А здесь, впереди, откатчика земли встречают руки товарища. Полный ящик сменен на пустой, и первый откатчик ползет с ним в глубь к копающему, а ящик с землей поднят в просторный барачный подпол с кирпичными столбиками там и сям. Скрюченная темная фигура заключенного относит ящик, высыпает землю в кучу.
Сверху открывается щель треугольником (отодвинутый люк). Оттуда:
- Орлы! Через пять минут даю смену. Заключенный снизу, так же приглушенно:
- Михаил Иваныч! Юстас твердо говорит - зону прошли. Машины с дороги здорово слышно.
- Ну, молодчики. Еще два ящика и вылезайте. Люк закрылся.
Но мы проходим линию пола.
ЭКРАН СУЖАЕТСЯ ДО ОБЫЧНОГО,
Михаил Иваныч Полыганов, небольшого роста, средних лет мужичок с жестким волчьим выражением старого лагерника поднимается от закрытого люка
и еще с одним помощником надвигает на него стойку вагонки.
Комнатка подходящая - всего из двух вагонок. Кто спит, а кто готовится идти - не одевается, а раздевается (наверху должна быть одежда без земли).
очень тихо.
Полыганов прислушивается к двери в коридор.
а в оркестре - удар!!
ШИРОКИЙ ЭКРАН.
Группа солдат с двумя собаками и станковым пулеметом полукругом оцепляет место у лагерного забора, снаружи.
Лейтенант Бекеч. Как это интересно! И при ночных фонарях видно его решительное полководческое лицо.
Он становится на колени. Ухом к земле. Другому офицеру, конвойному:
- Слышно, как царапают. Послушай.
Мы тоже - очень близко к земле. И вровень видим: солдат, присевших в засаду. Собак с настороженными ушами. Готовый к бою пулемет.
- Сегодня уже не успеют. А завтра мы их голенькими возьмем!
ШТОРКА.
Уже взошло розовое солнце. По степи идет колонна заключенных, опустивших головы, человек на шестьсот.
Против солнца видно, как от тысячи ног поднимается до пояса пыль дороги. И висит.
В стороне - домики поселка.
Гуще обычного оцепление конвоя вокруг колонны. И сзади идет резервных десятка полтора солдат.
Видим всю колонну наискосок спереди, в первых шеренгах Климова и Гая. Сбоку в кадр и в цепь конвоя входит офицер с надменным злым лицом. Подняв руку, он кричит:
- Стой, направляющий!
Остановилось все оцепление и колонна. Заключенные подняли лица.
...Внимание, конвой! Патроны до-слать!!
гремят затворы, почти одновременно все.
Смятение по колонне. Оглядываются, переглядываются.
Офицер кричит:
...При малейшем шевелении в колонне заключенных - открывать огонь без дополнительной команды! Оружие - к бою!
Все конвоиры выставили стволы.
...Заключенные!!! Ложись, где стоишь! Ложи-ись!
Колонна дрогнула. Одни неуверенно начинают приседать и уже ложатся (среди них - С-213).
Но соседи одергивают. Колебания.
Гай и Климов показывают: не ложись!
Не ложатся. Поднялись и кто лег. С-213 на одном колене.
Все стоят. Дико смотрят на конвой.
И вдруг из крайнего ряда - здоровенный парнюга с глупым лицом
нет, с лицом затравленным! - нет, с обезумевшим от ужаса! поднял руки вверх!
и выбежал из колонны! - и бежит, бежит на конвоиров! Он сумасшедший просто! Благим матом ревет:
- Не стреляйте!! Не стреляйте!!
Колонна напряглась - но не шевельнулась!
Офицер убегает и кричит:
- Бей его! Бей его!
Тот конвоир, на которого бежит безумец, отступает и одиночными выстрелами
выстрелы.
в грудь ему!.. в грудь!.. в живот! Из телогрейки парня, из спины с каждым выстрелом вылетает кусок ваты! кусок ваты! клочок ваты!
Уже убит. Но еще бежит... Вот - упал.
Колонна! - сейчас вся бросится на конвой!
крик офицера:
- Ложи-ись!.. Огонь! Огонь!
пальба.
Бьют, как попало, над головами! над самыми головами!! И кричат остервенело сами же:
- На землю!.. Ложи-ись!.. Все ложись!..
Как ветер кладет хлеба - так положило волной заключенных. В пыль! на дорогу! (может, и убило кого?) Все лежат!
Нет! Стоит один!
пальба беспорядочная.
Лежат ничком. Плашмя. И скорчась. С-213, жирнощекий; смотрит зло из праха наверх - как продолжает стоять
Р-863, Гавронский. Вскинутая голова! Грудь, подставленная под расстрел! Гонор - это честь и долг!
С презрительной улыбкой он оглядывает стреляющий конвой и опускается из кадра нехотя.
пальба реже, а все идет.
Конвоиры и сами некоторые трясутся и бьют все ниже, все ниже. Это и есть 'когда ружья стреляют сами'. Один конвоир ошалел и еще кричит:
- Ложись! Ложись! Ложись!
никому. Поваленной колонне.
стихло.
Гай и Климов лежат впереди других и с земли смотрят зверьми сюда.
Пыль висит над колонной от паденья тел.
Убитый парень у ног конвоиров.
Сквозь конвойное оцепление входит Бекеч со списком. Минута его истории!
- Кого называю - встать! И выйти! Полыганов!
Из навала тел поднимается маленький Михаил Иваныч. Весь перед уже не черный, а от пыли серый.
...Вон туда!
показывает ему Бекеч за свою спину. И выкликает дальше:
...Шиляускас! Цвиркун!
МЫ ОТХОДИМ, ОТХОДИМ.
голос Бекеча слабей. Вот уже не слышен.
Только видно, как встают по его вызову заключенные и, взяв руки за спину, переходят в отдельный маленький строй, где их строят лицами в ту сторону, откуда пришла колонна. Они 'арестованы'. Их окружает резервный конвой.
ШТОРКА.
Два заключенных (передний из них - Меженинов, сейчас он без очков) в затылок один другому несут длинную кривую ржавую трубу. Задний (нестарый мужчина с крупным носом, крутым выражением) спрашивает:
- Слушайте, дОцент! А не поменять ли нам плечи?
Останавливаются. Меженинов:
- Ну, командуйте.
- Раз-два-бросили!
Скидывают с плеч трубу и увертываются от нее.
стук и призвон трубы.
Разминают плечи. Кряхтят. Задний показывает куда-то:
- Объясните мне, пожалуйста, член-корреспонден, куда смотрит, например, Госплан! Почему в безлесной пустыне такую громадину...
Над просторной производственной зоной - длинный, высокий корпус - из еще не потемневшего струганого дерева.
Его кончают строить: по стропилам положили продольную обрешетку и во многих местах уже покрыли тесом.
В разных местах перед корпусом и на крыше его - рабочее движение черных фигурок.
