- Таких талантов и без меня много...
- А все-таки... Искреннее и убежденное слово всегда полезно, а по нынешним временам и подавно... Люди как-то забывчивее за последнее время стали... и напоминать им об идеалах - доброе дело! - прибавил горячо, застенчиво краснея, Чернопольский.
'Такой же 'младенец', как и был!' - подумал Черенин и, видимо не расположенный продолжать разговор на эту тему, спросил:
- Ну, а вы как живете?.. Какой хомут носите?..
- Прежде учительствовал, но принужден был оставить педагогию... Затем был бухгалтером в N-ской думе, а теперь вот уже пять лет, как живу в деревне.
- Помещиком?
- Ну, куда помещиком! - усмехнулся Чернопольский. - Так, знаете ли, вроде фермера скорее... После смерти отца мне досталось шесть тысяч, я и бросил бухгалтерию - скука одна с ней, так, из-за жалованья служил - и купил клочок земли. Самое любезное дело... И как-то на совести покойно... Живем себе, очень скромно, конечно, но ведь я и не привык к роскоши... Жена у меня - врач: мужиков и баб лечит; ну, а я, некоторым образом, вроде адвоката у крестьян. Кругом беднота, народ темный... ну и рады, что человек совет дает... Мы с мужиками ладим. В гласные меня выбрали... Трое детей, ребята славные... Старшему уж девять лет... Соседи есть: порядочные люди... И духовную пищу вкушаем... Да, вот так и живем себе и судьбой довольны, поскольку может быть доволен наш брат, когда-то мечтавший горы сдвинуть! прибавил с грустной усмешкой Чернопольский.
И Черенин на минуту задумался.
- Надолго сюда? - спросил он.
- Недельки на две, я думаю. Я ведь сюда по делу.
- По делу? Какое же у вас дело, Иван Андреич?
- Не у меня, а у наших соседей-крестьян...
И Чернопольский рассказал о процессе, который уже тянется несколько лет у мужиков с бывшим их помещиком из-за земли. Дело теперь в сенате.
- Я приехал узнать о нем и посоветоваться тут с одним адвокатом...
- И вам заплатят за хлопоты?
- Что вы? Где им платить? - промолвил Чернопольский и совсем сконфузился. - Да и как с бедноты-то брать!..
Он примолк и продолжал, словно бы оправдываясь:
- Зимой-то в деревне работы меньше. Я и прикатил сюда... Кстати и Петербург хотелось повидать, и на старых приятелей поглядеть.
Чернопольский стал было расспрашивать о них, но оказалось, что ни о ком Черенин не мог дать сведений.
- А Потресова видаете? - спрашивал Чернопольский. - Вот редкий писатель, который сохранился...
- Нет, не видаю! - отвечал Черенин.
Оба несколько времени молчали. Оба почувствовали какую-то неловкость, какую испытывают долго не видавшиеся люди, которые расстались в молодых годах.
Чернопольский пробовал было расспрашивать о петербургских веяниях, о литературных новостях, о молодежи, но Черенин на все это отвечал как-то скупо и неопределенно, причем в словах его звучала скептическая нотка; его, по-видимому, так мало интересовали вопросы, казавшиеся его гостю важными, что Чернопольский под конец весь будто съежился, молчал и конфузился.
После получасового визита он стал прощаться.
- Куда же вы? Сейчас приедет жена. Будем чай пить! - вдруг воскликнул Черенин с необыкновенной ласковостью. - Я ведь очень рад вас видеть. Вы мне напомнили молодость! - прибавил он.
Но Чернопольский не мог остаться. Сегодня в девять часов у него назначено свидание с адвокатом.
- Вы все тот же... вечно хлопочете за других, как, помните, в старину, когда мы вас звали общим дядей...
- Ну, что вы, что вы?.. А хорошее время то было... Не правда ли?
Но Черенин промолчал и, горячо пожимая гостю руку, звал непременно Чернопольского обедать: завтра, послезавтра, когда он хочет, в шесть часов.
- Смотрите, приходите... Во всяком случае приходите... Я рад вас видеть! Очень, очень рад! - говорил возбужденно Черенин в передней.
V
'Милейший... младенец!' - думал Черенин, возвращаясь в кабинет. И он стал вспоминать о нем, вспоминал о себе и невольно сравнивал прежнего Черенина с нынешним.
Эти воспоминания несколько омрачили его благополучие. Что-то грустное подымалось откуда-то, со дна души, и говорило о бывших мечтах, о прежних идеалах... Где они?
Да, он изменился. Этот 'младенец в сорок лет' напомнил ему прошлое и словно бы обезоруживал его скептицизм, прикрывающий индифферентных людей. Ну, так что же? Он иначе теперь глядит на вещи и поступает по убеждению. Не делает же он ничего бесчестного, что берет хорошее место и собирается заработать себе состояние. Тысячи людей поступили бы точно так же, и совесть их так же была бы спокойна, как спокойна и его.
Так здраво рассуждал Черенин и все-таки чувствовал какую-то неловкость, нечто вроде стыда перед прежним Черениным, и, сознавая, что прежнего Черенина никогда не будет, словно бы сожалел о нем...
Он пробовал было думать о счастливом настоящем, но снова молодость проносилась перед ним. И раздумье охватило Черенина, отравляя счастливый день...
1892
