А среди российских евреев уже и существовало, ещё не в сильной степени, движение палестинофильства – стремление вернуться в Палестину. (Да ведь это и было бы воплощение молитвенного приветствия “На будущий год в Иерусалиме”.) И оно заметно усилилось после 1881-82. «Стремиться к колонизации Палестины… чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу». Прежние лозунги просвещенцев бороться «с ортодоксией, хасидизмом и религиозными предрассудками сменил призыв к примирению и объединению всех слоев еврейства для осуществления идеалов» Палестины, «за возврат к старому еврейству». «Во многих городах России возникли кружки “Друзей Сиона”» – Ховевей Цион [860].
Так – одна мысль прилагалась к другой и поправляла её. Переселяться – да, но не куда-нибудь, а в Палестину.
А – что делалось в самой Палестине? «Первый крестовый поход привёл к почти полному уничтожению остатков еврейского населения Палестины». Но всё же «крохотная еврейская религиозная община сумела пережить и крах: государства крестоносцев, и завоевание Палестины мамелюками, и вторжение в страну монгольских полчищ». «В последующие столетия еврейское население» пополнялось небольшим потоком «верующих из разных стран». В конце XVII в. сколько-то хасидов из России эмигрировало туда. «В середине XIX века в Палестине насчитывалось 12 тысяч евреев», к концу XI в. – 25 тысяч. «Взятые вместе, эти еврейские поселения в Стране Израиля назывались “ишувом”». И все эти люди (мужчины) занимались только изучением иудаизма и ничем другим. А жили они на «халуку» – подаяние от еврейских общин Европы. Подаяние это распределяли раввины и тем имели абсолютную власть. Лидеры ишува «отвергали любые попытки создать в стране хотя бы зачатки еврейского производительного труда». Причем изучался – исключительно Талмуд, ничто другое, но и это на низком уровне. «Известный еврейский историк Г. Грец, посетивший Палестину в 1872», нашёл, что и «учатся в действительности немногие, большинство предпочитает слоняться по улицам, бездельничать, сплетничать и злословить». Он нашёл, что «эта система способствует обскурантизму, нищете и вырождению палестинского еврейства», – и за то сам «был немедленно предан херему» [861].
В 1882 в Харькове возник палестинофильский кружок студентов – «билуйцы». Они задались «целью основать в Палестине образцовую земледельческую колонию», задать «тон общей колонизации Палестины евреями»; они стали создавать кружки по разным городам России. (Позже они кое-как обосновали и первую колонию в Палестине, но встретили проклятие и сопротивление старого ишува: раввины требовали, по древнему обряду, прекращать обработку земли каждый седьмой год.) [862]
Пинскер поддержал палестинофилов, созвал в 1884 в Катовицах первый палестинофильский съезд, в 1887 в Друскениках – второй. По черте еврейской оседлости стали разъезжать агитаторы с речами в синагогах и на общественных собраниях. (Дейч свидетельствует, что после 1881 даже П. Аксельрод увлекался палестинофильством!.. [863])
Страстным проповедником палестинофильского движения стал, разумеется, и Смоленскин. Он кипуче связался с видными англо-еврейскими деятелями, а когда столкнулся с сопротивлением Альянса, желавшего не колонизации Палестины, а направить еврейскую эмиграционную волну в Америку, – объявил тактику Альянса «изменой народному делу». Ранняя смерть Смоленскина оборвала его усилия [864].
И всё же среди российского еврейства в те годы палестинофильское движение нашло пока отклик слабый, а то и противодействие. «Идея о политическом возрождении народа увлекла в ту пору за собою лишь незначительную группу интеллигенции и даже встретила вскоре убеждённых противников» [865]. Консервативные круги – и раввинат, и цадики – видели в палестинском течении преступление против божественной воли, «посягательство на веру в Мессию, который один должен вернуть евреев в Палестину. Прогрессисты ассимиляторского толка видели в палестинофильстве реакционное стремление обособить евреев от всего культурного человечества» [866].
Европейские евреи также не поддержали движения.
