Отстоял себя, против всех, Верховное Главнокомандование, - так хотя бы им-то воспользовался в судьбоносные дни! К этим-то дням как раз оно прилегло - лучше не придумать! Его отъезд из Царского Села случайно как раз накануне волнений - не верней ли и понять как Божье дозволение: добраться до Ставки, до силы, до власти? до узла связи, до узла всех приказаний? Нельзя было занять более выгодной позиции против начавшейся петроградской революции!
К вечеру 27 февраля она была выиграна в Петрограде - но только в нём одном. Вся огромная Россия оставалась неукоснительно подчинена своим начальникам и никакой революции ниоткуда не ждала. Вся армия стояла при оружии, готовая выполнить любой ясный замысел своего вождя.
И такой замысел в ту ночь как будто начал осуществляться: посылка фронтовых полков на мятежный запасной небоеспособный гарнизон. Военный успех операции не вызывал сомнений, и было много полков, совсем не доступных агитации разложения, - как не тронулся ж ею Тарутинский полк, уже достигший цели. (Да он в одиночку, пожалуй, если б им руководили, мог осуществить и весь план.)
Но даже и в таком масштабе операция подавления не была необходима. Чтобы петроградские уличные волнения приобрели бы значение общероссийской революции, всего-то надо было: чтобы Россия не перестала эти волнения кормить хлебом, а они Россию - агитацией. Едва сбродился первый случайный состав Совета рабочих депутатов - его первой заботой было: восстановить железнодорожное движение между Москвой и Петроградом. Здесь было их слабое место! - сюда и надо было бить! (Как и предлагал генералу Мрозовскому полковник Мартынов.) Вообразим зоркую и решительную власть: как просто и коротко она бы блокировала этот дальний, уже сам собой невыгодно отрезанный болотный пункт, - совсем не надо и посылать в петроградское кипение никаких войск: отсоединить телеграфные линии, на четырёх железных дорогах вынуть по несколько рельсов и на эти места поставить 4 отряда из верных войск - да 444 было таких у Ставки, - и никогда бы жалкие запасники, ещё достаточно и оторвавшись от города, не посмели бы атаковать стреляных, атаковав же проиграли бы. А чуть-чуть затем изменись положение, стань в Петрограде вместо фунта хлеба - полфунта, затем и четвертушка, - и все эти расхлябанные, необученные да и невооружённые запасные батальоны с такой же лёгкостью отъединились бы от революции, как они к ней присоединились. Верховный Главнокомандующий был вправе объявить ВНЕ ЗАКОНА мятежный город в военное время - и быстро бы пересохли глотки у ораторов, они бы кинулись через финскую границу, а не толкали бы в Действующую армию 'приказ No 1'.
Правда, и армия жила без продовольственных запасов и зависела целиком от подвоза, - но ей-то никто не мог перерезать.
1 марта 'Известия' Совета писали: предстоят ещё жестокие схватки между народом и старой властью. Так уверены были все.
А уже - ничего не предстояло: что промелькнуло, не начавшись, - оно и было в_с_ё.
Сказать, что Государь, находясь и в Ставке, не был подлинным распорядителем своей армии? Что и в Могилёве (как и в Царском) он поставил себя так, что не мог принять великих смелых решений? Был связан и косностью своих штабных и немым сопротивлением главнокомандующих фронтами?
Да, на всех этих местах - не состояли лучшие генералы, самые верные. Николай II не имел таланта угадывать верных, держать их и сам быть им последовательно верным. Потому и пришлось ему написать - 'кругом измена, и трусость, и обман', что он органически не видел верных и храбрых, не умел их позвать. Так и вся его дюжина свиты была как подобрана по безликости и бездарности. Для чего содержится свита? - неужели для заполнения пустого пространства, а не для совета и помощи в трудную минуту? (А Конвой? Что ж за верность оказалась у Конвоя? Тот десяток терских казаков, в своих страшных туземных папахах, побредший на всякий случай отмечаться у Караулова в Думе зачем они пошли? Просто испугались... Да и все четыре сотни Конвоя после вековой парадной и почётной охраны императоров - как быстро скисли: царскосельские - надели белые повязки, выбрали комитет...)
Однако пока Государь оставался в Ставке - Алексеев покорно выполнил распоряжение о посылке войск и не смел сам искать государственного выхода. Останься Государь и далее в Ставке - посланные войска неуклонно шли бы на Петроград, и никто не запрашивал бы у главнокомандующих мнения их о необходимости царского отречения.
