«Разлив» к теплоходу автомашину «Жигули» девятой модели. Из Углича до базы ходят регулярно автобусы и…
– Ты хочешь сказать, – перебила его Катя, – если Бокова здесь, в Подмосковье, могли выманить обманом в загородный ресторан, то Валерию Блохину могли вызвать под предлогом выгодной сделки в Углич, на VIP-базу и…
– Блохина имела дело с людьми, которые не афишировали своих пороков и боялись огласки. Предположим, с ней по электронной почте или по телефону связался некто, которого она восприняла как своего потенциального клиента. Для переговоров о продаже проституток или каких-то порноматериалов уединенная охотничья VIP-база – вполне подходящее, с точки зрения такого человека, как Блохина, место. 25 августа – эта дата выбита на ее жетоне – она приехала в Углич. Мы проверили: она приобрела железнодорожный билет на свой паспорт, поезд пришел из Москвы в восемь утра. В Угличе она пересела на рейсовый автобус и отправилась в «Разлив». Тот, кто ее вызвал, встретил ее на машине – место там живописное и уединенное и повез якобы к себе на базу. Убийство произошло где-то по дороге. Труп убийца решил спрятать так, чтобы его никто никогда не нашел. Тогда в соседнем с «Разливом» затоне отстаивалась эта баржа с гравием из Костромы. И убийца решил, что лучшего места, для того чтобы спрятать тело, нечего и искать. Он, конечно, рисковал, перетаскивая тело на баржу, но… видимо, посчитал для себя риск минимальным. Возможно, он испытывал некую эйфорию – ведь он же только что добавил в свою коллекцию очередной экспонат. Команда баржи во главе с боцманом пьянствовала, никто его не видел, так что все сошло вполне гладко. С одним вот только убийце не повезло – баржа оказалась привязанной к теплоходу по графику прохождения шлюзов. Труп Блохиной поплыл следом за своим убийцей в Москву.
– А капитан теплохода знает, какое судно должно по расписанию проходить вместе с ним шлюзы? – спросила Катя.
– Должен знать. Хотя боцман с баржи названия теплохода не помнил. И потом часто бывает так, что графики меняются – кто-то не внес предоплату, у кого-то мотор по дороге забарахлил, так что… Нет, Катя, – Колосов вздохнул, – метод исключения для наших подопечных не работает. Мы имеем дело с человеком, одержимым маниакальным стремлением следовать собственной навязчивой идее. Он фанатик, как все истинные коллекционеры. И это и есть наша самая большая проблема. Перед нами сейчас несколько путей. Завтра утром теплоход будет в Речном порту. Самый убийственный путь на мой взгляд снова явиться на его борт снова с ОМОНом и ордером на обыск. Что бы мы тут с тобой ни говорили, в суде в качестве доказательств вины будут рассматриваться лишь материальные улики. Но если я начну делать обыск на теплоходе и не найду там ни пистолета «ТТ», ни ножа, а я их точно не найду, потому что не идиот же он, этот наш коллекционер, прятать оружие так, чтобы его сразу нашла милиция, я останусь вообще ни с чем. Все наши карты будут открыты и биты. Теплоход уйдет из Москвы, и у нас не будет никаких законных оснований задержать его. И где, в каких городах, в каких реках будут потом всплывать эти самые уроды из его кунсткамеры…
– Ну а что же ты решил? – спросила Катя.
– Решил пока продолжать наблюдение за каждым из нашей четверки.
– Надеешься взять кого-то прямо с поличным с пистолетом и ножом в кармане? А если ничего не произойдет? Если он себя здесь ничем не выдаст? Что тогда? Теплоход уйдет, а у тебя так и не появится оснований к его задержанию.
Колосов молчал.
– Есть ведь еще какой-то путь?
– Теоретически есть – выйти на его следующую жертву, вычислить ее, но… Я в данный момент не вижу возможности, как это сделать точно и быстро. А увязать в этом болоте не хочу, слишком велик риск сесть в лужу. Я делаю ставку на проверенные практикой оперативные методы – на тотальное круглосуточное наблюдение за каждым фигурантом. Это самый реальный, на мой взгляд, путь, который, возможно, поможет нам его задержать. Если, конечно…
– Что, если, конечно?
– Если нам на этот раз повезет.
Вот такой разговор был в розыске. Такие выводы насчет везения и невезения. Такой выбор был сделан Колосовым.
– Я не понимаю, Катюша, что ты так переживаешь? – спрашивал уже вечером дома у Кати, выслушав пересказ, Мещерский. – Ты считаешь, Никита в своем выборе не прав?
– Да прав он, прав, как всегда, только… Я не понимаю – если есть два более или менее приемлемых пути к цели, почему надо выбирать только один? – Катя ходила по комнате. – Зачем изначально ограничивать свои возможности?
– Ты так говоришь, словно имя следующей жертвы уже написано вот такими буквами на транспарантах и развешано по всему городу, – возразил Мещерский. – Если действительно верен тот принцип, о котором ты столько нам с Вадиком сейчас рассказывала, принцип по которому этот ваш маньяк формирует свою страшную коллекцию, то… Катя, да мало ли уродов на свете, которые могут привлечь его внимание?
– Ты-то что сама думаешь, жена? – спросил Кравченко.
Катя быстро обернулась. Странно, она ждала именно его слова. Все, что говорил милейший Сережечка, сейчас в принципе было не так уж и важно.
– Я могу ошибаться, я даже готова ошибиться, но… Вадик, ты пойми, у меня из головы не идет один человек, точнее два человека. И они тесно связаны между собой – связаны для меня на данный момент неразрывно. Та жуткая Кунсткамера, с которой мы столкнулись, формируется по признакам аномалий человеческой природы – моральных и физических. У меня из головы не идет третья жертва – Блохина. Как раз она совмещала в себе обе аномалии. С точки зрения нашего коллекционера, она, наверное, была перлом его коллекции.
– Что ты хочешь сказать? – спросил Кравченко.
– В петровской кунсткамере в свое время демонстрировались уроды-калеки. Блохина тоже была калекой. Но это убийцу не остановило, не заставило сжалиться над ней. Наоборот, я уверена, это лишь подогрело его интерес. А сейчас в поле зрения тех, кто находится на теплоходе, попал еще один, по сути своей, физически сильно искалеченный человек. Искалеченный своей собственной патологической страстью к хирургическим вмешательствам. Я говорю о мачехе Саныча, которую мы тогда видели на борту.
– Я так и знал, что ты сведешь все к этой женщине, – воскликнул Мещерский. – Ну, Катя, ты меня просто разочаровываешь. Это знаешь, как называется? Через Владивосток в Катманду. Как можно
