на чем? Если же ты кадровый офицер, назови свой номер и дату начала службы. Скажешь, кто тебя инструктировал, о чем, что вменили в обязанности. Вот здесь, - Штирлиц достал из своего волшебного пояса блокнот с воткнутым в него карандашом, заправленным ярким грифелем, - тебе надо будет кое-что написать... После того, как скажешь о том, что меня интересует... Текст произвольный: обязуюсь работать на Штирлица, выполняя все его приказы, не прекращая формальной службы в <Организации генерала Гелена>. Или Мюллера, разница малая. Дата. Место. Час. Подпись.
- Ты сошел с ума! Мы погибнем! Спусти меня вниз, я согласен, мы там договоримся обо всем! Я согласен, урод! Ты меня победил! Я все скажу внизу!
- Во-первых, урод ты, а не я, - ответил Штирлиц обиженно (он действительно поймал себя на том, что обиделся, никто и никогда не смел так с ним говорить, вот сукин сын). - Во-вторых, вниз мы попробуем спуститься только после того, как ты ответишь на вопросы и подпишешь текст, предварительно сочинив его... Попробуешь финтить с почерком - укачу вниз, я твой почерк изучил, к а п л я...
Ганс быстро вытер нос, поднял блокнот, что валялся около его ног, написал текст, размашисто подписался, бросил Штирлицу:
- Ну вези же меня вниз! Я по дороге расскажу все! Через десять минут начнется вьюга, я погибну!
- Мы погибнем, - поправил его Штирлиц. - Как возлюбленные... Не ты один погибнешь, дерьмо, а мы с тобою... Я не двинусь к тебе, пока ты не ответишь. Или начну спуск. И я спущусь, обещаю тебе. Через час я буду пить грог у Эронимо, а вечером позвоню к горноспасателю Хаиме де ля Крусу и Фредди Альперту, подниму тревогу... Я буду в порядке, понимаешь? Алиби. Я буду в полном порядке. А ты в это время - обмороженный и недвижный будешь молить бога о скорейшей смерти, но бог не помогает паршивым доносчикам...
- Мой номер двадцать семь тысяч пятьсот два, - прокричал в отчаянии Ганс. - Я лейтенант вермахта, служил у Гелена, в подразделении сорок дробь тридцать три! После разгрома меня привлекли снова... Мне поручили смотреть за тобой, дядя ничего не знает... Мне поручено смотреть за твоими связями. Если ты решишь уехать, я должен сообщить, поэтому я сдружился с начальником железнодорожной станции... Мой руководитель Рикардо Баум... Тебя должны свести с бывшим сенатором Оссорио, он был членом комиссии по антиаргентинской деятельности! Когда он приедет сюда, я должен сделать так, чтобы ты стал его другом! Все! Я сказал тебе все, сволочь!
- Извинись.
- Что?!
- Извинись, сопляк.
- Ну, прости, прости, прости! Прости же! - Ганс повалился на колени, плечи его затряслись. - Я хочу жить! Я так молод! Прости меня, Брунн!
- Кто тебя привлек к работе после краха?
- Лорх.
- Что он тебе сказал обо мне?
- Он сказал, что... Нет, а вот это, - Ганс вскинул голову, - и это самое главное, я скажу внизу!
- Ты скажешь все сейчас.
- Нет.
Штирлиц развернулся на месте и начал скользить вниз; еще мгновение, и он бы скрылся в снежной пелене; Ганс закричал пронзительно, по-заячьи:
- Он сказал, что ты из гестапо! Ты продался янки! А я ненавижу нацистов! Я их ненавижу, понял?! Я патриот Германии, я служил рейху, а не фюреру!
- Какой у тебя пароль для связи?
- С кем?
- С шефами из Мюнхена.
- <Лореляй, прекрасная песня>.
- Отзыв?
- <Наша поэзия вечна, в ней дух нации>.
- Как ты вызываешь Рикардо Баума на связь?
- Он меня вызывает...
- А если тебе срочно потребуется связь? Тревога, я даю дёру, тогда как?
- Звонок по телефону, фраза: <Дяде плохо, помогите>, через час он будет на железнодорожной станции.
