"Отель «Калифорния»? Я узнал мелодию, но что-то не расслышал слова…
Габриэла снова застонала, на этот раз — громче, и Питер понял, что она возвращается. Реакция была вполне сознательной.
Тут ресницы Габриэлы снова затрепетали. Опухоль на скуле все еще мешала ей, и Питер осторожно коснулся ее век кончиками пальцев. Лишь с его помощью Габриэла сумела открыть глаза. Все еще расплывалось перед ней, но она сумела рассмотреть рядом с собой очертания человеческих плеч и головы. Губы Габриэлы чуть заметно дрогнули, и, хотя она не издала ни звука, Питер готов был завопить от радости. С помощью одного лишь волевого усилия ему удалось заставить ее вернуться чуть не с того света. Теперь у него появилась надежда, что, может быть, — пока еще только «может быть»! — Габриэла сумеет поправиться.
— Привет, — сказал он. — Я очень рад, что ты вернулась. Нам тебя не хватало.
Габриэла снова застонала. Ее губы так распухли, что она не могла говорить внятно, но Питер видел, что она старается. Ему очень хотелось спросить, что случилось и кто сотворил с ней такое, но он понимал, что торопиться не стоит.
— Как ты себя чувствуешь? — осведомился он самым беззаботным тоном, на какой только был способен. — Или это глупый вопрос?
На этот раз Габриэла чуть заметно кивнула и сразу же зажмурилась. Двигать головой было невыносимо больно, и она невольно застонала, но минуту спустя снова открыла глаза, чтобы посмотреть на него. В ее голубых глазах застыло страдание.
— Вижу, вижу, как тебе скверно, — пробормотал Питер с сочувствием. Несколько позднее он планировал дать ей болеутоляющее, но сейчас делать это не стоило: Габриэла только что пришла в сознание, и Питер не хотел сразу же погружать ее в наркотический сон, вызванный тем или иным лекарством. Пока он не выяснит все, что ему необходимо, ей придется потерпеть.
— Можешь сказать что-нибудь еще? — спросил он. — Петь не обязательно — просто сказать…
Лицо Габриэлы снова чуть заметно дрогнуло. Питер видел — она пытается улыбнуться ему, но то, что у нее в конце концов получилось, больше походило на гримасу боли.
— Больно… — Это было единственное слово, которое Габриэле в конце концов удалось произнести, а вернее — простонать.
— Вижу, все вижу, — повторил Питер и ненадолго задумался.
— Голова болит? — уточнил он несколько секунд спустя.
— Д-да… — хрипло шепнула Габриэла. — Голова… лицо… рука…
Питер кивнул. Он знал, что у Габриэлы должно было болеть буквально все, но об этом можно было подумать потом. Главное, она понимала его и могла отвечать, а значит, он должен был задать ей вопросы, ответы на которые интересовали и его, и полицейского инспектора, который обещал заехать в больницу завтра утром. Такое пристальное внимание к Габриэле со стороны полиции объяснялось тем, что копы уже давно не сталкивались с таким жестоким избиением и горели желанием как можно скорее поймать того, кто это сделал.
— Ты знаешь, кто на тебя напал? — спросил Питер самым будничным тоном, но Габриэла не ответила. В наивной попытке уйти от этого одновременно и простого, и очень сложного вопроса она даже закрыла глаза, но Питер не отступал.
— Кто?.. — повторил он. — Если ты знаешь — скажи мне. Ведь ты не хочешь, чтобы он поступил так же с кем-нибудь еще, правда? Подумай об этом… Может, как раз в эти минуты этот человек избивает другую беспомощную женщину или ребенка. Ты можешь его остановить. Только ты…
Он сидел очень тихо, и Габриэла снова открыла глаза и посмотрела прямо на него. Казалось, она думает, думает изо всех сил, и Питер понял, что тот, кто избил ее, был когда-то очень ей близок.
А Габриэла и в самом деле думала о Стиве и о прочих. Она всегда выгораживала их, защищала, оправдывала перед собой и перед другими людьми, но в словах врача была своя правда, которая неожиданно смутила ее.
— Ты знаешь, кто это был? — повторил Питер. — Это сделал твой приятель, да?
Но Габриэла не ответила, и он покачал головой.
— Ладно, поговорим об этом потом, — сказал он, и Габриэла моргнула в знак согласия. Потом губы ее шевельнулись, и она попыталась снова заговорить.
