распростертыми крыльями. Полковник Шернер еще наутюженный, парадный, источающий чуть уловимый аромат французских духов. На его красивом, с правильными чертами лице будто появилось успокоение, но в серых колющих глазах - пытливость и настороженность. Чумаков своим внешним видом проигрывал перед Шернером. Спать ему приходилось в обмундировании, и оно от этого, несмотря на неизношенность, выглядело блекло, глаза Федора Ксенофонтовича светились душевной болью, коричневое от загара лицо с перебинтованной щекой было мрачным и усталым.
В автобусе, кажется, никогда и не было оконных стекол, а в стенах будто всегда светились рваные дыры - следы от осколков; из посеченных сидений белыми клочьями топорщилась вата. Шернер, окинув все это коротким взглядом, остановил колючие зрачки на Чумакове. А Федор Ксенофонтович все переживал про себя едва не допущенную оплошность: когда он спустился в овраг и подошел к сидевшему на пне Курту Шернеру, с любопытством вглядываясь в лицо пленного, узнавая и не узнавая своего старого знакомого, тот вскочил и кинулся к нему с такой прытью, что охранявшие его два красноармейца опешили.
'Здравствуй, мой дорогой Фиодор!' - по-немецки залопотал Шернер, протягивая Чумакову обе руки.
Федор Ксенофонтович от неожиданности чуть было тоже не протянул навстречу руку, даже качнулся вперед, но все-таки успел сдержать себя и суровым, почти злым взглядом остановил фашиста.
'Ведите себя как полагается пленному врагу! - резко, с трудом переходя на немецкий, сказал Федор Ксенофонтович. - Я для вас генерал Красной Армии, и только! - Затем повернулся к красноармейцам, изумленно наблюдавшим эту сцену, и поодаль от них увидел майора Рукатова в каком-то растерзанном виде, почему-то с опухшим лицом, слезящимися глазами. Задержав на майоре вопросительный взгляд, ощутил зреющую, какую-то тревожащую мысль, но сосредоточиться на ней не смог и приказал караульным: - Проводите пленного в автобус!' - и первым зашагал к машине, стоявшей под молодыми соснами в кустах орешника.
В автобусе гулял легкий сквознячок, разнося ароматный дым сигареты, которую закурил с разрешения генерала Чумакова полковник Курт Шернер. Он же первый и начал разговор:
- В плен я попал по оплошности сопровождавшей меня охраны. Но это перст судьбы: она милостиво предоставила мне возможность отблагодарить вас, господин генерал, за вашу кровь, которая течет во мне.
- Я отдавал кровь не врагу, а офицеру дружественной моей стране Чехословакии! - оборвал Шернера Чумаков.
- Полагаю, вы не будете раскаиваться, что приняли меня на маневрах Красной Армии не за того, кем я был. - Шернер с вкрадчивостью посмотрел в хмурые глаза Федора Ксенофонтовича. - Верно, уже тогда мой ум, мое сердце принадлежали великой Германии... И, между прочим, именно после моего пребывания на киевских учениях была сформирована первая часть особого назначения германских военно-воздушных сил под командованием моего старого друга генерала Курта Штудента. Затем мы пошли дальше вас! Кроме парашютно-стрелковых полков у нас родились парашютные батальоны истребительно-противотанковый, артиллерийский, саперный, связи... И все это, повторяю, родилось после того, что я увидел в России в тридцать пятом году! - Шернер выглядел очень довольным, будто и не находился в плену.
- Я догадываюсь, что идея механизированных корпусов и способ их применения тоже украдены фашистами у Красной Армии, - недобро произнес Чумаков.
- Не надо грубых слов! - Шернер поморщился. - При чем здесь воровство? Если велосипед изобретен, умному глазу достаточно увидеть его со стороны... Такие вещи, как механизированные корпуса или десантные операции, подобно той, которую мы с вами наблюдали шесть лет назад восточнее Киева, под колпак не спрячешь...
- Если б я тогда знал ваше истинное лицо... - Чумаков, кажется, даже скрипнул от досады зубами, вспоминая проведенные вместе с Куртом Шернером дни в Киевском гарнизонном госпитале.
- Тогда бы вы сейчас не имели такой счастливой возможности, какая вам представляется! - воскликнул Шернер, глядя на Чумакова, как на неразумного ребенка.
- Какой возможности? - удивился Федор Ксенофонтович.
- Прекратить бессмысленное сопротивление и сдаться на милость победителей. - Лицо Шернера вдруг сделалось строгим и будто вытянулось. Вам лично гарантирую полную безопасность и самое прекрасное отношение немецкого командования.
