самому приходилось держать в голове и делать несколько дел сразу.
На следующий день после разговора со Строкачем я поехал в Генеральный штаб, в Центральное управление военных сообщений. Подготовленный нами запрос, о состоянии железнодорожного хозяйства на временно оккупированной территории Украины принял знакомый полковник.
-- Что, на Украине тоже собираетесь рельсы рвать?
-- осведомился он. -- Мало вам, товарищи, того, что немец сам полотно при отходе корежит?
-- Не затяните, пожалуйста, со справкой.
-- Э, что справка? Справку получите в срок... От этого, пусть коротенького разговора на душе тяжелый осадок. Действительно, взорванные рельсы нам же самим восстанавливать придется. И потом, как же быть с развернутой техническим отделом работой? Мы же нацелили людей на совершенствование специальной техники, способов диверсий, обобщаем и распространяем опыт лучших партизан-минеров! Отдел уже подготовил к печати брошюры с описанием конструкции некоторых мин замедленного действия и рекомендациями по их установке, подготовил директивы по организации в отрядах и соединениях диверсионных служб, обследует склады с минами, определяет пригодность электрохимических замыкателей к использованию в летний период, установил контакты с некоторыми институтами Академии наук СССР, с рядом специальных институтов и конструкторских бюро, которые занимаются изготовлением новых взрывчатых веществ, созданием новой минноподрывной техники! Неужели все это -- зря? Иду со своими сомнениями к Строкачу.
-- Продолжайте работать как работали! -- выслушав меня, говорит Строкач. -- Упразднять мины и борьбу с помощью мин никто не собирается. Эту борьбу мы и в плане предусмотрим.
Слова Строкача и решительный тон, каким они сказаны, воодушевляют. В ожидании ответа на запрос в Главное управление военных сообщений вновь с головой ухожу в привычные дела. Очень помогает в те дни помощник уполномоченного ГКО по науке Степан Афанасьевич Балезин. Он делает все, чтобы просьбы и заявки технического отдела УШПД выполнялись в кратчайшие сроки, и уже настолько вник в тактику партизанской борьбы, в методы выполнения некоторых диверсионных задач, что даже уточняет наши заявки и сам вносит предложения по созданию и совершенствованию имеющейся техники. А в канун Первомая требуют первоочередного внимания прибывшие с Кавказа отряды расформированной
ВОШОН.
Командовавший отрядами капитан Чепак появился у меня в самом начале рабочего дня. Московское небо хмурилось, на газонах Тверского бульвара, на жухлой, грязной прошлогодней траве еще лежали кое- где тощие, ноздреватые лепешки серого снега, стволы и сучья лип после ночной мороси казались особенно черными, унылыми, а Чепак выглядел курортником: лицо загорелое, брови выгорели. Капитан доложил, что эшелоны с отрядами двигались медленно: пропускали встречные составы с войсками и техникой, несколько раз попадали под бомбежки. Я представил капитана Чепака генералу Строкачу и Дрожжину, Решили, что капитан возглавит школу особого назначения Украинского штаба партизанского движения, а личный состав отрядов бывшей ВОШОН частично вольется в новую школу, частично же будет направлен в партизанские отряды и соединения для обучения партизан обращению с новой техникой, для укрепления диверсионных служб.
Решение ЦК КП Испании
Предполагалось, что находившиеся в школе испанские товарищи тоже продолжат службу в формированиях Украинского штаба, хотя Строкач и посчитал необходимым согласовать это с Коминтерном.
-- Поезжайте туда с Леонидом Петровичем, -- приказал Строкач, -договоритесь.
После майских праздников, когда погода расщедрилась, подарила Москве солнце и фисташковую зелень только-только лопнувших почек, мы с Леонидом Петровичем Дрожжиным, начальником отдела кадров штаба, поехали в Коминтерн. Принял нас товарищ Димитров. Он узнал меня, беседа пошла доверительная, дружеская. Мы рассказали об операциях диверсантов на Кавказе, о борьбе украинских партизан, а Димитров -- о болгарских партизанах и подпольщиках, которые в тяжелейших условиях, теряя замечательных
людей, ни на минуту не прекращают борьбу с фашизмом.
