- Хамье какое! - вставила Антонина Егоровна, а Леша продолжал:
- Я говорю: 'Это легко доказать, я ведь знаю, какие вещи в чемодане...' Но тут один побежал с чемоданом в лес, а другой мне дорогу загородил...
Игорь Иванович смотрел на сына пристально и сурово.
- Ну а ты-то, ты что сделал?
- Я, конечно, хотел его оттолкнуть, а он... 'Только тронь, говорит. - Вон мой старший брат!' Я оглянулся, и он тоже бросился бежать... А поезд уже отошел... На следующем пришлось.
Антонина Егоровна рассердилась:
- Ну, я увижу эту Серафиму Ивановну, все ей выскажу! Если ты уж берешь парня погостить, так изволь его проводить хотя бы до станции!
- Да подождите вы, Антонина Егоровна! - оборвал ее Тараскин и снова обратился к сыну: - Так у тебя не взрослые, а дети отняли чемодан?
- Ну... Ну, не такие уж дети... Один вот примерно с меня... И потом... у них старший брат...
Игорь Иванович уже совсем вышел из себя. Он пошлепал пятью пальцами по лбу и почти закричал:
- Да ты что, не сообразил, что они тебя старшим братом только пугали?!
- Я потом так и подумал, но сначала...
Тараскин-отец, заложив руки назад, стал ходить вокруг сына, словно осматривая его со всех сторон.
- Короче говоря, ты опять струсил! Испугался двух сопливых мальчишек! - кричал он, а Леша, не сходя с места, все время поворачивался лицом к отцу.
- Папа, я не струсил, а... ну, немножко растерялся.
- 'Немножко растерялся'! Ты почему-то всегда немножко теряешься, а не просто трусишь. Две недели назад ты 'немножко растерялся' и побежал от собаки, которая тебе за это с удовольствием штаны порвала.
- Игорь! - вскричала Антонина Егоровна. - Ну будь ты, наконец, человеком! Ведь ты же с Лешкой до октября расстаешься! До октября! А парень и без тебя огорчен!
Тараскин перестал ходить и обратился к теще.
- Да, Антонина Егоровна! - отчеканил он. - Я с Алексеем расстаюсь до осени. И именно поэтому я убедительно прошу вас пойти в другую комнату и не мешать мне разговаривать с моим сыном.
Это было сказано таким тоном, что Антонина Егоровна предпочла покориться.
- Ушла! Ушла! - сказала она вполголоса. - Добивай парня! Добивай!
Все-таки она не зря напомнила Тараскину, что он сегодня надолго расстается с Лешей. Игорь Иванович взглянул на часы и понял, что это должно произойти скоро, через несколько минут. Он сел в кресло и заговорил уже мягко, даже ласково:
- Лешка! Ну, давай, как мужчина с мужчиной... Ну в кого ты растешь таким, извини, пожалуйста, размазней? Возьми хоть меня: я в твоем возрасте никому спуску не давал. Чуть что - и в ухо! Да-да! - Увлекшись, Тараскин вскочил и прошелся по комнате. - Да что там - спуску не давал! Я, знаешь, и сам любил похулиганить... Лешка, ведь меня весь двор боялся! Да какой там двор! Вся улица дрожала, когда Игорек Тараскин на прогулку выходил!
- Ври больше! Ври! - негромко сказала за дверью Антонина Егоровна. Так бы я свою Людмилу и выдала за чудо-юдо такое!
- Антонина Егоровна! - рявкнул Тараскин. - Я вас прошу!..
- Ушла! Ушла! - На этот раз Антонина Егоровна действительно удалилась из передней.
Игорь Иванович поостыл.
- Ну... насчет хулиганства моего... это я увлекся, ты уж не верь... Но все-таки сам я перед хулиганами никогда не пасовал. - Тараскин взглянул на часы. - Пора, дружок! Еще такси надо поймать. Проводишь меня?
Леша помог отцу надеть на плечи лямки тяжелого рюкзака, сам взял его туго набитый портфель, и оба вышли в переднюю.
- Антонина Егоровна, я отправляюсь.
