- Я, Озорник Жанико, желая видеть благодать бога, несущего свет, по собственной своей воле клянусь всегда хранить в тайне свое участие в сегодняшнем ковене. Обещаю любить и хранить верность всем остальным участникам ковена и делать все, чтобы им было хорошо сегодня и всегда. Во всем этом я клянусь своей жизнью, и пусть силы, с которыми я вступаю во взаимодействие, обрушатся на меня, если я нарушу свою торжественную клятву. Да будет так!
Тут Морригана поднесла какую-то книгу, вписала туда что-то, уколола Жана иголкой и, взяв капельку крови, перенесла ее тоже в книгу, и в книгу же бросила прядь волос, состриженных с головы Жана. После этого она взяла жемчужное ожерелье и надела его на шею Озорнику Жанико, он встал с колен, а Морригана вскочила ему на спину и поскакала верхом на Жане вдоль круга собравшихся. Тем временем еще одна женщина полностью обнажилась, и когда исполняющий роль лошадки Жан обскакал круг полностью, она выступила ему навстречу со словами:
- Поздравляю тебя, Озорник Жанико, и приветствую. Я - Великая Матерь, которую люди именуют по разному - Артемидой и Афродитой, Астартой и Мелузиной, но сегодня я буду Дионой. Юношей и девушек Лакедемона приносили на заклание к моему алтарю. Каждый месяц при полной луне собирайтесь в месте тайном служить мне службу, ибо я царица колдовства и магии. И в знак того, что, поклоняясь мне, вы станете по-настоящему свободными, обнажайтесь, пойте, пируйте, танцуйте и совокупляйтесь под музыку. Воздавайте хвалу мне, ибо я богиня добрая и, отнимая у вас безрадостную веру в жестокого Бога, создавшего рай и ад, я дарю вам земную радость, а когда помрете, сладость моя снизойдет на вас, и вы почувствуете мир и покой. И я не требую от вас никаких других жертв, кроме веселья и радости, и плотской любви друг к другу. Я - мать жизни и моя любовь проливается на вас и на эту землю, которой вы касаетесь босыми ступнями.
И все присутствующие сорвали с себя одежды, а Морригана распростерлась у ног Жана де Жизора, облобызала ступни его, затем голени, затем пенис, живот, грудь, и, наконец, выпрямившись в полный рост, прильнула губами к его губам, слившись с ним в поцелуе. Перед каждым поцелуем она произносила такие слова:
- Да благословится ступня, приведшая тебя сюда. Да благословятся колени, преклоняющиеся перед богами жизни и радости. Да благословится орган потомства, коему предстоит работа. Да благословится живот вмещающий в себе яства и питие. Да благословится грудь, совершенная по красоте и силе. Да благословятся губы, произносящие священные имена и лобзающие радостную плоть.
И все остальные женщины стали этаким образом обцеловывать стоящих рядом с ними мужчин. Затем мужчины совершили в свою очередь такой же ритуал, поцеловав своих женщин в ступни, колени, промежность, живот, груди и губы. После этого Диона обошла всех, наливая каждому в ладони масло из длинного сосуда, и все принялись натираться этим маслом, которое, видимо, обладало какими-то возбуждающими свойствами, потому что, натеревшись, нагие люди пускались в пляс, подпрыгивали и смеялись, как безумные. Они взялись за руки и, приплясывая, стали кружиться вокруг вяза, а Жан де Жизор, взяв в руки кнут бичевал их, стоя чуть в сторонке от общего хоровода. Человек с козлиным черепом на голове, принялся возглашать заклинания, обращаясь к великому вязу:
- О, великий Ормус, корнями своими попирающий губы Люцифера и питающийся его восхитительным дыханием! Простри к нам ветви свои, Ормус, и напои нас ароматами, полученными тобой из-под земли. Я стою спиною к востоку и молю тебя, Ормус великий, наполни нас мыслями могущественнейшего принца света, который создал свет и за то был проклят Саваофом, испугавшимся славы его. Весь наш собравшийся ковен, радуясь и веселясь, молит тебя, Ормус великий, зажги в сердцах наших чувство, горящее в сердце у бога Фламбо! Йо эвоэ! Йо эвоэ! Йо эвоэ! Пойте же все вместе со мною, верховным жрецом светоносца Фламбо! Я, Бафомэ, благословляю вас! Йо эвоэ!
- Йо эвоэ! Йо эвоэ! Йо эвоэ! - подхватили кружащиеся в танце вокруг вяза голые участники ковена.
Морригана упала на живот прямо под вязом и, ударяя ладонями по земле, стала кричать:
- Эрта! Эрта! Эрта! Матерь человечества! Наполни меня своей дивной и вечной весною.
Затем она перевернулась на спину и воскликнула:
- Озорник Жанико! Прийди ко мне и познай меня!
