стоял в тихом переулке на Субуре, в самом сердце Рима. При этом он не особенно бросался в глаза: скрывала его широкая, подпертая толстыми столбами кровля с навесом. Над входом висел щит, па котором была изображена голова быка с невероятно косыми глазами. Вход освещался двумя чадящими факелами. Здесь все было дешево: секстарий вина и кусок хлеба с салом стоили три асса.
В помещении, потолок которого держался на восьми четырехгранных колоннах из дерева, было просторно и даже светло. На каждой грани колонны висел глиняный светильник, добавляя света, в глубине пылал очаг, и там над огнем непрерывно вращались вертела. За столами полно народу, на столах лужи вина и жирные пятна.
Фабий резко распахнул дубовые двери:
-- Эгей, приятели! Приветствую вас!
В ответ из всех углов раздались восторженные крики и хлопки: 'Фабий! Вот и он! Я тебе говорил, что придет! Фабий без вина, что рыба без воды... Возможно ли?'
Трактирщик Ганио, облаченный в некогда белый фартук и замасленный колпак, уже бежал к Фабию, чтобы обнять и поцеловать его. Горьковат, правда, был этот поцелуй: ведь Ганио знал, что Волюмния, когда полегче была, наставляла ему рога и с Фабием. Но время все лечит. Фабий-то по крайней мере мужчина, а теперь эта подлая шлюха готова валяться с любым щенком, а над Ганио люди потешаются.
-- Привет тебе, Фабий!
-- Фабий! Привет!
Актер осмотрелся и тут же заметил могучую тушу Волюмнии, она странно мелкими и осторожными шажками расхаживала по трактиру и разносила кружки с вином.
-- Ну, как дела? Ходишь ты, как по иголкам. Болит небось задница? А, болит?
Волюмния улыбнулась с трудом, но не без гордости.
-- Клянусь, Геркулесом, и дал же он мне. Задница у меня теперь как у зебры. Ходить больно, лежать еще хуже, а сидеть и вовсе нельзя. -- И с полным удовлетворением прибавила; -- Зато это уж за целый год! Разом!
Фабий сунул отцу золотой, и старик тут же подсел к своим. Слева -горшечник, справа -- шерстобит, оба из-за Тибра, оба приятели. Старик показал им золотой.
-- О боги милостивые! Неужели все истратишь?
-- Истратим вместе! -- весело ответил Скавр.
И Фабий втиснулся между своими разудалыми друзьями, он уже требовал вина и еды. Единым духом опрокинул полную кружку, так что весь трактир ахнул. И двинул кулаком по столу.
-- Так-то вот, детки. Вернулись мы домой, вконец истосковались по милой родине. Так что пить сегодня будем, пока язык не одеревенеет!
-- Как же, одеревенеет у тебя язык, бочка винная! -- съехидничал Кар. -- Ты три дня и три ночи пить будешь, тогда еще может быть... Только у тебя на это денег не хватит!
-- Не хватит? -- выпятил грудь Фабий и подбросил вверх золотые, три, четыре, восемь, и подхватил их на лету. -- Всех угощаю! Всех!
Трактир радостно загудел.
В углу сидели двое, пришедшие следом за Фабием. Один толстый, Руф, другой тощий, Луп. И так себе оба -- ни рыба ни мясо, как все шпионы на свете, потому они и видны, что вечно озабочены своей незаметностью. Сам префект города послал их следить за Фабием с той самой поры, как актер вернулся в Рим.
Ну что ж, верзила Фабий ведь не дух бесплотный, он и шумит, и буянит, а голос у него как труба военная, так что, по совести говоря, не очень трудно его и найти, и уследить за ним. Вот эти двое и торчат тут, винцо попивают, давят один другому под столом ноги, да косятся на поднадзорного, и держат ухо востро.
-- Послушай, Луп, -- шепнул толстый Руф. -- Это приглашение и нас касается? Можем мы его принять?
-- Ясное дело, -- отозвался тощий и допил свою кружку. -- Он всех приглашает, ты слышал. Это не взятка, простое внимание. Мы его и примем. Хозяйка, еще вина на счет того парня!
-- Мне тоже, -- присоединился к нему Руф и подал Волюмнии свою кружку. Товарищу своему, однако, заметил шепотом: -- Ты-то поосторожнее, а то налижешься. Тебе ведь немного надо. Не забывай, зачем мы здесь!
