Эту женщину еще при рождении надо было сбросить с холма! Стиснув зубы, он поддался искушению и сильно закрутил ее в танце. Она чуть не вылетела из своих туфель на шпильках.
Наказание последовало немедленно. И в такой форме, какую он не мог предвидеть даже в самых кошмарных снах.
— Кто эта особа и почему она вторглась в частные владения? — вдруг проквакала Стефания, так высоко подняв брови, что они почти скрылись под прической. — Это кто-то из ваших гостей? И вы не удосужились представить ее мне?
— Нет, Стефания, — возразил он, его терпение уже было на исходе. — Удивительно, почему такое могло прийти вам в голову. Я не такой мужлан, чтобы…
Запал погас в наступившем ужасающем молчании. Его взгляд остановился на женщине, проталкивающейся в двойные двери фойе. Всего лишь два часа назад он стоял там и принимал гостей. В свете канделябров пламенели рыжие, отливающие золотом волосы. Она вглядывалась в толпу гостей и явно кого-то искала.
Бен покачал головой, словно не хотел верить происходящему. День свадьбы. Этот день принадлежит Джулии, ему и их будущему. Его прошлому здесь нет места.
Охваченный паникой, он наступил на ногу Стефании.
— Вы что, не смотрите себе под ноги? — воскликнула она. И в ее голосе прозвучали неприятные визгливые ноты.
Бен не особенно заботился о том, как умиротворить Стефанию. Главное — немедленно убрать со сцены непрошеную гостью, пока Джулия не заметила ее.
Прокладывая извилистую дорожку среди танцующих, он наконец добрался до двери.
— Какого дьявола? Ты думаешь, Мариан, что делаешь? — рявкнул он, схватил ее за локоть и потащил через фойе к комнатам, отведенным гостям со стороны невесты. Тут же находился и багаж, вещи, которые им понадобятся во время свадебного путешествия. А также билеты и паспорта. Дорожный костюм Джулии, что-то модное цвета дикой орхидеи, висел на плечиках на медной вешалке для пальто.
— Мне надо было видеть тебя, — прохныкала Мариан. — Нам нужно поговорить.
— Что? — Он уставился на нее, не веря своим глазам. — Мы не разговаривали уже много месяцев. А в свете нашего последнего разговора и представить невозможно, о чем еще мы могли бы говорить.
— Ты передумаешь, когда услышишь, что я хочу сказать.
— Мариан, — он закрыл дверь, чтобы кто-нибудь не подслушал их разговор, — я сегодня женюсь. Ты ворвалась ко мне на свадьбу. Ты что, сошла с ума?
— Прости. — Слезы сверкнули у нее в глазах. Я не знала. Когда я искала тебя по адресу, который мне дали в твоей старой квартире, рабочие сказали, что ты здесь на свадьбе. Они не сказали, что это твоя свадьба.
Она чуть ли не упала на маленькую позолоченную софу рядом с зеркалом во всю стену. Потом достала из большой клетчатой сумки, висевшей на плече, платок и высморкала нос. Больше всего на свете Бену хотелось, чтобы Мариан оказалась за тысячу миль отсюда. Но она так жалко выглядела, что он не мог удержаться от сочувствия.
— Что случилось, Мариан? Примирения с мужем не вышло?
— Вроде того. Пока ты не согласишься выслушать меня, мои несчастья не кончатся.
— У меня такое чувство, будто я говорю на иностранном языке! — Бен нетерпеливо пожал плечами. — Я только что женился. Жена, наверно, удивляется, куда я исчез. А к каким заключениям придет моя теща… — Он хлопнул себя по лбу. Черт-те что, они этого не вынесут!
— Если ты думаешь, что сейчас у тебя проблемы, — Мариан сквозь слезы взглянула на него, то подожди, что я тебе скажу! И можешь убрать со своего лица, Бен Каррерас, это выражение. В свете отношений, какие у нас когда-то были, самое меньшее, что ты мне теперь должен…
— Не заходи так далеко, Мариан, — едко посоветовал он. — Наши отношения, если их можно так назвать, во-первых, закончены. А по-настоящему никогда и не начинались.