Бедная Алуэтта ни жива, ни мертва сидела в своих кустах, в ужасе наблюдая за развитием ковена. Вот, оказывается, какие свистопляски устраиваются в Жизоре! Об этом надо будет рассказать всем. Так просто нельзя оставлять столь мерзостные радения. Душа Алуэтты закипела, когда Жан прорвался, наконец, сквозь пляшущий хоровод и возлег на извивающуюся от страсти Морригану. Ей захотелось выскочить из своего укрытия, подбежать к ним, схватить длинный меч, лежащий около вяза, и пронзить Озорника Жанико и Морригану. Но вместо этого она почувствовала сильное головокружение и лишилась сознания.
Очнувшись, Алуэтта увидела, что участники гнусного ковена больше не пляшут вокруг вяза. Некоторые из них высоко подпрыгивали и кричали:
- Смотрите! Я лечу! Лечу!
Другие бесстыдно совокуплялись, издавая самые непотребные звуки хрюкали, гоготали, ржали по лошадиному, блеяли и завывали. Жан теперь предавался греху с той, которая называла себя богиней Дионой, а Морригана блудила с верховным жрецом Бафомэ, на голове которого по-прежнему был надет шишак с козлиным черепом. Тошнота подступила к горлу Алуэтты, и еще через мгновенье ее вывернуло наизнанку. Она испугалась, что ее услышат, но никто не обратил внимания на рвотные звуки, раздававшиеся из кустов.
Алуэтта, боясь даже дышать, снова затаилась, глядя на жуткий апофеоз ковена.
Вдруг, вырвавшись из объятий Жана, именующая себя Дионой развратница вскочила и стала очень высоко подпрыгивать с криками:
- Лечу! Лечу! Йо эвоэ!
Прыгнув в очередной раз, она и впрямь - то ли это показалось Алуэтте, то ли правда! - полетела низко над землей в сторону как раз тех кустов, в которых скрывалась нянька из Шомона. Жан, тоже высоко подпрыгивая, устремился за ней вдогонку.
- Я хочу измять эти кусты! Йо эвоэ! - крякнула блудница и, ворвавшись в куст, застыла, удивленно глядя на Алуэтту.
- А это еще кто такая? - воскликнула она весьма грозно. - Эге, да ты шпионила тут за нами, мерзкая гадина! Жанико! Бафомэ! Андреда! Бензозия! Матильон! Морригана! Все сюда! Смотрите!
Первым здесь же в кустах оказался Жан де Жизор.
- Ах вот, кто тут! - крикнул он. - Шпионка из Шомона.
- Я не шпионка, сударь, - пролепетала Алуэтта. - Я нечаянно тут оказалась. Я знать не знала, чем вы тут изволите заниматься. Но как же вам не стыдно, господин де Жизор!
- Хватайте ее! - закричал Жан подбежавшим участникам ковена. - Хватайте и вяжите, вот кого мы принесем в жертву богу Фламбо.
Несчастную Алуэтту схватили, вытащили из кустов, сорвали одежды и связали ими руки и ноги.
- Жанико и Матильон, несите ее за мной следом, - распорядился Бафомэ. Только оденьтесь сначала. Нам надо будет пройти через замок. Андреда, Диона и Морригана, сопровождайте нас. Как только совершим жертвоприношение, мы предадимся любви с вами у губ Люцифера. Одевайтесь и пошли. А остальных я прошу продолжить ковен и достойно завершить его во славу Ормуса.
Бедной Алуэтте завязали глаза и в рот в качестве кляпа напихали чьи-то чулки. Затем ее долго несли вперед, направо, вперед, снова направо, налево, вперед, по ступенькам вверх, по ступенькам вниз. Затем к рукам привязали веревку и на этой веревке спустили куда-то глубоко, в какой-то колодец. Потом спустились туда сами и снова несли ее куда-то вперед и вглубь. Наконец, ей развязали глаза и вынули изо рта кляп. Она увидела себя в огромном подземелье, освещенном светом факелов. Трое мужчин и три женщины, участвовавшие в гнусном ковене, склонились над ней и страшно взирали на нее, улыбаясь плотоядными улыбками. Она лежала рядом с каким-то круглым колодцем, черный зев которого распахивался на расстоянии вытянутой руки. Бафоме, на котором все еще был шишак с козлиным черепом, держал в руке трепыхающегося связанного петуха.
- Приступим, - сказал он и быстрым движением оторвал петуху голову. Кровью, бегущей из шеи птицы, он принялся кропить нагое тело Алуэтты, приговаривая, - Эмен гетан! Эмен гетан! Слава тебе, божество, свет принесшее! В жертву тебе приносится эта невеста. Я - это ты, я - творение твое, и все у меня твое, Взором своим, Фламбо, заметь меня, слугу твоего Бафоме. Когда-нибудь я буду таким же великим, как ты.