Ото всего того произошло бы вооружённое столкновение в Петрограде? Если бы восставшие не разбежались - да. Но отдалённейше не было бы оно похоже на трёхлетнюю кровавую гражданскую войну по всем русским просторам, чекистский бандитский разгул, тифозную эпидемию, волны раздавленных крестьянских восстаний, задушенное голодом Поволжье - и полувековой адовый скрежет ГУЛАГа потом.
Измени, отклонись, пошатнись все высшие военачальники? - Государь мог уехать в иное верное место: в армию Гурко, в гущу расположения своей гвардии, на передовую линию, - из этого твёрдого верного окружения сохраняя возможность проявить свою волю стране.
Наконец, если рок характера - колебаться, - проколебался бы Государь ещё двое-трое суток. Выиграй он ещё три дня - и до Северного фронта дошёл бы советский 'приказ No1' - и те же самые генералы вздрогнули бы перед бездной и сами удержали бы царя от отречения. Но нет, в ЭТОМ колебании Государь был быстротечнее, чем когда-либо. Едва услышал об опасности своей семье - и бросил армию, бросил Ставку, бросил пост Верховного - и помчался к семье.
Снова признак чистого любящего сердца. Но какому историческому деятелю его слабость к своей семье зачтена в извинение? Когда речь идёт о России могли б и смолкнуть семейные чувства.
Наконец, семью и при больных детях можно было вывезти из Царского Села энергично: автомобили быстрые, вагоны тёплые и удобные, и конвоя достаточно.
Оправдать, что Государь просто не знал, не понимал, что происходит в Петрограде, не охватывал масштабов? Да, настолько не знал, насколько бездарных и нечестных министров сам поставил. Но и настолько знал уже, что послал на усмирение восемь полков.
Нет, император завороженно покинул свою лучшую, единственно верную позицию - и безвольно поехал всё в ту же удавку, из которой так вовремя ускользнул, - под самую лапу революционного Петрограда.
Вяло поплыл, не напрягая ни воли, ни власти, - а как плывётся, путь непротивления. Даже грозной телеграммы по всем железным дорогам, как Бубликов, он не нашёлся послать с пути.
Окунулся в поездку - и потерял последнее знание о событиях - уже и вовсе не знал ничего.
Через незнание, через немоту, через ночь, через глушь, меняя маршруты, к семье! к семье! к семье! Такое бы упорство - да на лучших направлениях его царствования!
Кстати, Любань никакими революционными войсками не была занята, никто не перегораживал царю дорогу, - а просто местная запасная часть, пользуясь наступившей свободой, разгромила станционный буфет, вот и всё. Естественный эпизод для такой обстановки, в какую царственным особам не следует много путешествовать.
Жалкий рыск заплутавшихся царских поездов на другой день объявляли толпе под смех - и в Таврическом, и у московской городской думы. Ещё будут и врать свободные газеты, не стеснённые уже ничем, что царский поезд был задержан искусственным крушением, паровозы испорчены пролетариями- смазчиками. Ещё будет декламировать Керенский, что героические железнодорожники помогли изловить царя.
Но как ни объясняй - красиво не объяснишь.
И вот - император дослал и загнал сам себя в полувраждебную псковскую коробочку. И что ж он обдумывает эти сутки? - как бороться за трон? Нет, лишь: отдавать ли в чужие руки больного сына? Трон - он сразу готов отдать без боя, он не подготовлен бороться за него.
Та же вдруг чрезмерная податливость, как и 17 октября 1905: внезапно уступить больше, чем требует обстановка.
Он даже не вспомнил в эти сутки, что в его империи существуют свои основные законы, которые ВОВСЕ не допускали никакого ОТРЕЧЕНИЯ царствующего Государя (но, по павловскому закону: лишь престолонаследник мог отречься заранее - и то 'если засим не предстоит затруднения в наследовании'). И сугубо не мог он отрекаться ещё и за наследника. Где, кто, по какому вообще закону может отречься от каких-либо прав за несовершеннолетнего? Николай II не понимал закона, он знал только своё отцовское чувство. Было бы грубо, а заметить можно и так: кто же выше - сын или русская судьба? сын или престол? Для чего держали Распутина: сохранить наследника для престола или сына для мамы? Раздражили всё общество, пренебрегли честью трона - для устойчивости династии? или только по родительским чувствам?