Тем временем практические успехи палестинофильства на месте оказались «слишком ничтожны»; «многие из колонистов обнаружили свою непригодность для земледельческого труда»; «идеал возрождения древней родины измельчал в мелкое благотворительное дело»; «колонии были спасены только благодаря щедрым субсидиям барона Эдмонда Ротшильда» (парижского). Но тем самым колонисты «были превращены в батраков, опекаемых и подчинённых строгой дисциплине». А в начале 90-х годов «колонизация пережила… тяжелый кризис, вызванный беспорядочной и бессистемной закупкой земель», а также распоряжением Турции, тогдашней обладательницы Палестины, запретить русским евреям высадку в палестинских портах [867].
Тем временем из палестинофильцев выдвинулся публицист, мыслитель и организатор Ушер Гинцберг, с 1889 выступивший под звучным псевдонимом на иврите – Ахад-Гаам («один из народа»), с тех пор так и известный. Он резко критиковал практическое палестинофильство, каким оно складывалось. Его установка была: «прежде, чем направить свои усилия к “возрождению на земле”, надо позаботиться о “возрождении сердец”, об умственном и нравственном усовершенствовании народа». «Установить в центре еврейства живое духовное стремление к объединению нации, её возбуждению и свободному развитию в духе национальном, но на основах общечеловеческих» [868]. Этот взгляд позже получил название «духовного сионизма» (но – не «религиозного», это важно).
В том же 1889 Ахад-Гаам для объединения тех, кто предан возрождению еврейских национальных чувств, создал лигу – или орден, как его называют, «Бней Моше» («Сыновья Моисея»). Устав его «походил во многом на уставы масонских лож: при вступлении давалось клятвенное обещание выполнять в точности все требования устава; новых членов посвящал мастер, “старший брат”… вступающий “брат” обязывался беззаветно служить идее национального возрождения, хотя бы он был уверен, что нет никакой надежды на скорое осуществление идеала» [869]. В манифесте ордена возглашалось, что «национальное сознание имеет примат над религиозным, индивидуальные интересы подчиняются национальным», и требовалось углубить чувство беззаветной любви к еврейству, выше всех целей движения. Орден подготовил «почву к восприятию политического сионизма» Герцля [870], которого Ахад-Гаам вовсе и не хотел.
В 1891, 1893 и 1900 Ахад-Гаам совершил и поездки в Палестину – и изобличал бессистемность и беспочвенность тогдашней палестинской колонизации [871], «подверг суровой критике диктаторское поведение служащих барона» Э. Ротшильда [872].
Таким образом, в Европе сионизм зародился десятилетием позже, чем в России. Первый вождь сионизма Теодор Герцль до своих 36 лет (из всего 44-х) был писатель, драматург, фельетонист, не интересовался, не знал ни еврейской истории, ни тем более языка, а, характерно, – как достойный австрийский либерал, считал реакционным стремление разных «второстепенных народностей» Австро-Венгрии к самоопределению и национальной жизни, находил верным подавлять их [873]. Как пишет Стефан Цвейг, Герцль даже вынашивал план повести венских евреев в собор на массовое крещение и так «раз и навсегда решить еврейский вопрос слиянием еврейства с христианством». Но вот росли в Австро- Венгрии противоеврейские настроения и пангерманизм, а в Париже, где Герцль в это время жил, вспыхнуло дело Альфреда Дрейфуса, и Герцлю досталось присутствовать «при публичном разжаловании Дрейфуса». И Герцль – поверил в его невиновность, был потрясён – и откинулся: «Если отстранение неизбежно, сказал он себе, – то полное… Если мы страдаем от бездомности – надо создать себе родину!» [874] Герцль как мгновенным толчком проникся идеей создать еврейское государство. «Словно молния, Герцля озарила новая мысль: антисемитизм не есть случайное явление, встречающееся лишь в данной обстановке и при данных условиях; нет, он – постоянное зло, он – вечный спутник Вечного Жида», и «единственно возможное решение еврейского вопроса» – отдельное еврейское государство [875]. (Прийти к такому плану после тысяч лет еврейского рассеяния – нужен был и большой полёт фантазии, и исключительная решимость!) Однако, по Цвейгу, брошюра Герцля «Еврейское государство» встретила «озадаченность и раздражение в кругах венской еврейской буржуазии… Что за бес вселился в этого остроумного, способного, культурного журналиста? Что за глупости он пишет? С чего это мы должны отправляться в Палестину? Наш родной язык – немецкий, а не еврейский, наша родина
