ходит по тавернам, забавляется этим маскарадом...
Прежде чем Луций успел додумать, откинулась занавеска и трое посетителей предстали в новом обличье: наследник императора Калигула и с ним его товарищи по ночным кутежам, известные актеры Апеллес и Мнестер. Гатерий в отчаянии взвыл и убежал.
Гости повскакали с мест. Они восторженно приветствовали всеобщего любимца:
-- Слава Гаю Цезарю! Приветствуем тебя, наш любимец! Садись к нам! Окажи честь! Выпей с нами! За счастье вновь видеть тебя!
Наследник поднял руку в приветствии и улыбнулся:
-- Веселитесь, друзья! Все вы мои гости!
-- О, мой Гай! -- воскликнул Луций и, раскрыв объятия, поспешил навстречу Калигуле. Тот сощурился:
-- Смотри-ка! Луций Курион!
И он протянул руки Луцию и подставил ему щеку для поцелуя.
-- Какое счастье вновь видеть тебя после стольких лет, мой драгоценный Гай! Не окажешь ли мне честь...
Калигула прошел к столу Луция, поздоровался с Примом Бибиеном и улегся напротив Луция. Обоим актерам он приказал занять места подле себя.
-- Вина! -- крикнул Луций все еще трясущейся от страха Памфиле.
-- Ты позволишь, мой дорогой, выпить с тобой за счастливую встречу?
Калигула рассмеялся:
-- С радостью. Запарился я в этих тряпках. Ну и дерзок же этот толстопузый. Как его зовут?
-- Ты перевоплощаешься превосходно, лучше, чем мы, актеры, о божественный... -- смело вмешался Мнестер.
-- У тебя походка легкая, как у женщины, твои жесты великолепны, -вторил ему Прим.
-- Как зовут того человека? -- обратился Калигула к Луцию, делая вид, что не узнал Гатерия.
'Жизнь Гатерия висит на волоске, -- подумал Луций, -- но ведь он пьян'. Луций забормотал:
-- Я не знаю, дорогой мой, ведь я давно не был в Риме... Какой-то пьяница...
-- Гатерий Агриппа, сенатор, -- раздался голос сзади.
Жестокая усмешка искривила рот Калигулы. Он не спускал глаз с Луция.
-- Ты не знаешь Гатерия Агриппу? Ты за три года забыл его лицо? Быстро ты забываешь. Но не бойся за него, Луций. Он был сильно пьян. Я прощу его.
Памфила сама наливала из амфоры в хрустальные чаши самосское вино. Луций был красен. Он чувствовал, что не угодил Калигуле. Вино как нельзя кстати. Он повернулся к статуе богини Изиды, любимой богини Калигулы.
-- Ты всегда великодушен, мой Гай. Вот я приношу жертву могущественной Изиде и пью за твое здоровье!
Чаши зазвенели. Луций развлекал будущего императора рассказами о Сирии, стараясь быть занимательным.
Лупанар 'Лоно Венеры' продолжал жить своей жизнью. Неистовые пляски кончались всегда тем, что танцовщица падала в объятия кого-нибудь из гостей. Вакханки были пьяны. Безверие, которое принесли сюда с собой римские аристократы, по мановению Дионисова тирса обернулось наслаждением.
Калигула предложил обоим актерам развлекаться, как им угодно. Апеллес присоединился к приятелям, сидящим за одним из столов. Мнестер выбрал египтянку. Прим удалился с белокожей гречанкой.
Оставшиеся, Калигула и Луций, будто и забыли вовсе, зачем пришли сюда. Старые друзья! Они встретились после трех лет разлуки. Какая радость! Какое согласие между ними! То один. то другой в горячем порыве стиснет руку друга, а на лицах играют улыбки, дружеские, льстивые речи тонут в звуках грохочущей музыки.
Начало лицемерной игры было великолепно!
Калигула притянул Луция к себе и заговорил веселым, сердечным тоном.
-- Ах, друг, если бы ты знал, как я завидовал тебе на состязаниях! Просто зеленел от зависти, когда тебе удавалось метнуть копье на десять шагов дальше, чем мне. Как далеко ушло то время? Какой глупой и детской кажется мне теперь эта давняя зависть!
