сын мой велел заключить только для меня; неправды поляков и московского разоренья забыть нам нельзя; мы того только и смотрим, чтоб в чем-нибудь польский король мир нарушил: тогда сын мой пошлет на него рать». Действительно, государи созвали собор из духовенства, бояр и всяких чинов людей, говорили о неправдах искони вечного врага Московскому государству, Сигизмунда короля, и о том, что теперь самое благоприятное время к войне с ним, потому что турки и шведы предлагают союз свой. Собор бил челом государям, чтоб они за святые Божий церкви, за свою государскую честь и за свое государство против недруга своего стояли крепко, а они, бояре и служилые люди, рады биться: торговые же люди рады давать деньги.
Вследствие этого решения уже начали собирать войско, как пришла весть, что предприятие султана Османа против Польши кончилось неудачно, почему и в Москве отложили войну, но не переставали готовиться к ней. Видели несостоятельность русского войска и положили нанять иноземцев, более искусных; мало того, сделали шаг решительный, чего при прежних государях не бывало: велели русских ратных людей учить иноземному строю, послали за границу покупать оружие, приговаривать людей, умеющих обходиться с пушками, лить ядра.
В апреле 1632 года умер в Польше король Сигизмунд, наступило междуцарствие, избирательный сейм; в Москве хотели воспользоваться этим, двинуть немедленно же воевод, давно уже готовых, но вот один из этих воевод, боярин князь Димитрий Мамстрюкович Черкасский, бьет челом на другого, на боярина князя Бориса Михайловича Лыкова: «Князь Борис Михайлович со мной в товарищах быть не хочет, говорит, будто мной люди владеют и обычай у меня тяжел и что он передо мною стар, служит государю сорок лет, лет с тридцать ходит сам по себе, а не в товарищах». Государи приказали Лыкову заплатить Черкасскому бесчестье 1200 рублей, но в поход этих воевод не послали, послали славного защитой Смоленска боярина Михаила Борисовича Шеина и Артемья Измайлова с 32 000 войска и 158 пушками, с приказанием идти под Смоленск; другие воеводы выступили из разных других городов.
Война началась счастливо: 23 города сдались русским воеводам. Шеин с Измайловым осадили Смоленск, который отбивался 8 месяцев и готов был уже сдаться по недостатку припасов, как получил помощь: в эти 8 месяцев дела в Польше устроились, в короли был избран сын умершего Сигизмунда, Владислав, первым делом которого было идти на помощь Смоленску с 23 000 войска. В то же время крымцы, подущенные поляками, опустошали московскую украйну; тогда многие ратные люди, бывшие в войске Шеина, услыхав, что татары воюют их поместья и вотчины, разъехались из-под Смоленска.
25 августа 1633 года король Владислав пришел под этот город, сбил русских с выгодного положения их и отрезал Шеину московскую дорогу. С конца октября русские начали терпеть недостаток в съестных припасах; в стане у них господствовали смута и беспорядок: иноземный полковник Лесли в глазах Шеина застрелил другого иноземного полковника, Сандерсона, и остался безнаказанным. Наконец в январе 1634 года Шеин, угнетаемый голодом, холодом и сильной смертностью в полках, вошел в сношения с королем и согласился отступить от Смоленска, оставив весь обоз и артиллерию во власти поляков; 19 февраля русские выступили из обоза своего с унизительною церемониею: должны были преклонять знамена перед королем.
Жестокая участь ждала Шеина и товарищей его в Москве: Филарета Никитича уже не было в живых (он умер 1 октября 1633 года); бояре получили опять большую силу, а бояре были жестоко оскорблены Шейным, который, прощаясь с государем при отправлении в поход под Смоленск, хвастался своими заслугами и говорил, что в то время, как он служил, Другие бояре за печью сидели.
Теперь припомнили это оскорбление и осудили Шеина на смерть, приписавши смоленское несчастье его измене. Отрубили голову и второму воеводе, Измайлову, также сыну его; других воевод сослали в Сибирь.