- Иди ко мне, - сказал Штирлиц. - Иди скорей, Ганс. Теперь нам с тобой обязательно надо спуститься. Я же тебе тоже обещал кое-что рассказать, я расскажу; не пожалеешь, что повел себя разумно... Поэтому смотри в оба, если я не замечу камней: увидишь ты - только не ори на ухо, я не переношу, когда кричат, предупреждай тихо...
Через двадцать минут они вошли в хижину Эронимо; брови их покрылись льдом, лица были буро-сиреневыми; на кончике носа Ганса висела сосулька.
- Ну и ну, - сказал Эронимо, - спускаться в такую пургу - смерть. Вы с ума сошли, кабальерос?
- Немножко, - ответил Штирлиц и обернулся к Гансу. - Вытри нос, атлет, смешно смотреть...
Ганс привалился к стене, закрыл глаза и шепнул:
- Эронимо, у вас есть спирт?
- Конечно, - тот открыл дверцу деревянного, скрипучего шкафа и быстро налил в тяжелые глиняные чашки Штирлицу и Гансу. - Грейтесь, кабальерос!
- Разбавьте мне водой, - попросил Ганс. - Я не умею пить чистый спирт.
- Смотри на меня, - предложил Штирлиц. - Задержи дыхание. Видишь? Вот так. Открой рот, - он опрокинул в себя легкую влагу, - выдохни, - он даже чуть присвистнул, - и только потом осторожно вдыхай воздух... Валяй, точно повторяй меня, все будет в порядке.
Ганс выпил, закашлялся, упал на колени, потом и вовсе повалился на пол; Эронимо опустился рядом с ним, подложил под голову ладонь; парня трясло, на губах появилась кровавая пена.
- Не кончился бы, - сказал Эронимо, - он глаза закатывает.
- А ты побей его по щекам, - посоветовал Штирлиц и, присев на деревянную лавку, придвинутую к столу, на котором стояла сковородка с жареным мясом, начал снимать свои черно-белые тяжелые ботинки. Оклемается.
Ганса вырвало, он замычал, вытер лицо, сел и хрипло попросил воды.
- Встань, - сказал Штирлиц. - Поднимись, умойся и садись к столу. На тебя противно смотреть.
После того, как Ганс вымылся, сел к столу, съел мяса, выпил еще полстакана спирта, но теперь уже разведенного, его сморило; Эронимо поднял его, отвел к своей тахте, сделанной из досок сосны, положил на козьи шкуры и укрыл двумя пончо, купленными в Андах, чилийские индейцы умеют их делать так, как никто в Латинской Америке.
Когда Ганс уснул, Штирлиц поднялся, хрустко размялся и спросил:
- Ты можешь спустить меня вниз, Эронимо?
- Рискованно, кресла здорово раскачивает...
- Но еще рискованнее спускаться по склону, особенно после спирта... Выручи, брат... Мне очень нужно быть внизу... А Ганса подержи у себя до утра, он мне понадобится только утром. И - не раньше. Если же и утром будет пурга - держи его здесь, пока не утихнет ветер, скажи, что движок не работает, да и вообще рискованно включать, трос может обледенеть, кресло, неровен час, соскочит. Ясно?
Просьбы Штирлица здесь выполняли: он умел быть полезным людям, месяц назад помог Эронимо составить прошение в суд по поводу перевода на его имя надела земли, оставшегося бесхозным после смерти двоюродного дяди на восточной стороне озера; просьба была составлена квалифицированно, адвокат за такое взял бы не менее двухсот ш т у к, а поди их заработай, месяц надо п а х а т ь, чтобы получить такую сумму; за ум - к глупому адвокату кто идет?! - положено хорошо платить, это тебе не лопатой махать, а думать, мозг сушить.
Просьбу Эронимо удовлетворили; он предложил Штирлицу деньги, тот, посмеявшись, отказался: <Угости обедом, этого будет достаточно>.
До этого он вылечил Манолетте; старика скрутил радикулит, не мог двинуться; племянник лежал с инфлюэнцей, конец бизнесу, хоть закрывай бар, а самый сезон, турист ш е л густо, надо ловить момент, не перевернешься чем платить налоги?! Что положишь на свой счет? Что пустишь на расширение д е л а?!
