лестницу Джорджа, и он казался маленьким ребенком, пока его поднимали на палубу. Ее брат стал таким покладистым, каким раньше она его никогда не видела. Потом и ей спустили лестницу, и стюард Хэрт помог Эдвине встать. Она хотела было закрыть глаза при подъеме, но потом огляделась и увидела в розовом свете зари множество шлюпок.
Море было вокруг усеяно многочисленными льдинами, шлюпки, переполненные людьми, жаждущими скорее подняться на борт, ожидали своей очереди. Ей оставалось только надеяться, что ее родители там, среди спасшихся. Она не могла об этом думать спокойно, и уже на палубе «Карпатии» ее глаза опять наполнились слезами.
— Ваше имя? — участливо спросила какая-то женщина и сказала Эдвине несколько ободряющих слов, пока матрос закутывал ее в плед.
Спасенных с «Титаника» пассажиров ожидали чай, кофе и бренди, а также судовой врач с помощниками. Для тех, кто не мог идти, на палубу принесли носилки; кто-то уже сходил за горячим, шоколадом для Джорджа. Нигде не было видно ни мамы, ни отца… ни Филипа… ни Алексис… ни Чарльза… Эдвина не могла даже говорить — так она измучилась.
— Эдвина Уинфилд, — все же вымолвила она, глядя, как другие спасенные поднимались на палубу. Еще оставалось много шлюпок, и она молилась, чтобы родители оказались в одной из них.
— А ваших детей, миссис Уинфилд?
— Моих… я… о… — Она наконец поняла, что ее приняли за мать семейства, и пояснила:
— Это мои братья и сестра, Джордж Уинфилд, Фрэнсис и Теодор.
— Вы путешествовали в сопровождении других родственников?
Кто-то протянул ей кружку с дымящимся чаем; Эдвина чувствовала, как десятки глаз смотрят на нее с сочувствием, с жалостью, с состраданием. Она обхватила кружку руками, чтобы согреть их, и ответила:
— Я… я путешествовала с родителями, мистером и миссис Бертрам Уинфилд из Сан-Франциско, братом Филипом и сестрой Алексис. И с моим женихом, мистером Чарльзом Фицджеральдом.
— Вы что-нибудь знаете о том, где они? — сочувственно спросила горничная, провожая Эдвину в главный обеденный салон «Карпатии», превращенный теперь в место отдыха и оказания медицинской помощи для пассажиров с «Титаника».
— Нет, не знаю… — Эдвина сквозь слезы посмотрела на нее. — Я думаю, они должны быть в какой-то из шлюпок. Мама искала мою младшую сестренку… и… я думала… в нашей шлюпке была маленькая девочка, и я сперва решила… — Она не могла продолжать, и горничная, сама чуть не плача, ласково похлопывала ее по плечу и не торопила с рассказом.
В салоне уже находилось много женщин, некоторых рвало, многие плакали от холода и боли в израненных о весла руках. Дети сбились все в одну кучку, глядя испуганными глазами на своих матерей и тихо плача.
— Вы поможете мне отыскать их?
Эдвина увидела Джорджа, который выглядел молодцом. За Тедди присматривала медсестра, он еще не отошел от холода, но его кожа уже приобрела нормальный оттенок, а Фанни, не переставая плакать, цеплялась за Эдвину.
— Я хочу к маме, — тихонько захныкала она, когда горничная отошла поговорить с другими спасенными пассажирами, пообещав вернуться, если ей удастся что-нибудь узнать об остальных Уинфилдах.
Шлюпку за шлюпкой поднимали на борт. Людей из складной шлюпки В спасли пассажиры шлюпки номер двенадцать. Джека Тейера тоже вытащили из перевернувшейся шлюпки, которая быстро тонула, но он был слишком измучен, чтобы реагировать на происходящее. Его мать находилась совсем недалеко от него, но ни он ее не увидел, ни она его. Все слишком устали, замерзли и думали только о собственном спасении.
Эдвина оставила детей, которых поили горячим шоколадом под присмотрим Джорджа, и вышла на палубу наблюдать за действиями спасателей. Там было много женщин с «Титаника», и среди них Мадлен Астор. Она не слишком надеялась, что ее мужу удалось выбраться с парохода, но стояла и смотрела на прибывающие шлюпки, потому что не могла примириться с мыслью, что потеряла его навсегда.
