— В девятнадцать лет у вас незаурядный опыт, — язвительно ответила Скай.
Он рассмеялся, его позабавила ее вспышка.
— Первая женщина была у меня в тринадцать лет, мадам. И с тех пор практически не было ночи, чтобы я заснул один. — Генрих Наваррский встал и начал раздеваться. — Вы обращались к моим лучшим чувствам, мадам, и вы пытались унизить меня, но ни в том, ни в другом не преуспели — вам не удалось заставить меня отказаться от моих намерений. Вполне возможно, мадам, что вы оказались в этой постели не по своей воле, но тем не менее вы здесь, и если я отпущу вас, то буду жалеть об этом до конца своих дней.
— Я буду кричать, — пригрозила она ему. Он рассмеялся:
— Вас никто не услышит, дорогая. Потайной кабинет Екатерины Медичи находится в самой дальней части дворца по многим причинам, и в том числе потому, что никто не должен слышать, скажем, криков пленника, допрашиваемого королевой. Кричите, никто не придет вам на помощь, вы только надсадите себе горло. — Он погладил ее по щеке. Потом его рука скользнула ей за спину, и он распустил ее волосы, положив заколки на ночной столик рядом с кроватью. Ее смоляные кудри упали на белоснежные плечи подобно черной мантии. — Не бойтесь, дорогая, — успокоил он ее низким от охватившей его страсти голосом. — Вам понравится то, что мы будем делать, — поверьте мне, я опытный любовник и доставлю вам только наслаждение. Я не причиню вам боли, дорогая, клянусь!
Взглянув в янтарные глаза короля Наварры, Скай поняла, что никакие слова не смогут остановить его. Она беззащитна перед его похотью, и самое лучшее — поверить в то, что он не причинит ей большого вреда. Ему же не удастся получить от нее многого — она будет просто лежать в расчете на то, что он кончит как можно быстрее. Адам никогда не узнает об этом. Эта последняя мысль заставила ее покраснеть от стыда, но не могла же она, в конце концов, огорчать его без нужды этой глупой историей!
— Развяжите мне руки, монсеньор! Они затекают, мне больно. Обещаю, что не буду сопротивляться!
Генрих развязал шелковый шнур, стягивавший ее запястья, и она начала растирать онемевшие пальцы. Воспользовавшись этой минутой, он полностью снял с нее блузку. И тут, к ее изумлению, повалил ее на постель, завел руки за голову и снова связал их.
— Извините, дорогая, — с неподдельным сожалением в голосе сказал он, — но, несмотря на ваше обещание, я думаю, что ваша природная добродетель заставит вас обороняться от меня. А у меня есть теперь гораздо лучшее применение моим рукам, чем отбиваться от вас! — И, поднявшись, король окончательно раздел ее.
Скай пристально изучала его сквозь полуприкрытые веки. Генрих был высокого роста, почти как Адам, и ширококостен. Вероятно, его худобу можно было бы счесть недостатком — он выглядел слегка неуклюжим. Кроме того, она заметила, что у него непропорционально большие ступни. Однако его большие руки, снявшие с нее нижнюю юбку и теперь ласкавшие ее бедра, были даже изящны.
Он, в свою очередь, нежно и ласково изучал ее тело.
— О, как вы прекрасны, — тихо сказал он, — ваша кожа шелковиста, подобно лучшему шелку, но уверен: я не первый, кто говорит вам об этом. Все же мне не приходилось встречать женщину со столь нежной кожей, дорогая, она просто опьяняет меня. — Наклонившись, он начал целовать ее груди, обжигая соски горячими губами. — Мой Бог, дорогая, вы просто совершенство!
«Черт бы его побрал! — подумала Скай, чувствуя, как по ее телу пробегает сладострастная дрожь. — Он опытный любовник и не станет пожирать меня сразу, как кусок сыра, а будет дегустировать, пока я сама не выдержу, о, негодяй!»И когда губы короля начали обрабатывать ее левый сосок, из ее уст вырвался легкий стон. Король мгновенно поднял голову:
— Вам это нравится, дорогая? Скажите же мне, что вам нравится больше всего?
— Мне все равно, что вы делаете, — холодно ответила она, — это не имеет никакого значения.
