Иван Семенович поднялся во весь огромный рост и блестяще развил мысль о предстоящей женитьбе Николая Николаевича, о всех преимуществах женатого человека. Говоря, он подталкивал племянника слегка к двери, затем обнял, больно прижав его нос, и Николай Николаевич очутился в прихожей.
Николай Николаевич стоял с минуту ошеломленный. Проворчал: 'Вывернулся, старый мошенник!' Медленно сошел вниз, в голове - мутно, ноги подкашивались, и велел кучеру ехать, вообще - ехать! Черт!
Николай Николаевич все же перехватил в этот день небольшую сумму. Но ресторан поглотил и сумму и остаток энергии. Кучер шагом вез Николая Николаевича домой, на Галерную.
Дом на Галерной был старый, с темной прихожей, со скрипучим паркетом, со старомодной потертой мебелью. Большая часть комнат была закрыта.
Семья Смольковых, издавна жившая в этом мрачном дому, теперь частью вымерла, частью разбрелась по свету. И все эти ветхие диваны, темные картины, скрипучие полы наводили Николая Николаевича на грустные размышления. Дом очень походил на усыпальницу.
Николай Николаевич и сам понимал, что нужна бы ему обстановка, где не стыдно принять светскую женщину. Однажды в светлую минуту он заказал даже эскиз кокетливой мебели в модном магазине, но не было денег. Денег, денег, денег, все равно сколько, все равно откуда - только бы жить беспечно, а то хоть пулю в висок!
Так раздумывал Николай Николаевич, мрачно вылезая из пролетки у подъезда своего дома. Тит отомкнул дверь, молча принял трость, пальто и цилиндр и вдруг усмехнулся углом рта...
- Что? - спросил Николай Николаевич,- прошел в столовую и сел на стул. - Был кто-нибудь?..
- Что был! - ответил Тит насмешливо. - И сейчас в спальне сидит!
- Кто? - Николай Николаевич испуганно приподнялся. - Она?
Тит кивнул головой. Николай Николаевич осторожно отодвинул стул и, шепча: 'Скажи ей, что я уехал надолго', на цыпочках побежал в переднюю.
Но в это время дверь с треском раскрылась, и на пороге показалась коренастая рыжая молодая женщина в шляпе, с зонтом в руке.
- Ах, ты здесь? - воскликнул Николай Николаевич сладким голосом. - Как мило!
Густые брови Муньки Варвара, изломанные у висков, сошлись, ноздри короткого и тупого носа раздулись, и челюсть выдвинулась вперед, как у волкодава.
- Здесь! - протянула Мунька, и грудь ее колыхнулась. - И сундук мой здесь, жить приехала...
Николай Николаевич подвинулся к Титу и вдруг закричал:
- Вон из моего дома! Тит, гони ее в шею...
С прошлого еще года привыкла Мунька к характеру Смолькова, поэтому сейчас ни капли не испугалась, подняла зонт и ударила китайскую вазу, которая сейчас же разбилась...
- Не то еще будет, голубчик, - и Мунька проткнула зонтом картину... Затем разбила абажур, опрокинула ногою стол и остановилась, сверкая глазами. - Что? Видел?
Николай Николаевич во все время этих действий присмирел и сел на стул у двери. Тит подбирал осколки.
Характер у Муньки был решительный, такие сцены в прошлом году повторялись нередко, и Николай Николаевич, оберегая себя, обычно затихал, садился на стул в раскрывал зонт, уверяя, что идет дождик. На Муньку, как на первобытного человека, действовало это умиротворяюще, - она принималась хохотать, взявшись за живот. Но сегодня чувствовала, что Николай Николаевич не совсем в ее власти.
- Слушай, - сказала Мунька, - ты, мозгляк, с другой связался?
Николай Николаевич, не отвечая, топнул ногой,
- Что вы пристаете? - сказал Тит. - Мало вам набезобразничали!
- Я набезобразничала! Да я еще с ним разговариваю. - Она проворно вытащила булавки и швырнула шляпу на стол вместе с зонтом и жакетом. Идиоты несчастные! Кончено! Остаюсь! - Она поправила волосы и села.
Николай Николаевич громко вздохнул...
- Тит, - сказала Мунька, - принеси сыру, фруктов и бутылку шампанского. Хлеба не забудь...
