хорошо. А по-русски не могу выразить. Как это называется? Косноязычие? Меня вдруг осеняет:
– А не хотите преподавать английский в моей школе?
– Хочу! – Она смеется. – Я и сама предложить собиралась, но стеснялась после этой статьи дурацкой.
– Тогда подъезжайте завтра часам к девяти.
И я диктую ей адрес.
Почему-то меня радует завтрашняя встреча с этой Аллой Викторовной. Настроение поднимается. Я выключаю свет в комнате, распахиваю окна и усаживаюсь в кресло. Какие запахи доносятся из вечернего сада! Вспоминаю, как год назад стояла в саду под луной и разговаривала по телефону с Давидом.
Я думаю о нем уже без грусти. Точнее, без той страшной животной тоски. Я сумела победить. У меня не было выхода. В таком состоянии не живут, а я обязана была жить. Ради мамы, ради детей. Да просто потому, что Бог дал мне эту жизнь и надо ей как-то распорядиться. Я улыбаюсь и вспоминаю его голос, немного странную манеру по телефону растягивать слова. Как чеховская Маша: сначала он казался мне странным, потом я жалела его… потом полюбила… полюбила с его голосом, его словами, несчастьями.
Я думаю о том, как я была счастлива, вспоминаю, как мы бродили по берегу Финского залива, гуляли по Мадриду или просто сидели вечерами в столовой Ольги Григорьевны. Мои воспоминания прекрасны и призрачны. Они похожи на кадры немого кино, на картинки в журнале «Нива» 1913 года. Они похожи на сны или, точнее, видения на грани яви и сна…
Утром я проснулась совершенно разбитая, в кресле. Посмотрела на часы – через полчаса приедет Алла.
Мне хотелось принять ее неформально, не как обычного соискателя. Поэтому, заслышав шум приближающегося автомобиля, я достала специально припасенные для такого случая конфеты и включила чайник.
Еще меня мучил вопрос, где нам лучше поговорить. В кабинете скучно. Хотя почему нет? Мы ведь не подруги, не приятельницы. На самом деле мне ужасно хотелось показать ей свою комнату. Она оценит!
Я так и не пришла ни к какому решению. Раздался стук в дверь.
– Заходите! – пригласила я.
В кабинет вошел Костя.
Быстро соображаю: «За деньгами. Молодец, понял все-таки, что нам ни к чему так часто видеться».
– Марина, доброе утро. Я не помешал?
– Садись, – кивнула на стул. – Что случилось?
– В общем, ничего. Просто мы вчера так и не поговорили.
– Ты же спешил. Сейчас я тебе все покажу и расскажу. – Я взяла со стола папку со школьными документами. – Вот, – протянула ему.
– Подожди, я не об этом.
– О чем же?
– Марин… Мы так странно расстались с тобой. Это было какое-то затмение, помрачение ума.
Я не выдержала:
– А Ева тоже результат помрачения ума? Или чего-то еще?
– Перестань. Цинизм тебе не идет.
– Ладно, Костя, давай не будем. Нам, к счастью, нет необходимости выяснять отношения! Видишь, я не сержусь на тебя. Вернутся мальчишки – увидишься с ними.
– Ты знаешь, я совсем не так представлял нашу встречу, – продолжал он гнуть свою линию. – Я думал, ты поймешь…
Тут дверь приоткрылась, и я увидела огненную голову Аллы.
– Марина, я не вовремя?
– Пожалуйста, подождите несколько минут.
– Не буду тебе мешать. – Костя быстро встал и продолжал почему-то вполголоса:
– Может, поужинаем сегодня вместе? Я заеду за тобой.
– Даже и не знаю… У меня ведь прием до десяти.
– Хорошо. Приеду ровно в двадцать два.
– Но зачем?
– Я же сказал: поужинаем.
– Объясни, ради бога, чего ты хочешь! Но он уже направился к двери и на пороге столкнулся с Аллой.
– Вы чем-то расстроены, Марина? – Усевшись на Костино место, она внимательно взглянула на меня. – Какой-то капризный клиент?
– Наоборот, совсем невзыскательный! Деньги заплатил и даже условиями не поинтересовался. Знаете, Алла, – я ушла от неприятной темы, – многие родители ждут, что язык в нашей школе будут преподавать иностранцы. Вы ведь англичанка без пяти минут. Справитесь?
