Ильиничны, но я не уверен...
Генеральша облегченно вздохнула.
- Я так за нее боюсь, она молода, но я люблю вас, милый друг, и верю. Ах, ах! - Она подняла к глазам платочек. - Любите ее, она ангел! Вы не поверите, как женщина чувствительна к ласке, семья - вот ее жизнь, а Соня...
Генеральша уже нюхала соль. Николай Николаевич, тоже растроганный, объяснял, как страстно жаждет он домашнего очага...
В это время Люба принесла кофе и, нагнувшись, прошептала что-то Степаниде Ивановне. Генеральша улыбнулась:
- Я хочу показать вам замечательную женщину... Люба, велите ей войти... О том, что мы говорили, пока ни слова, постарайтесь увлечь девушку, а ваше сердце, я уверена, тотчас же будет в плену. Теперь об этой женщине... Ее послал ко мне бог, внезапно, когда я сомневалась во всем... Она появилась ночью, вошла ко мне, поклонилась в ноги и сказала: 'Мать, купи Свиные Овражки...' (Я вас посвящу в мое дело...) И представьте, на следующий день приезжает игуменья и предлагает Овражки за десять тысяч. Я немедленно совершила купчую... - В это время дверь поскребли ногтем. - Вот и она. Здравствуй, Павлина. Как ты спала?
Николай Николаевич был крайне изумлен, глядя на просунувшееся в дверь рябое, ухмыляющееся, похожее на спелую тыкву, курносое лицо; затем появилась и вся баба, в теплом платке и в ряске, перепоясанной фартуком. Губы у бабы были такие толстые, словно только что она поела киселя с молоком. Павлина прокралась вдоль стены к Степаниде Ивановне, поцеловала ее ножку и села на ковер.
- Спала я, кормилица моя, как в раю ангелы спят: на одно крылышко лягут, другим покроются, а голову в перышки спрячут, - так и я спала.
После этих слов Павлина уставилась совершенно круглыми глазами на Николая Николаевича.
- Здравствуйте, - сказал он и поглядел на генеральшу, которая, касаясь плеча бабы, спросила:
- Знаешь, кто приехал?
- Жених, - сказала Павлина быстро. - Хватило бы на семерых, а одной достался. Великий муж...
- Откуда вы меня знаете?
- А я всех знаю.
- Она феномен, - сказала генеральша.
- Женись, женись, - продолжала Павлина. - Сон я про тебя видела. Ох, лютой сон! Ох, мать моя, муж мне предстал, акурат на него схожий, весь огненный, силищи мужской нечеловеческой, - так я с постели и покатилась без памяти.
- Это чертовски странно! - сказал Смольков. Обрадованная генеральша сделала - значительные глаза.
- Она умна - и предвидит многое. Вы ей понравились, - это хороший знак. А теперь идите в сад и разыщите вашу погубительницу. - Когда Смольков был уже у дверей, она громко прошептала: - У него крылья на ногах.
Смольков ушел. Генеральша нагнулась к бабе.
- Ну, что - каков жених, Павлинушка?
- Жеребец, мать моя. Ты не смотри, что он тощий, - в таких жил много.
- Какие ты глупости говоришь! - Генеральша закрыла глаза и принялась смеяться, тряслась всем телом. Вытерла глаза. - Ох, Павлинушка, - только бы женился.
- Женится, лопни глаза. От сладкого еще никто не отказывался. А ты вот что послушай. - Павлина потянула генеральшу за рукав. - Жениха осмотреть надо. Может, он порченый или у него где-нибудь недохватка? Я тебя научу: как ему спать ложиться, - напущу я в его постель блох. Ляжет он. Вскочит. Рубашку с себя сорвет, - тогда ты и гляди. Все увидишь. .
Степанида Ивановна взглянула на бабу. Всплеснула руками и долго и много смеялась. У ног ее хихикала Павлина.
Сонечка шла любимой липовой аллеей, добегающей до пруда, и повторяла в уме все слова, сказанные Смольковым. Этот человек страшил ее и привлекал тем, что был совсем непонятен. Словами, движениями, всей внешностью он замутил Сонечкин покой, как камень, брошенный в пруд.
