общий заезд, стараясь вырваться в лидеры. — Что за день сегодня такой, Катя, а?
У ворот дома Чибисовых, где всего какой-то час-полтора назад стояли милицейские машины, снова было не протолкнуться — на этот раз от сельхозуборочной техники и людей. К дому прибыли рабочие агрофирмы «Славянка». Собралась уже довольно большая толпа. Трубников был здесь: взмокший от пота, красный от волнения. Рабочие окружили его, что-то горячо, эмоционально объясняли. Участковый то и дело вскидывал руку вверх жестом римских Цезарей и, Напрягая горло, осаживал наиболее агрессивно настроенных: «Мужики, тихо, так нельзя! Давайте спокойно разбираться!»
Когда Колосов и Катя подъехали, почти одновременно с ними к дому подъехал и бордовый внедорожник Павловского. Он сам сидел за рулем! Выскочил из машины, энергично протолкался сквозь толпу, здороваясь с рабочими. Его встретили одобрительным гулом, расступались. А вот перед Катей и начальником отдела убийств расступались не очень охотно. Пришлось прокладывать дорогу. Никита сильным плечом как танк раздвигал толпу, Катя хвостом держалась сзади.
И слепому было ясно: в Славянолужье снова собирается гроза. Лица рабочих были растерянными и гневными. То и дело слышались выкрики:
— Пусть объяснят, что происходит! Пусть скажут, кто и за что убил Михаила Петровича!
— С работой-то теперь как же будет? Будет работа или нет? А зарплату выдавать сегодня будут?
— Уборочная скоро! Как же мы теперь будем-то без никого, мужики?!
— Не дадим продать «Славянку»! Не дадим банкротить! Менеджера давай сюда, управляющего давай, агронома! Пусть скажут, что теперь с нами со всеми будет?
— Пусть убийцу ищут! Что ж это делается-то, мужики? Среди бела дня, такого человека сгубили… Давайте Нам сюда эту сволочь, мы с ним сами поговорим, по-нашему!
Александр Павловский что-то спросил у Трубникова. Тот кивнул на пробиравшихся к воротам Колосова и Катю. Павловский открыл калитку, махнул им — скорее идите сюда! Когда они входили во двор, на веранде второго этажа показалась Елизавета Кустанаева. Увидев ее, рабочие засвистели, закричали:
— Эй, давай сюда управляющего, агроному звони давай, слышь ты, кукла! Ты ж теперь одна на хозяйстве осталась!
Кустанаева испуганно скрылась в доме. А через минуту уже была во дворе.
—Наконец-то… хоть кто-то приехал, — воскликнула она, задыхаясь, — а то я не знаю, как быть!.. Они пришли, орут, как ненормальные. Что я могу им сказать? Я пола сама ничего не знаю!
— Лиза, успокойся, — сказал Павловский. — Поди валерьянки, что ли, выпей или коньяка. Возьми себя в руки. Так нельзя с народом.
По тому, как он это произнес, Катя поняла: Кустанаева позвонила ему и вызвала его себе на помощь так же, как их с Колосовым вызвал Трубников. Никита обратился к Павловскому:
— Здравствуйте, Александр Андреевич, вот при каких обстоятельствах приходится знакомится с вами.
Павловский рассеянно кивнул: да, да.
— Лиза, надо к ним выйти, объяснить ситуацию, обещать, — сказал он Кустанаевой. — Феоктист здесь?
— Нет, уехал, все уехали, бросили меня. Я одна здесь, — губы Кустанаевой дрожали. — Что они от меня хотят? Что я-то могу сделать?
— Надо успокоить людей. Не надо доводить их до крайности. Я скажу Трубникову, чтобы он пригласил рабочих сюда. — Павловский повернулся к воротам.
— Саша, пожалуйста, не надо, не сейчас. Я не могу, я не знаю!
— Нет, сейчас. Это надо сделать именно сейчас, люди ждут.
Катя посмотрела на Колосова: может, он вмешается в ситуацию? Но тот молча наблюдал за Павловским.
— Как назло, сегодня день зарплаты, — нервно сказала Кустанаева. — Мы расплатимся, конечно, но… А насчет дальнейшего существования фирмы, что я могу им сказать? Когда он умер, умер… убит…
Катя хотела чисто по-человечески успокоить ее, ободрить, но подойти к Кустанаевой не успела. Почувствовала на себе чей-то взгляд. Оглянулась и…
На крыльце дома, держась за перила, стояла Полина Чибисова. Она была в джинсах, черной майке и босиком. Катя ожидала увидеть ее сраженной горем, оплакивающей смерть отца, почти невменяемой, но Полина на этот раз держала себя в руках. Она была очень бледна, настороженна и вместе с тем полна какого-то страстного лихорадочного ожидания.