Так и Эдвина молила Бога дать ей увидеть наконец хоть одно родное лицо. Она стояла на возвышении, глядя на поднимающихся по веревочной лестнице мужчин и женщин, на детей, передаваемых снизу в почтовых мешках. Многие мужчины так устали и замерзли, что едва могли держаться за лестницу.
Что больше всего поражало Эдвину, это сверхъестественная тишина. Никто не издавал ни звука. Все были слишком потрясены случившимся, перепуганы и слишком замерзли. Даже дети почти не плакали, за исключением криков голодных младенцев.
В салоне «Карпатии» находилось несколько неопознанных детей, ожидающих своих мам. Одна женщина из шлюпки номер двенадцать рассказала, что ей с палубы бросили ребенка, она даже не знает, кто это сделал, и думает, что это, возможно, какая-нибудь отчаявшаяся пассажирка из третьего класса проникла к шлюпкам и решилась на этот безумный шаг, чтобы спасти свое дитя. Ребенок находился в салоне вместе с остальными детьми, пока не найденный своими родственниками.
Обеденный салон являл собою зрелище одновременно трогательное и печальное. Женщины сидели группами, многие из них плакали, думая о своих погибших мужьях. Возле них хлопотали горничные, медсестры и доктора. В салоне находилась и горстка мужчин, но очень небольшая благодаря стараниям второго помощника Лайтоллера, который не позволил большинству из них занять места в шлюпках. Все же, вопреки его воле, несколько человек спаслись благодаря собственной находчивости и менее строгим правилам на правом борту.
Многие пассажиры утонули, пытаясь забраться в шлюпки, но большинство из прыгнувших с парохода мужчин были оставлены за бортом теми, кто не желал поднимать их в шлюпку из страха, что она перевернется. Сидящие в салоне «Карпатии» спасшиеся пассажиры заново переживали все случившееся с ними.
Эдвина увидела входящего Джека Тейера, и через секунду послышался радостный крик узнавшей его матери. Она с плачем бросилась к сыну, и потом Эдвина услышала, как она спрашивает Джека:
— Где папа?
Джек заметил Эдвину и кивнул ей, она подошла ближе, боясь услышать его слова и все же надеясь на хорошие вести, но он печально покачал головой.
— Кто-нибудь из моих был с вами в шлюпке?
— Боюсь, что нет, мисс Уинфилд. Ваш брат был сначала, но сорвался, когда ударила большая волна, и я не знаю, подобрала ли его другая шлюпка. Мистер Фицджеральд прыгнул вместе со мной, но я с тех пор его не видел. — Он не стал говорить Эдвине, что у него сложилось впечатление, будто родители ее решили остаться и погибнуть вместе с пароходом. — Мне очень жаль, но я не знаю, что с ними случилось. — Джек поперхнулся, отхлебнув из стакана бренди. — Мне очень жаль.
Эдвина кивнула, слезы текли по ее щекам.
— Спасибо.
Это не могло быть правдой, она не хотела в это верить. Ей хотелось, чтобы он сказал, что все живы и сидят в соседней каюте. А не то, что они утонули или он не знает, где они. Они не погибли, ни Филип, ни Чарльз, ни Алексис, ни родители. Не может этого быть, она не вынесет такого горя.
К Эдвине подошла медсестра: врач хочет поговорить с ней насчет Тедди. Когда она увидела Тедди, он неподвижно лежал, завернутый в одеяло. У него были холодные ручки, и его бил озноб. Эдвина взяла братика на руки. Доктор сказал, что следующие несколько часов будут критическими.
— Нет! — громко крикнула она, дрожа еще сильнее, чем малыш. — Нет! С ним все хорошо… все в порядке!.. С ним ничего не должно случиться, не теперь, нет! Я этого не перенесу!
Как все было удивительно хорошо, они так любили друг друга, и вдруг все исчезли, или почти все, да еще доктор говорит, что Тедди может не перенести переохлаждения. Она прижала маленького брата, пытаясь передать ему свое тепло, и попробовала заставить его проглотить хоть ложечку горячего бульона. Но он только качал головой и цеплялся за Эдвину.
— Он поправится? — Джордж широко открытыми глазами смотрел на Эдвину, и слезы опять побежали по ее щекам. Джордж тоже заплакал, видимо осознав наконец все, что пережил за последние часы. — Поправится, Эдвина, да, правда ведь?
— О боже… я надеюсь… — Она посмотрела на Джорджа и прижала его к себе.
— Когда придет мама? — требовательно спросила Фанни, все еще закутанная в одеяло.
