есть, таких любить и надо, и точка.
Я обулась и пошла вниз, однако сверху схлопнула дверь и Маруська догнала меня.
— Хоть провожу, — хмуро сказала она на мой вопросительный взгляд.
— Хоть проводи, — вздохнула я.
Ехать отчаянно не хотелось, и я с большим удовольствием променяла смотрины на вечер с хамом и убийцей Вороном.
Хам и убийца Ворон стоял и покуривал перед своим джипом.
— Ах ты козел! Я ж тебе сказала сюда дорогу забыть! — рванула к нему Маруська.
Я перехватила ее в броске и яростно ей шепнула :
— Он извинился!!!
Потом посмотрела на Ворона и с нажимом произнесла:
— А ты ничего не слышал.
— Не слышал. Ты куда в таком виде, картошку копать?
— Почти. На вечер поэзии.
— Гони в ж… этого женишка — поэта! — рявкнула Маруська. — Вместе с матерью, она мне в детстве ведь дневник цвайками заставила! (
— Не обращай внимания, — устало сказала я. — Просто я хотела сказать что сейчас мне срочно надо к матери, и после семи если хочешь, встретимся.
Ворон постоял, подумал и произнес:
— Устраивает, но с большой натяжкой. Давай я тогда тебя довезу до матери, а в семь заберу.
— Согласна! — почему — то гаркнула Маруська вместо меня.
— Ты чего? — удивилась я, — у меня своя тачка есть, нафиг мне извозчики?
— Дура ты, — зашептала мне Маруська, одновременно распахивая джип и запихивая меня внутрь, — уж лучше этот бандит, он хоть красивый, чем урод — Николяша.
— А ты откуда знаешь что он урод? — спросила я, когда она заботливо пристегивала меня — видимо, чтобы не сбежала.
— А кого еще твоя мать надыбать может? — яростно прошипела она. — Ну все, — повернулась она к Ворону, — что б в восемь привез обратно.
— Как получится, — хмыкнул он.
— Из-под земли достану, урод!
— А только что говорила что я красавец, — захохотал Ворон и уселся рядом со мной в джип. Я, перебинтованная ремнем безопасности, опасливо отодвинулась. Ворон внимательно посмотрел, заметив это, но спросил только:
— Куда ехать?
— Мира, 36, — кратко ответила я.
Мы проехали минут пять, когда Ворон спросил:
— А что это ты так странно одета для встречи с женихом?
— Да я его знать не знаю, — брякнула я.
— А почему жених тогда? — поднял бровь парень.
— Потому что мать меня замуж мечтает сплавить, — мрачно буркнула я.
— Неплохая идея!
— Отвянь, урод, — разозлилась я.
— А твоя подруга сказала что я красавец и лучше Николяши, — вовсю веселился парень.
Я молча отвернулась и стала пристально изучать проносящийся за окном пейзаж.
— Приехали, — сказал парень через десять минут.
Я поглядела за окно, увидела родной с детства двор и брякнула, поглядев на свои окна на первом этаже:
— Вот урод!
— А на этот раз за что ты меня так? — осведомился Ворон.
— Да я не тебе, — с досадой сказала я, — вон на первом этаже в окне мама, около нее какая — то тетка и видать тот самый Николяша за столом в кухне сидят.
Ворон потянулся к окну с моей стороны, внимательно осмотрел пасторальную картину и с сочувствием поглядел на меня. Николяша был хрупким мужичошкой с узенькими плечами, круглым личиком с мелкими неправильными чертами кукишем. И все — мать, тетка и Николяша — внимательно глядели во двор.
— Ты это, погоди, не выходи, устроим им сейчас! — невнятно буркнул Ворон и вышел из джипа. После чего он открыл мою дверцу, со всевозможными ужимками практически вынес из джипа и крепко обнял. Потом подумал и начал лобызать щечку, одновременно поглаживая меня по спинке и пониже спинки.
— На окно не смотри, главное, — прошипел он, — пусть урод облезет.
— Ты все-таки добрый и хороший, — прочувствованно шепнула я. — Только мать уже запомнила твои номера и завтра придет к тебе с требованием на мне жениться — ты меня только что скомпрометировал.
Ворон отшатнулся и недоверчиво спросил:
— Ты пошутила?
— Увы, нет, — вздохнула я. — Ты иди, я тебя прикрою уж как — нибудь.
— Ну ладно, позвонишь как соберешься обратно, а я поехал, — Ворон наскоро потрепал меня по плечу и быстренько отчалил.
А я пошла сдаваться.
Кухня встретила меня гробовым молчанием.
— Так, — оживленно сказала я, меня зовут Магдалина Константиновна, прошу любить и жаловать.
Тетка в белой блузке с халой на голове разомкнула губы и изумленно сказала :
— Магдалина?
— Ага, — весело согласилась я, — в честь библейской проститутки.
— Оно и видно, — невежливо выдавила тетка, слегка качнув головой в сторону окна.
— Но можно просто Машей, — великодушно разрешила я.
Мать, обычно языкастая, наконец открыла рот, чтобы изречь:
— Маняша, познакомься, это Анна Константиновна и ее сын Николай.
— Очень приятно, — радостно улыбнулась я.
На минуту я мать пожалела, однако потом вспомнила, что выдать меня за Николяшу — было ее идеей. Все равно сейчас она будет синеть, бледнеть, но на людях мне скандала не закатит, а к концу вечера я что — нибудь придумаю, чтобы мне от нее не сильно попало.
— А что это вы тут сидите? — бодро сказала я. — Кухня маленькая, нам будет тесно, да и вообще в Европе принимать гостей на кухне считается дурным тоном! Мать, давай — ка в гостиную перебазируемся!
Мать молча встала и мы пошли в гостиную, раскладывать стол. Николяша, увязавшийся за нами, глядел, как мы пыхтели, раздвигая тяжелые дубовые створки, помочь даже не попытался. Наконец мы с этим справились и я принялась споро таскать салаты из кухни в гостиную.
— А вы были в Европе? — светски проблеял Николяша, когда я пробегала мимо него с селедкой под шубой. — Что — то вы про порядки в Европе упоминали.
— Я бы не стала утверждать, что всю Европу прошла, — я поставила селедку на стол и почесала за ухом. — В Германию и Швейцарию меня не пустили — на таможне анашу заначенную нашли. А так — в Швеции была, шведы очень нетемпераментные, жуть, хуже только латыши и финны, во Франции винишко пила с клошарами под мостом, мило там, в Дании мне правда совсем не понравилось — за курево там несусветные деньги дерут. Зато в Амстердаме три раза была — там наркотики и гомосексуализм узаконены. Класс!
— Маняша! — тонко вскрикнула мать.
— А что это за молодой человек вас привез? — слегка кашлянув, осведомилась Анна Константиновна.