— Когда спал со мной, ты так не думал!
— Ты пришла сюда, чтобы шантажировать меня? — Голос упал до опасного шепота.
— Нет, я бы вовсе не пришла сюда, — она забилась в угол софы, — если бы был другой выход.
Но речь идет не только о твоем или моем будущем, Бен. Речь идет о ребенке.
Большую часть своей тридцатидвухлетней жизни Бей прожил довольный собой и жизнью.
Каждое утро он просыпался, восхищаясь, что жизнь становится все лучше.
Последние слова Мариан повисли в воздухе словно топор, который вот-вот упадет на голову.
Он понял, что пребывал в раю для дураков.
— Чьем ребенке? — спросил Бен, заранее зная ответ.
— Твоем.
Конечно, это хитрость, ложь. Мариан всегда была горазда на выдумки. Ведь это она большую часть из двух месяцев их близости где-то прятала мужа. Так почему же страх, точно саван, опутывает его? Почему же он почти готов признать, что по меньшей мере в этом случае она говорит правду?
— Не верю. — Он еще попытался отрицать. Если бы я сделал тебя беременной, ты бы сказала об этом гораздо раньше.
— Я не была уверена, что ребенок твой. Сдерживаемые слезы побежали по щекам. — Он мог быть Уэйна. Я надеялась, что он Уэйна.
— Не понимаю, какие могут быть сомнения. Конечно, если ты не обслуживала нас обоих в одно и то же время.
В отчаянной попытке разорвать кошмарную паутину, опутавшую его, Бен бросил эти слова, почти не сознавая их смысла. Но краска, залившая лицо, и виноватый вид, с каким Мариан избегала его взгляда, подчеркнули черный юмор его фразы. Так раскрылась безобразная правда их, с позволения сказать, романа. Потрясенный, он склонился к ней.
— Мариан, скажи, что я ошибаюсь!
— Прости… — Она беспомощно всплеснула руками.
— За что? За обман твоего мужа? За ложь, которая шла от тебя с первого дня, как мы встретились? За то, что ты говорила мне, будто позаботилась о безопасности секса, а сама ничего не сделала? А теперь очередная новость! Что, Мариан, на «прости» новости не кончаются? — Бен слышал свой голос, подрагивающий от ярости. Он попытался взять себя в руки. — Скажи мне, что это просто плохая шутка.
— Это не шутка, — прохныкала она. — Как мне хотелось бы, чтобы это была шутка. Всю беременность я надеялась, что до этого дело не дойдет. Но ребенок, Бен, твой. Мы получили из больницы результат анализа на ДНК. И теперь ясно, что он не может быть Уэйна.
— Допустим, что это не очередная ложь. — Почти больной от отчаяния, Бен опустил голову и обхватил ее руками. — Чего ты хочешь от меня? Денег?
— Нет. Я хочу, чтобы ты взял малыша.
— Куда взял? — Он огорошенно уставился на Мариан.
— К себе домой. Я не могу содержать его. Уэйн прощает меня за то, что у меня была с тобой связь, но не хочет тащить на себе ребенка другого мужчины. Если я намерена быть с ним в браке, то мне надо отказаться от ребенка. Поэтому я пришла. Но если ты не возьмешь его, я отдам ребенка на усыновление. У меня нет другого выбора. Иначе я потеряю мужа. А я хочу его сохранить. Он единственный человек, которого я когда-нибудь любила.
— Как ты можешь любить мужчину, который заставляет тебя отказаться от ребенка? — воскликнул Бен.
— Я не такая сильная, как ты, — пожала Мариан плечами. — Мне нужен человек, на которого я могу опереться. — И, словно все объяснив, она встала, сняла с плеча сумку и положила к его ногам. — Мне одной не справиться с ребенком.
Бен посмотрел на Мариан, потом на сумку.
— Что это?
— Это вещи, которые тебе понадобятся. Памперсы, питание… А ты что подумал? Что у меня в сумке ребенок?
— После всего, что ты сделала, я бы не удивился.