Выпустивши Шеина из-под Смоленска, король двинулся к Белой, надеясь легко взять этот город, но вышло иначе. Надменные смоленским успехом, поляки отложили всякую осторожность; этим воспользовались русские и сделали удачную вылазку, в которой погибло много поляков, терпевших, с другой стороны, от голода и болезней, а между тем приходили вести, что турецкое войско приближается к границам Польши. В таких обстоятельствах королю нужно было как можно скорее заключить мир с Москвою, мир вечный, который бы упрочил за Литвою приобретения Сигизмундовы. Польские паны первые прислали к боярам; предложение было принято очень охотно, и назначен съезд полномочным на реке Поляновке, там же, где был прежде съезд для размена пленных, и здесь 17 мая 1634 года заключен был вечный мир: русские уступили все города, отданные в Деулине, кроме Серпейска, кроме того заплатили 20 000 рублей; за это Владислав отказался от всех прав своих на московский престол и согласился признать за московскими государями царский титул. В начале 1635 года для закрепления мира присягою королевскою отправился в Польшу великий посол князь Львов-Ярославский, которому удалось уговорить поляков отпустить в Москву тела бывшего царя Василия Ивановича Шуйского, брата его Димитрия и жены последнего. Тело царя Василия с торжеством было принесено в Москву и погребено в Архангельском соборе.
10. Взятие Азова казаками. После второй польской войны не было больше войны в царствование Михаила, ибо разрыва с Турциею постарались избежать. С этою державою происходили постоянные сношения, во время которых московские послы должны были терпеть неприятности за то, что донские казаки не переставали нападать на турецкие владения и громить турецкие корабли.
В 1637 году казаки задумали взять Азов, важную турецкую крепость при устье Дона, с жителями которой у них были беспрестанные войны. Взявши с собой 1000 человек запорожских казаков, донцы 21 апреля выступили к Азову в числе 4400 человек. В это время проезжал через их землю в Москву турецкий посланник грек Кантакузин, они его остановили и, заподозрив в сношениях с азовцами, убили.
18 июня Азов был занят казаками; истребив всех жителей, кроме греков, освободив пленных христиан, завоеватели засели в городе и послали весть в Москву о своей победе. Царь отвечал: «Вы сделали дурно, что турецкого посла побили самовольством: нигде не ведется, чтоб послов побивать, и Азов взяли вы без нашего царского повеления». К султану царь писал: «Казаки Азов взяли воровством, они издавна воры, беглые холопи и нашего царского приказанья ни в чем не слушают; вам бы, брату нашему, на нас не досадовать за то, что казаки посланника вашего убили и Азов взяли: это они сделали без нашего повеленья, самовольством, и мы за таких воров никак не стоим и ссоры за них никакой не хотим, хотя их, воров, всех в один час велите побить; мы с вашим султановьш величеством в крепкой братской дружбе и любви быть хотим».
Но ссоры с турками трудно было избежать: осенью крымцы опустошили московскую украйну, и хан писал в Москву, что нападение сделано по приказу султана за взятие Азова казаками. Персидская война и смерть султана Мурада долго не позволяли туркам действовать против казаков; только в мае 1641 года султан Ибрагим 1-й двинул под Азов 200 000 войска, но казаки с отчаянным мужеством отразили 24 приступа и принудили турок снять осаду.
Казаки прислали весть о своем торжестве и вместе о жалком положении.
«Мы наги, босы и голодны,- писали они,- запасов, пороху и свинцу нет, от этого многие казаки хотят идти врознь, а многие переранены». Они просили, чтоб государь принял от них Азов. 3 января 1642 года Михаил созвал собор изо всяких чинов людей и велел спросить выборных: «Государю с турецким царем за Азов разрывать ли и Азов у донских казаков принимать ли? Если принимать и войну с турками начинать, то ратных людей понадобится много, хлебных, пушечных и всяких запасов надобно будет не на один год: так где взять столько денег?»
Духовенство отвечало, что оно радо войску помогать деньгами, сколько силы станет. Дворяне и дети боярские отвечали, что они служить рады, что Азов надобно принять, для сбора денег пусть государь укажет выбрать из всяких чинов людей добрых человека по два и по три и сделать при сборе денег разницу между богатыми и бедными; если же вдруг понадобятся деньги, то взять патриаршую казну, у архиереев и в монастырях - домовую казну; с купцов и черных людей, с их торгов, промыслов и прожитков взять денег в казну, сколько государю Бог известит, пусть государь велит приказных своих людей счесть по приходным книгам, чтоб государева казна без ведома не терялась; при этом дворяне и дети боярские, указывая на свою бедность, говорили, что дьяки и подьячие, получая денежное жалованье, имея поместья и вотчины, обогатевши от взяток, покупили много вотчин и построили себе дома каменные такие, каких прежде и у великородных людей не бывало; наконец, дворяне и дети боярские жаловались, что пуще турецких и крымских бусурман разорены они московскими несправедливыми судами. Купцы сказали, что они разорились от служб, от последней польской войны, когда с них брали много денег, от иноземцев, немцев и персиан,