Сонечка дошла до пруда и глядела на тихую воду. На ней плавали листочки ветел, как лодочки, бегали паучки, в глубине плавали головастики, - поднимаясь, касались поверхности щекотным ртом. Летали сцепившиеся коромысла, - сели на камыш, качнулись, опять засверкали - полетели. Из-под ног Сонечки шлепнулась в пруд лягушка, - и пошли круги, колебля листы, паучков и водоросли... Вдруг мыслями ее нечаянно завладел другой образ.
'Конечно, он нечаянно меня толкнул. Хотя чересчур уж смел. - Она начала краснеть, уши ее стали пунцовыми. Она сломала ветку и ударила себя по щекам. - Скверно не он, а я поступила, - конечно, не нужно было ехать на возилке, и потом так неловко упала... Фу, как нехорошо!.. Дался же мне этот парень',
Сонечка бросила веткой в коромысло.
По берегам пруда росли старые серебряные плакучие ветлы, шумливо кидающие ветви свои во время непогоды; теперь они свесили их лениво. Из тени на зацветшую воду выплывал выводок уток, оставляя позади борозды, словно скользя в зыбком мху. Грачи неумолчно кричали над гнездами.
'А этот здесь ничего не поймет, - думала Сонечка. - Граблить сено. Никогда ему не скажу, как люблю все это. - Она обвела глазами пруд, мостки, плакучие ветлы. - Может быть, он увидит все это и станет моим? Нет, у моего черные глаза, черные кудри, он много думает, на него можно молиться. И вдруг взять и сказать: я вас не люблю, выйду за того, кого люблю'.
Сонечка вздохнула:
'Господи, до чего я глупа! Смольков даже и не подумает делать предложение. Вот, скажет, провинциальная барышня, только глаза таращит...'
Сонечка заложила руки за спину (привычку эту переняла от отца) и пошла назад по аллее. Мысли ее были противоречивые, и все время три человека герой мечтаний, сегодняшний красавец парень и Николай Николаевич - вставали перед глазами, то порознь, то сливаясь в одного, нависающего над ее фантазией.
Но о Смолькове проще было думать - он был дозволен и доступен. Понемногу с остальных перенесла Сонечка все идеальные качества на Смолькова. И когда живой Николай Николаевич явился в пятнистой от солнца аллее и, морща губы, приподнял соломенную шляпочку, она не узнала его и остановилась, затрепетав ресницами,
- Здесь очаровательно, - сказал Смольков. - Мне давно хотелось пожить в старом дворянском гнезде, - очаровательно!
'Такие парниковые огурцы бывают', - подумала Сонечка.
Смольков дотронулся до ее руки, заглянул в глаза и что-то говорил слегка надтреснутым, точно непроспанным голосом, - до Сонечки доходили лишь отдельные слова, которым она придавала свое значение...
- Я помешал вашей прогулке, Софья Ильинична, вы мечтали?..
'Как это мне можно помешать? - дивилась она. - Да отвечай же ему, дура!..'
- Я всю жизнь мечтал ходить по парку рядом с любимым существом, но жизнь, Софья Ильинична, тяжелая вещь...
'Так вот что, он несчастный'. - И сердце Сонечки вдруг стало мягче.
Они дошли до пруда.
- Какая роскошь! - воскликнул Смольков. - Здесь есть лодка? Мы покатаемся, и вы споете? Да?
- Нет, - ответила Сонечка, - лодка есть, только гнилая.
- Жаль, - Смольков сел на пень, прищурился и охватил колено. - Я хотел, чтобы вы были со мной откровенны...
- Зачем?
Смольков сказал: 'Гм!' - и слегка покачивался на пне, щурился на сияющую воду. У него были изумительные шелковые носки, изумительная рубашка, изумительный галстук. Глаза, конечно, не те, и нос - слишком велик... Но все же... Сонечка даже приоткрыла ротик - так внимательно вглядывалась. Вдруг Смольков чихнул, поднял коленку и добродушно засмеялся.