- Кто это вас уверил, что вы победители?! - Слова Чумакова прозвучали с подчеркнутой резкостью, может, потому, что его дразнил запах сигаретного дыма; ему очень хотелось курить, а папиросы он забыл в блиндаже.
- Не будьте слепцом! - Шернер стишил голос, как заговорщик. Оглянитесь вокруг!.. Красная Армия в агонии - она разгромлена по частям! Вы же профессионал высшего класса и понимаете, что произошло: в приграничных районах мы разгромили не приведенные в боевую готовность первые эшелоны ваших армий прикрытия. Затем нанесли сокрушающие удары по вторым эшелонам этих армий. Не так ли?.. А сейчас в глубине вашей территории мы заканчиваем уничтожение войск второго эшелона ваших приграничных округов. Кто это может оспорить?!
Чумаков удрученно молчал не потому, что пленный говорил страшную правду; его поразило четкое мышление Шернера и ясный в своей простоте и в понимании рисунок происшедшего - грандиозно- трагического, но конечно же не окончательного.
- Подобной катастрофы еще не знала история войн! - возвысив голос, патетически продолжал Шернер. - По нашим сведениям, за первые десять дней войны русские потеряли свыше трех тысяч самолетов!.. Такие потери можно восполнить только за несколько лет!.. А танки? Ведь у вас к началу войны было по количеству превосходство в танках! Правда, если учитывать машины старых образцов, у вас не было превосходства в ударной танковой силе. Но главное: мы сумели так сгруппировать свои войска, что на том же брестском направлении у нас танков оказалось вдвое больше, чем у вас! Значит, и превосходство в оперативном маневре на нашей стороне?.. Так что, господин генерал, ваша карта бита!
- Война не картежная игра!
- Нет, игра. Только более сложная. Игра умов. Борьба доктрин! С кем вы хотите соперничать в этой войне? С немецкими генералами, которые уже с пеленок постигали военную науку?! А вы, простите меня, как и все ваши маршалы, до зрелого возраста в пастухах или в трактирных мальчиках ходили, а то, чему научились потом, - верхушки науки, знания для первой необходимости... Не сердитесь, я говорю откровенно, веря в ваше благоразумие... Ведь мы хорошо изучили Красную Армию, прежде чем решиться на войну. Что касается вас как личности, то вы - исключение, я помню наши споры в госпитале. - Шернер в запале не замечал, что впадает в противоречие. - А вокруг вас дикари, порождение чуждой нам жизни... Сегодня из окна машины, на которой меня привезли сюда, я наблюдал, как ваш офицер, наевшись сухого лимонадного концентрата из моего саквояжа, напился воды и чуть не взорвался! Ужас!.. Зрелище такое, что с ума можно сойти! Вы отстали от Европы на столетие! Вам не на кого опираться, и сейчас нет другого выхода, как покориться судьбе и довериться мне...
- Я бы и вовсе не стал с вами встречаться, - перебил Шернера Федор Ксенофонтович. - Но у меня выдалась минута времени, да и побудило к встрече элементарное человеческое любопытство: хотелось узнать, почему это бывший полковник чехословацкой армии оказался в фашистском мундире... И коль мы с вами заговорили, у меня есть потребность ответить на ваши вопросы и аргументы, возможно, ответить даже не столько вам, сколько самому себе... Многое, о чем вы сказали, полковник Шернер, правда... Да, а почему до сих пор вы полковник? Помнится мне, вы жаловались, что в чехословацкой армии вас обходили чинами...
- Быть полковником германского вермахта выше, чем фельдмаршалом в чешской!
- Ну, это еще бабка надвое ворожила. - Чумаков едко засмеялся. - Вам это кажется в угаре первых побед. Но война, полковник, только начинается. Наши главные силы не здесь, а там, в глубине. - Он кивнул головой на восток. - Москва только поднимает их, и победы вам не видать.
- Москва не сегодня завтра будет у наших ног!
- Не знаю, дойдут ли немцы до Москвы, но в Берлин мы придем! Чумаков опять засмеялся - уже с горечью: - Чтоб научить вас наконец уму-разуму.
- Господин генерал... Фиодор Сенофонтовиш!.. Вы что, действительно не понимаете своей обреченности? - Шернер смотрел на Чумакова почти с испугом, и лицо его покрылось испариной. - Вы же истинно военный челокек! Сегодня мы возьмем Смоленск! Вы в мешке!.. И никуда вам отсюда не уйти!.. -
