диван, продолжая так же смотреть.
– Представляешь, Давид, – прикалывался Макс, – я тут где-то слышал выраженьице «интеллектуальная женская проза». Сильно, а?
– А я даже держал в руках образчик, – неожиданно подыграл ему Дод.
– Ну и как?
– «Любящий человек способен увидеть в вас то, чего вы и сами-то в себе не видите…», и дальше такое же на триста страниц.
Макс довольно рассмеялся.
– Там не было такого! – воспротивилась я.
– Почему ночные страхи или детские комплексы – объект, достойный внимания господ мужчин? – серьезно спросила Анька. – А любовь, самое важное в жизни…
– Точно: основной инстинкт, – перебил Макс.
– Что толку с тобой спорить? – Анька посмотрела на Макса так, будто действительно только сейчас разглядела в нем что-то доселе невиданное. – Давайте пить чай, я наполеон испекла настоящий, с заварным кремом.
– Давайте! – Макс с готовностью забрался на высокую табуретку.
– Хочешь, я буду заботиться о тебе? – спросил Давид еле слышным шепотом, слегка наклонясь ко мне.
– Подумаю, – ответила я серьезно. Давид засмеялся.
Глава 21
На следующий день, несмотря на бурные мамины протесты, я перевезла Илюшку к себе.
Температуру удалось сбить, но он так страшно кашлял, так осунулся за эту неделю. Я уложила сына в детской, сварила клюквенный морс и уселась у кровати с «Бароном Мюнхаузеном».
– Мам, – попросил Илья вдруг, когда я дочитывала первую главу, – расскажи мне про папу.
– Он был высокий, красивый, любил вас… – Неожиданно для себя я заговорила о муже в прошедшем времени.
– Любил? А бабушка сказала: он нас бросил.
Ни за что, ни при каких обстоятельствах дети не должны чувствовать себя брошенными! Что бы ему ответить?.. Я лихорадочно соображала.
– Папа… просто уехал работать за границу, – пролепетала я наконец первое пришедшее в голову объяснение. – Предложили хорошие условия, жалко было отказываться.
– А ты? Почему ты не поехала с ним?
– Нельзя было оставить маму. После смерти отца, твоего дедушки, она так тосковала…
Голос Илюшки постепенно теплеет.
– А расскажи, какой он был вообще.
– Добрый, сильный. – Я не кривлю душой: муж вспоминался мне именно таким. —. В компьютерах хорошо разбирался…
– Так можно сказать о ком угодно. Например, о твоем Давиде.
Я проглатываю «о твоем» и отвечаю как ни в чем не бывало:
– Это была его работа. Он был очень способным, можно сказать, талантливым программистом. Но сам к этому таланту относился не слишком серьезно. Он всегда жалел, что из-за травмы не смог профессионально играть в футбол. Обожал этот спорт.
– Как Олег?
– Да, в этом Олег похож на него. А из еды он больше всего любил яичницу с сыром, и однажды…
Постепенно я увлекаюсь. Прошлое оживает, расцвечивается яркими красками. Илюшка будто улавливает мое настроение:
– И ты совсем не сердишься на него?
– Просто не за что!
– Значит, когда он вернется…
– Мы все будем очень рады, – перебиваю я, не давая ребенку сформулировать роковой для меня вопрос.
Но его не так-то просто сбить.
– А куда денется твой Давид? – искренне недоумевает Илюшка.
Я чувствую себя пойманной за руку и растерянно бормочу:
– Куда? Не денется никуда…
К счастью, в столовой звонит телефон. Мама требует полного отчета: как доехали, какие лекарства давала, чем кормила.
– Из лекарств только мед и питье, – объяснила я.
