите мне, не изложите в письменном виде правду о мадридской комбинации, то сегодня вечером, когда в вашем подъезде все уснут, мой человек отправится к вашей дочери и скажет, что ее отец арестован, ему грозит смерть за то, что он делал во время войны, и что из создавшейся ситуации есть только один выход. Он уложит девушку в кровать, а наутро назовет ей того человека, к которому ей надо будет п о д о й т и, стать его любовницей, а затем докладывать ему, то бишь моему парню, все то, что его будет интересовать.
По мере того как Роумэн забивал свои фразы, лицо Гаузнера становилось все более и более бледным, заострился нос, как-то изнутри, совершенно неожиданно, появились черные тени под глазами, резко увеличились уши, такие бывают у раковых больных в последние недели перед смертью...
- Вы не сможете так поступить, - едва разлепив посиневшие губы, прошептал Гаузнер. - Это... это... невозможно, мистер Спарк...
- Почему?
- Потому что... это злоде...
- Что, что?! Кончайте слова, Гаузнер, коли начали! Злодейство? Вы это слово хотели сказать? Но почему же? Это не злодейство. Вы ведь не считали себя злодеем, когда работали с Эрнансен? Вы честно выполняли свой долг перед рейхом, вы иначе не могли, вы были обязаны сделать то, что вам поручали, я вполне понимаю ваше положение...
- Нет, не пони... не понимаете... Невыполнение приказа гро... грозило мне смертью... А вам это ни... ничем не грозит...
- То есть как это <ничем>? Погонят с работы! И правильно поступят, если погонят! А что мне тогда делать? Я ведь даже не профессор норвежской филологии. Просто-напросто полковник и ничего не умею, кроме как заниматься разведкой... И вы знаете, что в нашей с вами профессии значит фактор времени... А я его теряю с вами, Гаузнер. Так что отвечайте на все мои вопросы и возвращайтесь к своей милой дочери.
В дверь заглянул Снайдерс, строго посмотрел на Гаузнера, поинтересовался:
- Я пока не нужен полковник?
- Нет, нет, спасибо, - ответил Роумэн. - Я вызову вас, когда понадобитесь.
Две фразы были достаточны для Гаузнера, чтобы стремительно просчитать ситуацию; он же американец, опомнись, сказал он себе; он никогда не сделает того, что бы на его месте сделал человек гестапо (он даже не успел успокоительно подумать, что он-то ведь не был человеком гестапо), он берет тебя на пушку, это пустая угроза, не более того...
- Я жду, - сказал Роумэн, дождавшись, когда Снайдерс закрыл дверь. Я хочу освободить вас, Гаузнер.
- Нет, мистер Спарк. Не взыщите. Можете делать все, что угодно с моей дочкой, если вы решитесь на
