И почему на этот раз все случилось на проезжей дороге, а не где-то на берегу, у воды?
Последнюю мысль Колосов от себя отогнал. Но она вернулась. Вроде бы лишенная всякого логического смысла…
Имелась и еще одна особенность, которая не давала ему покоя. На этот раз в деле имелся косвенный свидетель событий, предшествующих гибели потерпевшего – менеджер и продюсер Бокова – Олег Свирский. Все шесть часов, пока длился осмотр, его не отпускали с места происшествия. Он как приз переходил из рук в руки в следственно-прокурорско-министерском марафоне. Его допрашивали, допрашивали, допрашивали. Колосов подозревал, что в чьих-то умных министерских мозгах, возможно, уже сложилась и некая обвинительная версия на его счет.
Для себя он должен был четко решить: как ему, лично ему, относиться на данный момент к Свирскому – только лишь как к свидетелю или же как к потенциальному подозреваемому в убийстве? От этого зависело многое, в том числе и личное доверие к его показаниям, которые были очень важны. Потому что… тут Никита Колосов несколько сбивался в своих рассуждениях… потому что… возможно, только Свирский, как человек, близко знавший Бокова, наблюдавший его в последние часы перед убийством, мог пролить хоть какой-то свет, хоть жалкие его капли на то, что могло привлечь к эстрадной звезде внимание серийника. Никита всеми силами пытался настроить себя, на то, что свидетель поможет ему разобраться в этом, но сам в это не верил.
Уже под вечер, когда министерский аврал несколько схлынул, он подошел к дежурной машине, где все это время продержали Свирского. Тот сидел на заднем сиденье, курил.
Никита представился. Они со свидетелем были почти ровесники. Возможно, Олег Свирский был года на два моложе.
– Значит, фактически это вы его нашли здесь, Олег? – спросил Никита.
Свирский кивнул. Потом механически повторил то, что до этого уже раз пять рассказывал следователю прокуратуры, представителям генеральной прокуратуры, министерства, ГУУРа – все о том, как он ехал вслед за Боковым в ресторан и наткнулся сначала на фуру, а потом увидел «Мерседес» с разбитыми стеклами и Бокова, вон там на обочине…
– Он был ваш друг или просто ваш работодатель? – спросил Никита.
Свирский молчал.
– Сколько лет вы были знакомы с ним, Олег?
– Пять. Даже больше – почти шесть.
– За эти годы он стал очень известен, просто знаменит.
– Да, очень.
– В этом, наверное, и ваша большая заслуга?
– Я старался, это был наш удачный совместный проект.
Свидетель был все еще в шоке от пережитого, от всего, обрушившегося на него разом. Его не следовало пришпоривать, подгонять, уличать, выводить на чистую воду. Никита попросил рассказать ему максимально подробно о дне Бокова сегодняшнем и дне вчерашнем. Свирский сначала отвечал устало и неохотно, но постепенно, сам того не желая, разговорился. Он был общителен и словоохотлив от природы, и натура, даже несмотря на шок, брала свое. Никита слушал и не задавал пока вопросов, не перебивал. Так он узнал и о снятых в «Рождественском» для отдыха номерах, и о «совершенно сумасшедшей» неделе, предшествовавшей концерту в «России», и о репетициях, на которых «Кирка работал как зверь», и о поездке самого Свирского в Киев, и о многочисленных встречах Бокова с прессой. Узнал он и об «инциденте» – именно так Свирский дипломатично назвал скандал в антракте концерта: «Что скрывать? Об этом написали все газеты. Жданович был совершенно пьяный в тот вечер. Он и раньше себе позволял нападки и оскорбления. Кира относился к этому стоически – кто не застрахован он врагов и завистников, правда?»
– Правда, – согласился удивленный Колосов. – А все же из-за чего у Бокова со Ждановичем… А это что же – сам Алексей Жданович был, из Питера который?
– Вы что увлекаетесь рок-музыкой? – спросил Свирский. – Не думал, что милиция…
– В молодости… пацаном было, – Колосов кашлянул. Почему-то не хотелось особо распространяться на эту тему. Это было очень личное и очень давнее, почти уже забытое, и совсем не для посторонних глаз. – В общем, кто же такого известного артиста, как Алексей Жданович, не знает? И что же у них с Боковым был за конфликт?
– Это сильно сказано – конфликт, – ответил Свирский. – Просто в тот вечер во время концерта плохо сработала охрана. Они не должны были пропускать нетрезвого Ждановича на блиц-пресс-конференцию, устроенную мной для Киры в перерыве между отделениями.
Это странное слово «блиц-пресс-конференция» он выговорил с трудом. Было видно, что он смертельно устал и держится из последних сил.
– А что удачно прошел концерт в «России»? – спросил Колосов.
– Удачно. Мы так этого дня все ждали, готовились. Боков переживал. У него впереди такие планы были наполеоновские… Да и у меня тоже, как у его продюсера, – Свирский покачал головой. – Я, когда увидел его там, в кювете – я даже не поверил сначала, что это он… Глазам своим не поверил. Кирка Боков и… это… кровь, этот ужас… И в такой день.
– В какой такой день?
– У него мать умерла. В Чите. Там его семья живет. Нам в офис позвонили, сообщили. Я что помчался- то? Я ведь сказать ему ехал.
– Да, дела, – Колосов покачал головой. – Точно жизнь наша – тельняшка полосатая. Вчера успех, овации, банкет, а сегодня… Значит, вы, Олег, ехали в этот ресторан, чтобы сообщить Бокову трагическую весть. Вы не застали его в «Рождественском», правильно я вас понял?
– Правильно.
– А насчет ресторана, кто вам сказал, что Боков туда уехал – администрация отеля?
