Я лихорадочно натягиваю сапоги, влезаю в рукава шубы.
– Ма, ты скоро? – интересуется Олег. Несмотря на поздний час, дома мы с ним вдвоем.
– Скоро, – бросаю я на ходу.
…Ленка не открывает. Я жму на звонок, уверенная, что она конечно же дома, но случайно увидела меня в окно и не хочет лишний раз напрягаться. А зачем? Денег она мне не должна, остальное ее не касается. Восстановить Ленкину логику нетрудно. А если Давид спросит у нее мой телефон? Она даст номер на Каменщиках. Все, круг замкнулся. Номер мобильного я сгоряча сменила.
Надо было уходить, но тут за моей спиной с шипением разъехались двери лифта. Ну конечно, кто-то из соседей. Не везет мне! Сейчас начнутся расспросы, сочувственные взгляды. Бедная женщина, одна с тремя —детьми. Решилась на последний отчаянный шаг – сдала квартиру…
– Марин, ты что ль? – Вздрогнув, я оглянулась и увидела Изу. Она выходила из лифта бледная, в распахнутой дубленке, страшно родная.
– Иза! – Я бросилась к ней. Секунду назад невозможно было представить, что я могу так радоваться. – Иза, неужели это ты?
– Да я, я, – устало улыбнулась Иза. – да ты к Ленке? Они уехали… В Голландию.
– Правда?!!
– А что? Она вроде бы с тобой рассчиталась.
– Да. Но я жду звонка. На этот номер. – Я кивнула головой в сторону квартиры.
– Почему на этот? Да что мы на лестнице разговариваем? Заходи и не стой как чужая, раздевайся. Поужинаешь со мной.
– А твои где?
– Сергей в командировке. Завтра возвращается. Катька у подруги. К какому-то зачету готовится. Какие, скажи мне, зачеты в начале семестра?
Иза молниеносно накрыла на' стол, достала рюмки и неизменный ликер.
– Вот держу на случай твоего внезапного появления. Где ты пропадаешь? И что за чушь ты несла насчет каких-то звонков?
– Понимаешь… – замялась я. – Я жду звонка от одного человека… А он знает только этот телефон.
– Какой человек? Слушай, не темни, пожалуйста!
Я помолчала.
– Давид!
– Как Давид?!! А я звоню-звоню по 912… Ты там больше не живешь?
– Нет, я у мамы…
– Вы поссорились?
– Тут другое. У него жена в Швеции.
– Да ты что?!! Ну и конспиратор! Так поставил дело– никто ни о чем не догадывается…
– Кто не догадывается? – взорвалась я. – Булыжная?! Передай ей: жене девятнадцать, современная, с юмором – ходячий праздник!
– Ну а ты-то тогда чего ждешь? – спросила Иза спокойно.
– Ах, Иза! Чего я жду? Надежда умирает последней!
– И на чем зиждется твоя надежда?
– На невозможности жить без нее.
– Не увиливай! – сказала Иза строго. Она (и небезосновательно!) считала себя профессором в таких вопросах и требовала полного отчета.
Пришлось отвечать.
…Жили хорошо. И расстались хорошо. То есть то, что расстались, не хорошо, конечно. Но разошлись по-хорошему: так-то и так-то.
– Это ты свой побег называешь «разошлись»?
При одном воспоминании о побеге я поежилась. Как только у меня тогда хватило сил?
– Да как ни назови… Я не хочу делить его с кем-то. Будь на его месте кто-нибудь другой – не знаю, но его… А может, просто возраст… не позволяет идти на компромисс.
– А я слышала – наоборот: максимализм – удел молодости. С годами начинаешь ценить счастье в любых количествах.
– Это кто как. А помнишь, ты говорила: прожить спокойно и с достоинством? Вот и пришлось выбирать: или достоинство, или счастье урывками.
– Ну, выбрала достоинство, а теперь мечешься как угорелая?
– Господи, Иза! Я так устала. Достоинство – это почти непосильно! – Чтобы не разрыдаться, я закусила губы.
– Как ты изменилась, Маринка! – проговорила Иза после недолгого молчания. – Рядом с этим Давидом