-- Не бойся, не подведу, -- пообещал Луп. -- Вино мне не помешает. Наоборот.
-- Выпить, конечно, надо. Пейте хоть неделю! Ваше полное право! -крикнул из дальнего угла маленький человечек в серой тунике, тянувший вино сквозь зубы, как драгоценный бальзам. -- Но ведь вы и сыграете для нас, разве нет?
-- Ты угадал, стручок! -- прорычал Фабий с набитым ртом. -- Конечно! Потому мы и в ссылку отправились, потому и опять в Риме сидим, потому и на свет родились! Боги, если б каждый так держался за свою долю, как мы за наше комедианство! Но сначала все-таки выпьем как следует!
Фабий скомкал свою шапку из зеленого сукна и швырнул ее через весь зал. Она пролетела под потолком, над головами, ни разу не перевернулась в воздухе и плотно села на блестящий череп маленького человечка. Поднялся рев и топот. Человечек захохотал, вылез из-за стола и вернул Фабию шапку -- знак свободного гражданина. Они выпили.
-- А что же девочки, хозяин, а? Как же без девочек на милой родине? -забушевал Фабий.
-- Ты слышишь? -- процедил Луп. -- Во второй раз упоминает о милой родине. Политика, дорогой мой! Запомни это!
-- Потерпи, Фабий, девочки придут позже. К полуночи. Сейчас они заняты на улице.
Заметив, что Фабий пренебрежительно усмехнулся, Ганио добавил:
-- Есть и кое-что новенькое. Пальчики оближешь, молоденькие. -- Тут он приметил блудную свою сожительницу и, чувствуя нечто вроде укола совести, повернул дело иначе: -- Этих новеньких я приберег для вас, господа актеры.
-- Да здравствует мудрый Ганио! -- заорал Лукрин и в восторге чокнулся с Фабием.
-- Особенно для тебя, Фабий, -- с завистливой улыбкой продолжал трактирщик. -- Впрочем, за тобой любая побежит, это уж как водится.
-- На Сицилии рыба ничуть не хуже, чем в Риме, поверьте мне, -- сказал Фабий, сделав вид, что пропустил комплимент мимо ушей. И добавил: -- Я бы даже сказал, что лучше. Но дома и арбузная корка вкуснее, чем камбала в пикантном соусе гарум на чужбине.
В самом деле, все бывшие изгнанники, за исключением Волюмнии, которая не проявляла к еде и выпивке ни малейшего интереса, набивали рты так, что за ушами трещало, и запивали жареную рыбу дешевым ватиканским вином.
На конце актерского стола сидели две молоденькие девушки. Одна, светловолосая, капризно оттопыривала губки и одаривала всех заученной улыбкой. Другая, черноволосая, молча сидела рядом. Ее огромные темные глаза робко глядели на Фабия, уложенные в узел длинные волосы были стянуты красной лентой. Она потягивала из глиняной кружки подсахаренную воду и не спускала с Фабия глаз. Навязчивая ее настойчивость наконец привлекла внимание Фабия. Он подумал, что где-то уже встречал эту девушку, и посмотрел внимательнее. Девушка не отвела глаз. Глаза ее сияли и улыбались ему, как давнему знакомцу. Он отвернулся, но через минуту посмотрел снова. Лукавые искры брызнули ему навстречу. Он прикинулся равнодушным, продолжал есть и пить и слушал Кара, который рассказывал ему, как они тут прожили без него целый год.
-- Ты же знаешь, я все тяну один, -- внушительно произнес Кар и покосился на Фабия: что, мол, тот на это скажет. Увидев, что Фабий молчит, он продолжал: -- Все на мне держится. Я-то на сцене как дома. А старый Ноний -- это же просто срам. Это провал. Нам пришлось взять одного молодца, Мурана, и двух девчушек. Я думаю, ты с этим согласишься...
Фабий доел и перевернул кружку вверх дном. У него теперь великолепное настроение, радость его рвется наружу. Архимим, главное лицо труппы, его тщеславию льстила возможность показать, кто заправляет в труппе и как заправляет.
-- Покажи-ка мне новичков! -- громко приказал он Кару. Трактир притих, все уставились на актеров.