Заговорили об испанских товарищах. Димитров сообщил, что несколько бывших испанских республиканских летчиков встретились в Москве со сражавшимся в Испании прославленным летчиком А. С. Осипенко, командующим авиацией ПВО. Осипенко решил взять испанских пилотов к себе. И они оправдали его надежды, принимая участие в отражении налетов фашистской авиации.
-- Центральный Комитет Коммунистической партии Испании обратил внимание на этот факт, -- сказал Димитров, -- и считает необходимым использовать испанских воинов-добровольцев либо по их прямой специальности, либо готовить к предстоящей борьбе в Испании. Я тоже думаю, что так будет правильней.
Да, пожалуй, это было правильней. Но мысль о предстоящем расставании с воинами-испанцами, с этимибеззаветномужественными, бесконечно скромными людьми, казалась невыносимо горькой. Испанцы были первыми и самыми многочисленными иностранцами, сражавшимися в отрядах советских партизан, первыми иностранцами в Красной Армии. Мы переживали вместе и трагедии поражений, и радости побед. Где бы ни пролегал путь -- под Хаеном или Таганрогом, под Уэской или Харьковом, под Кордовой или Калинином, -- всюду мы шагали плечом к плечу, бесконечно веря соседу...
Димитров заметил мое состояние.
-- Вы продолжите борьбу по одну сторону фронта! -- сказал он. -- А силы на войне надо использовать с максимальной пользой!
На этом и закончилась беседа. Вскоре всех испанских воинов-добровольцев зачислили в кадры Красной Армии. С ветеранами партизанской войны мы простились отдельно. Обнимались до хруста в плечах, понимая, что расстаемся надолго, если не навсегда. Лишь один из ветеранов, Рамилес, доказал в испанском ЦК, что стал опытным минером-подрывником, возвратился ко мне и вскоре улетел в тыл врага, в соединение Николая Никитовича Попудренко, стая-его заместителем по диверсиям...
Накануне Курской дуги
Вскоре после встречи с Димитровым мне пришлось вылететь в командировку на Воронежский и Центральный фронты. Там готовились, измотав противника в оборонительном сражении на Курской дуге, перейти в решительное наступление. Партизанам же и гвардейским минерам обоих фронтов предстояло до начала активных боевых действий нанести чувствительные удары по, железным дорогам Белгород --Харьков и Белгород -- Сумы, применить мины замедленного действия на основных шоссейных дорогах в тылу врага.
Я провел беседы с работниками штабов инженерных войск Воронежского и Центрального фронтов, а также с офицерами батальонов гвардейских минеров, поделился опытом применения МЗД и секретами тактики небольших групп минеров, направляемых во вражеский тыл. Упоминаю об этом, чтобы подчеркнуть: начиная с весны сорок третьего года, особенно в период подготовки к Курской битве, инженерные мины стали использоваться уже не только как оборонительные, но и как наступательное оружие.
А в Москве ожидало новое спешное задание; ознакомить с новинками минноподрывной техники находившихся на излечении и вновь улетающих во вражеский тыл секретарей ряда обкомов, партизанских командиров и членов так называемых 'организаторских групп', посылаемых УШПД главным образом в районы Правобережной Украины для создания новых подпольных групп и новых партизанских формирований.
По-разному отнеслись к этим занятиям партизанские командиры. Герой Советского Союза В. М. Яремчук, имевший на счету двенадцать пущенных под откос поездов врага, посмеивался:
-- Чи мы не знаемо, як крушения производить? Ще як знаемо! Пиймав того ворога на 'удочку', тай и го- ди!
Ловля поездов на 'удочку', то есть подрыв их с помощью бечевы, привязанной к чеке взрывателя, из укрытия, находящегося в пятидесяти-ста метрах от железнодорожного полотна, была крайне опасным
делом, стоила жизни многим партизанам. Однако Яремчук считал этот метод самым надежным, а в мины замедленного действия не верил. После занятий он резко изменил точку зрения. Улетая, забрал с собой столько МЗД, сколько позволил взять в самолет, и впоследствии успешно использовал их все до одной.
Руководитель организаторской группы секретарь Каменец-Подольского обкома, депутат Верховного Совета СССР С. А. Олексенко, по специальности инженер, напротив, с самого начала отнесся к новым минам с огромным интересом, изучал их старательно и заставлял старательно изучать их своих товарищей. Сетовал только об одном: мин маловато, и неизвестно, как будут их доставлять за сотни километров в тыл врага.
Тревоги Олексенко были понятны.
