то. Вот и Костя… ушел от меня. Елизавета Феликсовна Ишутина вторична.
…Когда он сказал, что уезжает, я сначала не поверила. Просто не поняла. В Канаду? Работать? Навсегда? А зачем? Наше объяснение происходило прекрасным утром в начале лета. Муж спешил, и поговорить как следует не хватило времени. В тот день он не пришел ночевать. Позвонил, сказал, что зайдет завтра и все расскажет. Но и завтра не появился… С тех пор я видела его один раз. Однажды, вернувшись домой раньше обычного, застала его собирающим вещи. Костя смутился и буквально прошел мимо меня, бормоча что-то невнятное. Больше мы не виделись.
Я бы еще долго предавалась приятным воспоминаниям, но Дмитрий Иванович привел клиентов: белозубую пару средних лет и девочку-подростка в очках с тонкой металлической оправой и карманным компьютером в руках. Девица, очевидно, была главной в семье, потому что, задавая вопросы, родители почтительно смотрели на нее, ожидали реакции. Записываться в школу они не стали. Девица обещала подумать.
После них я общалась с очаровательной молодой женщиной, матерью десятилетних близнецов. Актриса подписала контракт с театром в Нормандии, а детей девать некуда. С мужем давно в разводе. Мама умерла. У ее отца новая семья, они милостиво согласились забирать детей на субботу и воскресенье. А в остальном – как знаешь.
– Для меня ваша школа– спасение! Я, когда рекламу увидела, чуть не заплакала от счастья! – твердила она, рассеянно оглядывая детскую спальню.
Мне хотелось сказать ей что-нибудь жизнеутверждающее на прощание, но у меня зазвонил телефон. Ольга спрашивала, закончила ли я статью о проблемах частного образования в современной России.
– И знаешь что, Марин. У меня к тебе просьба по старой дружбе. Не поговоришь с Ермаковой?
– Кто это?
– Ну, помнишь, та… иностранные языки… За границей жила. Ты же мне сама про нее говорила.
– Алла Викторовна?
– Да я не помню! Короче, Рыдзинский раскритиковал ее статью в пух и прах. Но она и правда никудышная. Ты позвони ей сама. А то такие дамочки… неизвестно чего ждать от них.
– Ладно, позвоню. Хотя, по-моему, она никакая не дамочка. Очень милая и самокритичная.
– В общем, договорились, – с облегчением вздохнула Ольга.
Я отложила разговор с Ермаковой на вечер, днем полным-полно других дел. И первое – клиенты.
Кто-то, оказавшись в безвыходном положении, с радостью записывал ребенка в школу, кого-то интересовали нюансы: чем программа отличается от обычной школьной? а язык преподают носители? Ну, где я им найду в Хабарове носителей иностранного языка? Приходилось изощряться. К вечеру начинались головные боли. Ровно в десять я сажала в свой кабинет услужливого психолога (на случай появления запоздавших клиентов) и шла гулять.
Как и наметила вначале, каждый вечер я совершала прогулки к готическому замку. Он действительно оказался необитаемым. Сейчас, в середине июля, это особенно было заметно. Все вокруг заросло сорной травой в человеческий рост. Захочешь войти – не войдешь, как в замок спящей красавицы. Фея окружила его густыми зарослями, чтобы никто не потревожил сон прекрасной принцессы…
В жизни все прозаично. Ворота в замок заросли, потому что он никому не нужен. Красивый, романтичный, дорогой – а не нужен. Как я.
У Кости – Елизавета и Ева. У Давида – просто Ева. А я блуждаю среди чужих дач и не нужна никому…
Но в следующий момент я ругаю себя за такие мысли. Как это не нужна никому? Маме, детям, Давликанову, наконец. Ольга ждет от меня статьи, девушки из авиационного городка получили благодаря мне хорошую работу. Наверное, думают: зацепились.
А сама школа! Как много проблем у людей даже из обеспеченной среды! Кто-то вынужден работать от зари до зари, кто-то не может отдать ребенка в массовую школу из-за здоровья, психологических проблем, неспособности, нежелания учиться, неумения уживаться в детском коллективе, дурного влияния. Я делаю очень нужное дело…
Нечаянно я вспомнила о Косте.
Воспоминание было далеким и неярким. Как будто мы встретились месяц назад. Нужно признаться, что выглядел он не слишком счастливым. Впрочем, дело тут, скорее всего, не в счастье. Он просто растерялся: еще бы, такие встречи бывают не каждый день. А в остальном о чем ему грустить? Дочку он любит очень! Наверное, любит и жену. С работой нет проблем – он программист, и программист классный. В общем, все хорошо.
Но ведь и у меня нормально. И слава богу, что я держалась с ним ровно, спокойно. Могла бы наболтать глупостей, начать упрекать. Сейчас бы от стыда сгорала…
Однако суть не в этом. А в том, что появление Кости усложняет нашу жизнь. Неизвестно, захотят ли дети видеть его. Денис может взять наглый, развязный тон, Илюшка замкнется. Олег– самый добрый, душевный из них… но он просто не захочет отставать от братьев. Вот поеду к ним в лагерь в воскресенье, прозондирую почву. Как бы там ни было, Костя их отец. Любой человек может ошибиться, смалодушничать… я уже подбирала слова для воскресного разговора. Потом подумала о том, что купить мальчишкам. Черешня, абрикосы – их любимые фрукты уже отходят. Ничего, поеду через Москву, заверну на рынок и там выберу что-нибудь. У меня теперь свобода передвижения: Анька за символическую плату продала мне свой маленький фольксваген, а одна учительница (ее отец начальник в местном ГАИ) помогла с правами.
Езжу я, конечно, ужасно. Спасает только то, что мои маршруты пролегают в основном по загородным трассам, вояж в Москву всякий раз тяжелое испытание. Но сейчас выхода нет: детям надо купить хороших фруктов.
Вернувшись в школу, я звоню Алле Викторовне и как ни в чем не бывало начинаю болтать на праздные темы: как проходит лето? какие планы? как настроение? Потом объясняю: со статьей не совсем удачно.
Алла вздыхает, но держится молодцом. Я извиняюсь: простите, что так протянули. Это не важно, тараторит она. Я не сидела сложа руки. Искала работу. По вашему совету попробовала себя в качестве офис-менеджера. Не мое, ушла через неделю. Бралась за художественный перевод, но… Языки-то я знаю