- Денег нет, - сказал Тит мрачно.
- Честное слово, один рубль остался, - Николай Николаевич радостно подскочил на стуле.
- В таком разе, колбасы купи и водки. Поедим и в кровать...
Тит не двигался. Мунька задышала сильно.
- Сходи, Тит, купи, - поспешно сказал Николай Николаевич.
Тит убежал. Мунька сообщила, что 'тело тоскует, пойти корсет снять', и, шаркая башмаками, пошла в спальню. Николай Николаевич, облокотясь на колени и сложа руки ладонями вместе, сидел не шевелясь... Все на свете ополчилось против него. Господи, где же выход? Николай Николаевич одним глазом поглядывал на темную иконку в углу, не совсем уверенный, что бог поможет... 'Жениться разве на самом деле? Сонечка Репьева, наверно, глупа, толста, влюбчива, - барышня из провинции. Очень, очень плохо'.
Вернулся Тит с колбасой и водкой, вышла Мунька в розовом капоте, который все время запахивала, чтобы мальчишка задаром не глядел на ее прелести, и принялась за еду. Выпивала, крякала, ела колбасу, задрав ногу на колено.
Николай Николаевич глядел на Муньку, и к ненависти его примешивалось странное уважение перед силой девушки и здоровьем... 'Жует вкусно и твердо, так что даже щекотно в скулах, и пища, наверно, отлично переваривается в желудке; ляжет в постель и тотчас заснет. жаркая, как печь, и будет видеть глупые сны, а наутро их расскажет... Но все-таки Мунька свинья', - подумал он.
В это время позвонили в прихожей... Тит побежал отворять и сейчас же вернулся; лицо у него было испуганное и отчаянно любопытное.
- Князь Тугушев! - сказал он вполголоса. Мунька весело подмигнула. Николай Николаевич кинулся к ней, шипя: 'Уйди же, уйди', затем метнулся в прихожую. Мунька проворчала: 'Вот еще, у князя глаза не лопнут на меня смотреть, не чужие, слава богу...'
В прихожей, снимая перчатки, стоял князь. Руки он Николаю Николаевичу не подал, а, глядя на вешалку, сказал по-русски: 'Мило, очень мило...'
То же самое он пробормотал, войдя в столовую... Николай Николаевич пододвинул стул, князь сел и слегка раскрыл рот...
- Здравствуйте, - обиженно сказала Мунька. - Не узнаете, что ли?
- Ах, это вы, крошка, я узнал. Очень мило! - Князь вынул серебряный портсигар, осторожно, как драгоценность, взял худыми пальцами папироску, но, спохватившись, положил обратно... Затем пробормотал невнятное.
- Что? - крайне предупредительно спросил Смольков, но князь, не глядя на него, показал портсигаром на Муньку.
- Нельзя ли нам одним?
Николай Николаевич сделал испуганно-сердитые глаза. Мунька пожала плечами и ушла в спальню.
- Я принужден... - сказал князь, одутловатые щеки его подпрыгнули, он закрыл глаза. - Одним словом, я все видел и слышал сегодня, я принужден бить вас по лицу.
При этом он слегка поклонился. Николай Николаевич быстро поднялся, застегивая пуговицы, и стал глядеть на перстень на руке князя.
- Но это не все. Я принужден, но я этого не сделаю: я не хочу сплетен. Вы принуждены будете уехать и как можно скорее сделать что-нибудь, жениться, например, - этим вы спасете честь... честь... - Князь заикнулся и встал, все еще не открывая глаз. - Я вам да' пишу рекомендательное письмо...,
Смольков поклонился. Князь открыл глаза, и бледный рот его пополз криво вбок.
- С этими котиками вы тоже мне устройте, услуга за услугу...
Николай Николаевич сделал жест, изображающий нетерпение и бешенство.
- Имею честь. Тит, проводи князя...
Князь боком вышел из комнаты, держа в отставленной руке цилиндр и трость, Николай Николаевич оторвал пуговицу и сказал:
- Сговорились они, что ли, черт возьми! Женись! Превосходно! Назло всем женюсь!
Он присел к столу и, сжимая виски, думал о себе, о княгине Лизе, о князе...
- Ох, да, Мунька, - вспомнил он и пошел в спальню.
