к царю и имели больше силы и влияния, чем он, Голицын; князю Димитрию не нравилось также значение, приобретаемое иностранцами в России, и он враждебно столкнулся с Паткулем; наконец, Голицын не мог помириться со вторым браком Петра на ливонской пленнице Скавронской.
Брат князя Димитрия Михаила Михайлович Голицын отличался самым привлекательным характером среди вельмож Петровых; подобно брату, он не жаловал иностранцев; несмотря на то, даже иностранцы не могли говорить без восторга о его уме, любезности, храбрости и великодушии. Об нем-то рассказывают, что после сражения под Лесным Петр, богато наградивши Голицына, спросил, какой милости еще он желает. «Государь,- отвечал Голицын,- прости князя Репнина!», хотя Репнин и был ему враг. О нем рассказывают также, что, будучи уже фельдмаршалом и отцом многочисленного семейства, он не смел садиться при старшем брате своем, князе Димитрии Михайловиче.
В лучших преданиях нашего прошедшего с именем Петра неразлучно имя сенатора князя Якова Федоровича Долгорукого, знаменитого мужеством гражданским; Долгорукий во имя блага народного решался останавливать великого царя, умевшего сносить величие подданного.
Звание генерал-адмирала носили при Петре граф Федор Алексеевич Головин и после него граф Федор Матвеевич Апраксин. Головин, впрочем, больше занимался иностранными сношениями. После Головина иностранными сношениями заведовал граф Гаврила Иванович Головкин в звании великого канцлера; вице- канцлером был барон Шафиров, оказавший большие услуги, особенно в затруднительных сношениях с Турциею после Прутского мира, но в последнее время царствования Петра вражда Меншикова и Головкина погубили его: лишенный всех должностей, он был сослан.
На дипломатическом поприще особенно были известны: князья Долгорукие, Григорий Федорович и Василий Лукич, граф Андрей Артамонович Матвеев, князь Куракин; на том же поприще начали действовать Артемий Волынский и знаменитый впоследствии Алексей Петрович Бестужев. Подобно Шафирову, из низших слоев общества был выдвинут Петром к важной деятельности даровитый Ягужинский, первый генерал- прокурор в Сенате.
Одним из приближенных людей к Петру был граф Петр Андреевич Толстой, действовавший на дипломатическом поприще и по особым поручениям государя; Толстой участвовал в замыслах Софьи, но Петр простил его и приблизил к себе за обширный ум. В финансовом управлении особенно замечателен был Алекс ей Александр ович Курбатов, человек низкого происхождения, сделавшийся известен Петру проектом о гербовой бумаге.
Охотно принимая на свою службу искусных и даровитых иностранцев. Петр, однако, первые места по управлению поручал русским, и только второстепенные места предоставлял иностранцам. Из последних Петр особенно отличал и возвышал троих: Остермана, Брюса и Миниха.
Барон Остерман был первоклассный дипломат своего времени и оказал много добра своему новому отечеству; ему обязан был Петр выгодными условиями Ништадтского мира; по мнению Петра, Остерман никогда не ошибался в дипломатических делах, но с блестящими умственными способностями Остерман соединял двоедушие, притворство, неразборчивость средств при достижении целей.
Менее Остермана даровитый, граф Брюс в противоположность ему отличался нравственными достоинствами, которыми не могли нахвалиться современники: он был начальником артиллерии, участвовал во всех важнейших сражениях и считался ученейшим человеком в России. Миних вступил в русскую службу только в 1721 году. Петр поручил ему работы по Ладожскому каналу и в 1724 году мог сказать: «Труды моего Миниха сделали меня здоровым».
В числе первых вельмож Петра, в числе первых андреевских кавалеров был гетман малороссийский Мазепа, но мы видели, как окончил он свое поприще.
Изменою Мазепы участь гетманства малороссийского была решена в уме Петра, который начал постепенно подготовлять его уничтожение. Скоропадский, человек недалекий, был именно такой гетман, какой был нужен Петру для этого приготовления, т. е. был тенью гетмана. Для предупреждения измены со стороны гетмана и для предупреждения крамолы против гетмана подле него явился великороссийский чиновник «для управления по общему с гетманом совету».
Другим важным шагом к приравнению Малороссии было то, что великороссияне стали делаться землевладельцами в Малороссии; Скоропадский подарил несколько волостей Меншикову и Шафирову. Тот же Скоропадский по желанию государя выдал дочь за великороссиянина Толстого, и зять гетмана получил Нежинский полк; третий шаг: великороссиянин делается полковником малороссийским.