Луций не ждал такой откровенности. Не ждал и такого теплого, дружеского тона. Обеспокоенный, напряженный, он прикрыл глаза, пряча недоверие.
-- Я счастлив, что ты говоришь это, мой Гай...
-- А каким цыпленком я был по сравнению с тобой в метании диска или в верховой езде, -- смеялся наследник, похлопывая Луция по плечу. -- Ты очаровывал тогда, очаровываешь и теперь, и по праву. Твоя речь в сенате была великолепна...
Луций льстиво заметил:
-- Перестань, дорогой! Меня радует твое великодушие, но я не могу допустить, чтобы ты хвалил мою речь. Копье и диск может метать любой пастух или гладиатор. Но ораторствовать? Кто же может сравниться в риторике с тобой? Твоя дикция, твои паузы... О, ты прекрасный оратор!
Луций распинался в похвалах искренне, потому что Калигула действительно был замечательным оратором.
-- Если бы выступал в сенате ты, то сами боги должны были бы рукоплескать!
Наследник был польщен. Похвала казалась искренней, но от Калигулы не укрылось и раболепие Луция. Он усмехнулся: 'Вот видишь, ты, независимый республиканец, стоит тебя приласкать, а ты уж и ластишься, как кошка, спину гнешь. Во всем тебе везет, а передо мной ты все равно ничто. Очень, очень разумно тебя купить, выкормыш Катонова гнезда. Древностью рода и умом ты превзойдешь многих'.
Вслух он приветливо сказал:
-- Ты дорог мне, как родной брат, Луций!
У Луция вспыхнули щеки. Возможно ли? Правда ли? Честолюбие его ликовало. Но разум отказывался верить. Нет, нет, он играет со мной.
-- Ты не найдешь сердца более преданного, чем мое, мой Гай! -торжественно признес он.
-- Позволь мне поцеловать тебя, -- загорелся Калигула и обнял друга. Он чувствовал, что Луций сбит с толку и взволнован. 'Увидим, насколько ты тверд в своих принципах. Что засело у тебя глубже в сердце: твой республиканский род или твое честолюбие, которому я, будущий император, мог бы предложить порядочный куш. Сирийский легион, говорят, тебя боготворит. Да и на форуме плебеи всегда с восторгом приветствовали Курионов. Сенат ты ослепил. Никогда никому не завидовал я так, как тебе!'
Гай Цезарь снял с мизинца перстень с большим бриллиантом:
-- Мой привет твоей Торквате.
Луций был озадачен и недоверчиво посмотрел на Калигулу.
-- Он недостаточно хорош для нее? -- спросил Калигула и вытянул унизанные перстнями пальцы: -- Я выбрал самый ценный. Ты хочешь для нее другой? Может быть, этот, с рубином?
-- Нет, нет, -- заторопился Луций, заметив, что Калигула оскорблен. -Он великолепен.
И, протянув ладонь, принял подарок.
-- Но чем я заслужил?.. К моей любви присоединяется и благодарность, мой Гай!
Калигула, актер более искушенный, чем воинственный Курион, ловко скрыл свою радость.
-- Ты не нравишься мне, Луций!
Это было неожиданно. Прозвучало сурово и резко. Луций пролепетал:
-- Отчего, мой повелитель?
-- Такой красавец, а вид у тебя неподобающий. Ну что за прическа. И туника старомодная. Я не чувствую твоих духов. Зачем тебя массируют козьим жиром, фу! А ногти! Всемогущая Изида, -- повернулся он к изображению богини, сжимающей в левой руке систрум, а в правой -- амфору с нильской водой, -- опрокинь свою амфору на этого углежога, которого я считаю моим дорогим другом, чтобы мне не приходилось стыдиться за него!
Луций ожил. Он поклялся Изидой, что займется собой. Солдатская привычка! Разумеется, это недопустимо, дорогой Гай прав, как всегда и во всем.
Калигула одарил его ласковой улыбкой, а в голове у него промелькнула сатанинская мысль: 'Ластись,