Антонина Егоровна появилась из кухни с тарелкой и полотенцем в руках.
- Ну, с богом! С богом! - сказала она, кивая головой.
- Вы извините меня... Погорячился. Но вы сами понимаете: воспитание Лешки - мое больное место.
- Ну-ну. Ладно уж! Ладно!
Теща и зять даже поцеловались на прощание, и оба Тараскина вышли из квартиры.
По дороге отец продолжал разговор все на ту же тему. Он говорил, что почти каждый хулиган по своей натуре трус, что именно поэтому он и любит, когда его боятся, но стоит ему показать, что ты сам не прочь поработать кулаками, - он тут же хвост подожмет.
На стоянку такси идти не пришлось: Тараскин увидел приближающуюся машину с зеленым огоньком и остановил ее. Он взял у Леши портфель, положил ему ладонь на плечо:
- Лешка! Дружок! Ну, прошу тебя: возьми себя в руки, поработай над собой и к моему возвращению стань другим! А? Идет?
Леша молча кивнул. Отец поцеловал его, забрался в машину, положив рядом с собой багаж, но дверь не закрыл.
- Лешка! А ты помнишь, какой у тебя артистический талант? - спросил он, улыбаясь. - Помнишь, как ты здорово Волка из 'Ну, погоди!' копировал?
- Помню, папа, - вяло ответил Леша.
- Вот так и веди себя, а не пасуй в случае чего. Идет?
- Идет, - уже совсем уныло сказал Леша.
- Ну, счастливо тебе! - Тараскин захлопнул дверь, и машина укатила.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Бросив телефонную трубку, Матильда в ярости быстро зашагала, не разбирая дороги. Но потом она поняла, что удаляется от дома, и повернула назад. Она так и кипела после разговора с Юлькой. Она понимала, что эта заноза Юлька может и в самом деле явиться со своим Тузлуковым к ней во двор, и Матильду отчаяние взяло, когда она подумала, как будет хохотать Юлька, узнав, что Леша Тараскин отнюдь не уголовник, а, наоборот, маменькин сынок или, точнее, бабушкин внучек и что остальные юные новоселы - самые нормальные дети. Но Матильда умела мечтать, и это всегда помогало ей уйти от грустной действительности.
Вот и теперь она представила себе, как во двор входит улыбающаяся Юлька, а с ней готовый к драке Тузлуков. И что же эта парочка видит? Посреди двора стоит она, Матильда, а позади нее - банда самого отборного хулиганья! Вот глаза Юльки встретились с холодным, как сталь, взглядом Матильды. Вот Матильда оглянулась на своих, чуть заметно кивнула в сторону Юльки, и вся банда двинулась на пришельцев. Прошла всего лишь минута, и вот уже Юлька и ее поклонничек ревмя ревут, улепетывая от дома номер восемнадцать. Носы у них разбиты, физиономии в синяках, одежда порвана и вся в грязи.
Возбужденная столь чарующей картиной, Матильда ускорила шаг и незаметно для себя стала нагонять двух мальчишек, шедших впереди. Это были Сема и Шурик. Они успели поговорить по телефону и теперь возвращались домой, вспоминая все, что говорила Юльке Матильда: и хороший хук справа, которым она владеет, и то, что Леша Тараскин побывал в колонии, и то, что другие ребята в их доме по своей отчаянности не уступают какому-то Тузлукову.
- А откуда она все это знает? - проворчал Сема. - Еще не во все квартиры въехали, а она уже про всех знает.
Щупленький Шурик был мальчиком очень рассудительным для своих лет. Он напомнил Семе, что Матильда - дочь управдома, а управдом может знать многое о будущих жильцах. Возможно, о хулиганах и дебоширах ей сообщают из милиции, чтобы она знала, с кем будет иметь дело.
Эта часть разговора не достигла слуха Матильды: собеседники были еще далеко от нее. Но вот она приблизилась к ним и услышала:
- А тебя здесь еще никто не лупил? - спросил Шурик.
- Не-а. Мне бояться нечего. Меня, наоборот, где мы жили, все боялись.
- Тебя? - В голосе Шурика послышалось недоверие.