В 1722 году учреждена Малороссийская коллегия: ведено быть при гетмане бригадиру Вельяминову и шести штаб-офицерам. В этом же году умер Скоропадский, и преемник ему не был избран, «потому что измены предшествовавших гетманов, как объявил император, не позволяют торопиться важным делом избрания, надобно приискать весьма верного и известного человека».
15. Престолонаследие. Петр оставил после себя много знаменитых людей, с которыми долго и часто будем встречаться в последующей истории; но кою он осгавил вместо себя своей новой империи? Мы видели, что воспитание, полученное Петром, не делало его способным к семейной жизни, а жена ею Евдокия Федоровна не была способна противодействовать его привычкам и привязать к семейной жизни, следствием чего был развод и насильственное пострижение Евдокии.
Но у Петра от Евдокии был сын Алексей, родившийся в 1690 году. До 9 лег ребенок оставался при матери, недовольной мужем, который был дома редким и не очень веселым гостем; понятно, что это обстоятельство не могло развить в Алексее чувство любви к отцу. Потом мать была удалена в монастырь; Петр попрежнему был в постоянных отлучках, гостем дома; он заботился о воспитании, т. е. об учении, своего сына, который был способен к учению, был охотник читать, но любимым чтением ею были книги духовные, любимым разговором его был разговор с духовными лицами о делах церковных, об истории и литературе церковной. Как часто бывает, сын вышел не в отца, а в деда и прадеда, был вовсе не способен к этой неутомимой и быстрой деятельности физической, которою отличался Петр. Но Петр именно такую деятельность считал необходимою для довершения начатого им дела, именно такой деятельности хотел от своего наследника.
Это требование, противное природе Алексея, раздражало, ожесточало его все более и более, все более и более возбуждало в нем отвращение от деятельности отцовской, от всех тех нововведений, во имя которых Петр требовал от сына, чтоб он переменил свой характер. Таким разладом между природою сына и требованиями отца спешили воспользоваться люди, которым по разным причинам также не нравилась деятельность Петра и его требования. Алексея окружили приверженцы старины, в беседе с которыми сын находил такое же удовольствие, какое некогда отец находил в беседе Лефорта и подобных ему.
При таких наклонностях к старине Алексей в 1711 году но приказанию отца должен был вступить в брак с принцессою Софьею Брауншвейг-вольфенбиттельскою или, точнее, бланкенбургскою, которая осталась при прежнем своем лютеpaнском исповедании. Согласия между мужем и женою не было; Петр сердился за это на одного сына. Софья умерла в октябре 1715 года, оставив по себе двух младенцев - сына Петра и дочь Наталью. Петр, увидавши, что последнее средство привязать сына к новому не удалось, написал Алексею: «Скорбь о будущем заглушает радость мою о настоящих наших успехах, ибо вижу, что ты пренебрегаешь всеми теми средствами, которые могут сделать тебя способным царствовать после меня. Неспособность твою называю я своеволием, потому что ты не можешь извиниться недостатком разума и телесной крепости. Мы единственно военными упражнениями выступали из прежней тьмы, дали знать о себе другим народам и заставили их уважать себя, а ты о военных упражнениях и слышать не хочешь. Желаю от тебя не трудов, а охоты. Я человек, подлежу смерти: кому насажденное и отчасти возращенное мною оставлю? Если не переменишься, то знай, что лишу тебя наследства, ибо я за отечество и за подданных моих жизни не жалел и не жалею, то неужели пожалею тебя? Лучше будь чужой добрый, чем свой негодный».
Царевич отвечал на это, что он не способен к управлению государством, почему клянется не иметь видов на престол. Петр отвечал, что не полагается на его клятву, но пусть или переменит свой нрав, или пострижется в монахи.
Царевич отписал, что желает пострижения. Но Петр медлил тяжелым делом.
Отправляясь за границу в начале 1716 года, Петр дал сыну шестимесячный срок для размышления. Не получая никакого ответа по прошествии этого срока, царь написал сыну, требуя окончательного решения, а если решится переменить поведение, то чтоб ехал к нему за границу. Царевич отвечал, что приедет, и действительно выехал из Петербурга, но вместо того, чтоб ехал к отцу, отправился в Вену к немецкому императору Карлу VI и отдался в его покровительство, говоря, что спасается от жестокого гонения и