— Вы просто маленькая лгунья. Неужели вы считаете, что сможете скрыть от меня страсть? Вы ведь честная женщина! — тихо рассмеялся он. — Но скоро, красавица, совсем скоро вы будете лежать подо мной, стеная от наслаждения, ибо вы — одно из тех редких созданий, что рождены только для любви, а я — мужчина, рожденный для того, чтобы любить женщин! — И его губы покрыли цепочкой поцелуев ее горло, прежде чем накрыть ее губы.
Он действительно был опытным любовником. Его губы раздвинули ее, и его язык скользнул внутрь, жадно изучая ее рот, скользя между губами и зубами, оставляя у нее во рту мятный привкус. Потом он скользнул глубже, и она снова почувствовала приступы зарождающегося сладострастия. Она презирала себя за слабость, но ничего не могла сделать. Скай резко повернула голову, освобождаясь от его губ, и прошипела:
— Ублюдок! Берите меня и убирайтесь!
Он посмотрел на нее своими дьявольски горящими янтарными глазами и рассмеялся:
— А, дорогая, так вам начинает это нравиться?
— Мне ничего не нравится! — прорычала она в ответ.
— А я чувствую, как вы вздрагиваете, дорогая. О, только совсем слабо, но я очень чувствителен к таким вещам.
— Я никак не могу понять, что необузданней, монсеньор, ваша фантазия или ваше самомнение? — ядовито заметила она.
Он снова рассмеялся:
— Ни то ни другое, дорогая, но у меня есть гораздо более необузданная часть тела, и скоро вы в этом убедитесь, и она все сильнее жаждет попробовать ваше тело. — И снова его язык начал терзать ее соски, пока она не почувствовала, что скоро начнет кричать от наслаждения.
— Я вас ненавижу! Ненавижу вас! О, как я вас ненавижу! — Она бормотала эти слова, словно молитву.
Он же продолжал сладострастную пытку, которой поддавалось ее тело. Скай знала, что она не может противостоять собственной похоти, и презирала себя за это.
Герцог отлично понимал, что творится и в ее теле, и в сознании. Он лукаво смотрел на нее, как бы побуждая к признанию. Она отвернулась, еще больше презирая себя, когда он начал успокаивать ее:
— Ну, ну, красавица, не надо так терзаться. Сдайтесь мне, дорогая, и я подарю вам величайшее наслаждение!
— Никогда!
Со вздохом сожаления Генрих Наваррский оставил ее грудь и начал целовать живот. Его губы мучительно медленно двигались вниз, и наконец, силой раздвинув ее ноги, он приблизился к ее скрытому сокровищу. Его язык начал с любопытством исследовать его, впитывая ее женский аромат, скользя по складкам кожи, зарываясь в глубь них, пробуждая в ней страсть, которой она в конце концов не могла сопротивляться.
Руки Скай непроизвольно сжались в кулаки, острые ногти впились в ее ладони. Она закусила губу до крови, но все же не смогла сдержать рвущийся из глубины груди стон. Он поднял голову, чтобы взглянуть на нее опьяненными страстью глазами. Потом медленно лег на нее и одним движением оказался внутри ее. Он начал медленные, ритмичные движения. Через некоторое время он спросил ее:
— Дорогая, неужели это не нравится вам? Неужели вы не признаете, что я лучший из ваших любовников?
— То, чем вы занимаетесь, — не любовь, монсеньор! Это насилие! Вы не видите разницы?
— Вы упрямы, красавица, — простонал он, — но я не сдамся так просто. Для меня не в новинку оставаться в женщине целую ночь и так и не пролить семени!
Снаружи раздался бой городских курантов — два часа ночи. Генрих Наваррский зарылся лицом в волосы Скай, наслаждаясь ароматом дамасской розы. Говоря о количестве женщин, бывших у него с детства, он из скромности преуменьшил их число. Но такой, как эта, у него не было, никогда он не наслаждался женщиной так, как наслаждался мадам Бурк. Если бы она не была так упряма, она бы успела разрядить его с полдюжины раз!
Скай же, лежа под ним, думала о том, когда же он кончит наконец. С тех пор как она покинула бал, прошло больше часа, и Адам беспокоится о ней. Как ей объяснить столь долгую отлучку? Бог знает, что мог наговорить ему в оправдание герцог Анжуйский. Эти размышления расхолодили ее пыл, поначалу пробужденный герцогом. Необходимо что-то сделать, чтобы король побыстрее кончил, и Скай знала что.