— Имя… — произнесла она, и Питер, который уже собирался встать, уселся обратно на стул.
— Имя? Чье? Того, кто побил тебя? — переспросил он, но Габриэла недовольно нахмурилась оттого, что врач ее не понял. Слегка пошевелив рукой, она с усилием приподняла ее и вытянула палец в его сторону. Она хотела знать, как его зовут.
— А-а!.. — протянул он. — Меня зовут Питер… Питер Мейсон. Я — врач, и ты — в больнице. В самой лучшей больнице в городе, — добавил он, немного подумав. — Мы тут немножко тебя подлечим и отправим домой. Нам нужно быть уверенными, что там тебе ничего не будет грозить. Вот почему нам надо знать, кто сделал это с тобой.
Но Габриэла лишь застонала и снова закрыла глаза. Вскоре Питер увидел, что она заснула, и, посидев рядом с ней еще две-три минуты, ушел. Он был весьма доволен: Габриэла мыслила совершенно ясно и разумно, она откликалась на все его вопросы и захотела узнать, как его зовут. Для человека в ее состоянии это было весьма обнадеживающее начало.
Этой ночью Питер спал совсем мало, а утром снова пошел проведать Габриэлу. Она выглядела несколько лучше, чем накануне, и могла говорить — правда, только шепотом, зато она вспомнила, что его зовут Питер, и улыбнулась, когда он вошел в палату. Ее энцефалограмма выглядела вполне прилично, да и показания остальных приборов вполне удовлетворили Питера. Похоже, кризис миновал, и девушка пошла на поправку, хотя, конечно, была еще очень слаба.
Питер все еще сидел у нее, когда прибыла полиция. Следователь весьма воодушевился, узнав, что Габриэла пришла в себя; его очень интересовали те сведения, которые она могла сообщить, но Питер предупредил, что пострадавшая говорит еще с трудом, и попросил не очень на нее наседать.
Сев у постели Габриэлы, инспектор задал ей те же вопросы, что и Питер, однако, несмотря на предупреждение, полицейский держался достаточно жестко. Чтобы защитить ее и, возможно, других людей, сказал он, ему обязательно нужно знать имя или приметы человека, который на нее напал. Если же она предпочтет промолчать, добавил полицейский, то, возможно, из-за нее пострадает кто-то другой.
Услышав эти слова, Габриэла, казалось, задумалась, и лицо ее сделалось виноватым. Но, поскольку она молчала, Питер решил немного ей помочь.
— Ты не должна так относиться к себе, — сказал он негромко. — В этот раз тебе повезло, и ты осталась в живых, но в следующий раз все может кончиться гораздо хуже. Тот, кто избил тебя, хотел искалечить и, быть может, даже убить тебя. И ему это почти удалось…
Питер уже говорил с этим следователем, когда Габриэла поступила в приемный покой, и коп сказал, что, судя по характеру повреждений, пострадавшую били ногами, душили и били затылком о стену, словно хотели вышибить ей мозги. Полицейский был совершенно уверен, что это не несчастный случай и не преступление, совершенное в состоянии аффекта, вызванного ревностью, страстью или чем-либо еще. По его мнению, кто-то убивал Габриэлу медленно и со вкусом. Питер был вполне согласен с этим утверждением.
— Он хотел расправиться с тобой, — повторил Питер. — И теперь ты должна помочь нам поймать его, чтобы это никогда не повторилось. Ты не сможешь чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока этого парня не упрячут в тюрьму, где ему самое место. Назови нам его имя. Имя, Габриэла!..
Но Габриэла все еще колебалась. Она понимала, что Питер и этот полицейский совершенно правы, но никак не могла решиться назвать Стива. Сейчас Габриэла думала, что не заслужила и десятой доли несчастий, которые обрушились на нее. Не заслужила она и этих жестоких побоев, из-за которых она снова угодила на больничную койку. Габриэла не хотела больше отвечать за чужие преступления.
И, подумав об этом, она открыла рот, но тут же снова заколебалась. Ее беспомощный и растерянный взгляд перебегал с невозмутимого лица полицейского на сочувственное — доктора и обратно, однако она молчала.
— Ну же, Габриэла, скажи нам!.. — вырвалось у Питера. — Ты должна. Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой так поступали, ведь ты ни в чем не провинилась, правда?..
Да, теперь она знала, что это правда. Никто не имел никакого права так обращаться с ней. Именно это