Катя подумала: «С самого утра в этом несчастном доме все вверх дном». Но Полина не показывалась на глаза ни им с Колосовым, ни следователю прокуратуры, ни милиционерам. И вот стоило лишь сюда, в этот злосчастный дом, приехать ему, как она сразу же покинула свое убежище и появилась на сцене.
Вo двор вошли Павловский, Туманов (видимо, он толь ко что откуда-то прибыл на подмогу своему другу и компаньону), Трубников и человек семь из числа собравшихся — механизаторы, бригадиры полеводческих бригад и старший зоотехник. За воротами шумели, горланили, а здесь во дворе было тихо. Все словно ждали чего-то.
— Это… соболезнования свои приносим, — хмуро сказал один из бригадиров. — Человек был Михал Петрович, человек и хозяин настоящий. А так как и наш труд в этом дел тоже есть, так это… вот узнать хотим, разобраться, что и как будет дальше.
— Да, да, конечно, мы во всем разберемся, — суетливо подхватила Кустанаева.
— Разобраться бы сейчас надо — что у нас с работой теперь будет, что с предприятием-то нашим? Слух пошел — потому и убили Чибисова, что банкротить будут «Славянку» и по кускам продавать московским.
— А вы меньше слухам верьте, мужики, — веско сказал Павловский. — Что вы, малолетние, что ли, в самом деле? Ума своего нет — чужих слушаете? И вообще, не время сейчас разборки-то устраивать. У людей горе, скорбь. Такие дела после похорон обсуждают.
— Да тут похороны каждый день! — выкрикнул один из пришедших. — Не Татарский хутор стал, а погост. Жить страшно, так хоть с работой-то не гробьте нас совсем тут!
— Пожалуйста, я прошу вас… я умоляю… я разберусь. Я все улажу, все претензии… никто не собирается никого гробить. Завтра же соберем расширенное совещание менеджмента в офисе, пригласим представителя банка, будем решать, — Кустанаева нервно жестикулировала. Она на глазах теряла все — и лоск, и привлекательность, и уверенность, и последние остатки самообладания.
— Ладно, мужики, баста, давайте расходитесь по рабочим местам. Работа не ждет. Только-только распогодилось немного, а к вечеру опять прогноз плохой… Давайте, давайте, перерыв обеденный давно кончился, — повысил голос Павловский.
— Да, да, я прошу, возвращайтесь на работу, — произнесла Кустанаева. Ее довольно жалко прозвучавшая просьба словно пробудила Полину ото сна. Девушка медленно спустилась по ступенькам.
— А ты не приказывай тут, — тихо, с ненавистью сказала она Кустанаевой. — Чего ты тут раскомандовалась? Ты тут теперь никто.
— Полина?! — голос Кустанаевой дрогнул. — Ты что?
— А то, что пошла вон отсюда. Забирай свои вонючие тряпки, и чтоб через пять минут духу твоего не было в моем доме. — Полина в бешенстве топнула босой ногой. — Что, оглохла, что ли? Пошла в ж..!
Катя ожидала чего угодно — слез, истерики, даже нового покушения на самоубийство — чего угодно в такой день, но только не этого. Полудетский фальцет, сорвавшийся на визг. Бледная, злобная, осунувшаяся Полина была похожа сейчас на яростного фокстерьера, кидающегося на загнанную издыхающую лисицу. Даже рабочие опешили от неожиданности и смущенно настороженно смолкли.
Лиса Кустанаева закрыла лицо руками и, пошатываясь, пошла в дом. Катя ждала, что Павловский бросится за ней. Но он и бровью не повел.
— Ребята, ладно, хватит митинговать, пошли отсюда, — громко сказал Туманов хриплым голосом.
Рабочие молча поплелись к выходу.
— Завтра старший агроном в Москву обещался ехать к Хвощеву Антон Анатольичу, — буркнул кто-то. — А с этими что теперь говорить? Эх…
Туманов и участковый Трубников уводили делегацию, точно опытные пастухи стадо. Заурчали моторы грузовиков. Машины за воротами начали разъезжаться. Полина осталась одна посреди пустого двора. Она
