Наступила напряженная тишина. Потом прозвучал громкий голос:
-- Сенат сообщает народу римскому, что единодушно отменил ту часть завещания Тиберия, в которой умерший император предложил, чтобы Гай Цезарь управлял вместе с пятнадцатилетним братом Гемеллом.
Голос в толпе взвизгнул:
-- Правильно, сенат! Да здравствует Гай!
-- Император выплатит все до асса по завещанию Тиберия.
-- Как только император представится сенату, он тотчас отправится за прахом своей матери и старшего брата, чтобы привезти их в Рим и достойно похоронить...
Взволнованное собрание застыло. Мужчинам его поступок понравился, женщины от умиления растрогались. Вот это сын! Вот это брат! Кто уважает родную кровь, уважает любую кровь!
-- Малолетнего брата Гамелла император признает своим сыном и наследником. Он будет носить старый титул princeps iuventuris.
Одобрительные возгласы. Скавр притянул Квирину, стоявшую к нему ближе всех.
-- Молодец император, а? Другой бы за то, что ему подстроил Тиберий в завещании, брата бы возненавидел, а он такое!
Квирина кивала, соглашаясь, но о Гемелле не думала. Она смотрела на Фабия, морщила лоб и повторяла слова Тиберия, которые старый император сказал Фабию на Капри: 'Как только я закрою глаза, да помогут тебе боги, актер!' Девушка крепко схватила Фабия за руку. Он оглянулся, понял, о чем она подумала, усмехнулся и сжал ее ладонь:
-- К чему эти испуганные глаза, девочка? Не надо думать о плохом. Все будет хорошо!
Труба загудела, глашатай продолжал выкрикивать в металлическую воронку:
-- С момента прочтения этого приказа всем политическим заключенным объявлена амнистия. Всем гражданам империи предоставляется свобода слова. Всем гражданам, высланным во времена Тиберия в изгнание, император разрешает вернуться.
Аплодисменты бурные, нескончаемые. Столько людей возвратится домой!
-- Ты слышишь? Разве я не прав? -- смеется Фабий. Она кивнула повеселевшая. И старый скептик Бальб сиял, словно полная луна. Бурный темперамент Фабия выплескивался через край:
-- Свобода слова, люди добрые! Вот теперь мы сыграем!
Стоящие рядом узнают Фабия.
-- Разумеется. Здравствуй и играй, Фабий! Мы хотим развлекаться!
-- Замолчите, вы, там! Тихо!
-- Император желает, чтобы все события были сохранены для потомства и поэтому снимает запрет и разрешает распространять запрещенные Тиберием сочинения Кремуция Корда, Тита Лабиена, Кассия Севера...
-- Слава императору Гаю Цезарю! -- раздалось под рострами, пронеслось перед курией, толпы волнуются, восторженно аплодируют великодушию императора.
-- Запомни, Квинте, эту минуту, -- поворачивает голову белобородый старец к сидящему у него на плечах внуку.
-- Вор! Держите вора! -- раздается женский голос. -- Он украл у меня с руки золотой браслет!
-- Тихо!
-- Император отменяет все налоги, которыми Тиберий обложил народ...
-- А-а-а! О-о-о! Люди добрые! Слава тебе, наш любимец!
Каменная лавина аплодисментов несется, гудит, рассыпается, незнакомые люди обнимаются, кричат, плачут, падают на колени, простирают руки к небу: буря ликования, всхлипываний, рева до хрипоты. В этом шуме тонет сообщение, что император возобновляет старый обычай публиковать сообщения о доходах и расходах империи для контроля всех граждан.
-- Конец нищете!
-- Вот теперь мы заживем!
-- Слава тебе, сын Германика!
Скавр аплодировал и ревел от радости.
Звуки трубы несколько успокоили взволнованный народ. Сообщение сменяет сообщение, одно невиданнее другого, старая политика Тиберия трещит по швам.
-- Император запрещает доносы. Прежние доносчики будут изгнаны. Новые будут подвергаться казни...
О бессмертные боги! Самый страшный бич римской жизни уничтожен. Свиньи доносчики, вон из города, топор палача приготовлен для вас! Конец страху! Конец тирании! Бальб аплодировал исступленно, Авиола и сенаторы тоже. Фабий сжимает руку Квирины до боли. Пусть будет больно, ведь это великолепно, треснувший агат в кольце ничего не значит, никакого злого предзнаменования, да здравствует наш император! Звонкий голос Квирины трепещет над шумом толпы.
Едва аплодисменты стихли, через толпу на ростры пробился новый глашатай:
-- Император отменяет следующие три закона, введенные Тиберием: закон против взимания налогов и дани в провинциях, закон против прелюбодеяния, закон против роскоши.
Перед курией возликовала римская знать. Часть толпы заколебалась.
-- Как же так? Прелюбодеяние запрещается?
-- Нет. Наоборот!
-- Не болтай, болван!
-- Но ведь это так. Чем ты слушаешь, носом...
-- Ну как же все-таки будет? Будет роскошь или нет?
-- У кого деньги есть, у того и будет.
-- Послушай! Но ведь это все на руку республиканцам и богачам? Жрать, напиваться, прелюбодействовать...
На форум выбежало сто рабов с блюдами солонины и копченой рыбы, въехали тележки с большими сосудами вина.
Бальб и Скавр пошли запасаться закуской и вином. Фабий и Квирина остались. Девушка мечтательно улыбалась.
-- Вот это будет жизнь, Фабий!
Скавр и Бальб принесли еду и кружку вина. Все ели копченую рыбу, запивали вином, веселые, счастливые. Новый глашатай вышел на ростры.
Еще что-то? Боги, что еще? Чего еще можно желать?
Глашатай читал:
-- Император приказывает, чтобы были возобновлены и быстро подготовлены состязания в Большом цирке и гладиаторские игры в амфитеатре Тавра.
Крик восторга расколол небо. Народ, бродяги, знать -- все ревели хором. Это настоящий Элизиум! Это подлинный рай! Наступает золотой век человечества!
И наконец, последнее сообщение: император закрепил за высокими магистратами их функции, рекомендовал сенату выбрать сенатором Луция Геминия Куриона, назначенного им членом императорского совета.
Сообщение вызвало удивление.
-- Вот это дело! -- выкрикнул кто-то, выражая недоумение всех. -- Сын республиканца -- член императорского совета! Ха-ха! Такого еще не бывало!
Фабий слышал последнее сообщение. Луций Курион. Он мне будет мстить за оскорбление возле храма Цереры. И за Калигулу, да и за пьесу. Глупость. Этот сегодня о каком-то гистрионе и не вспомнит.
-- Где вы, люди? -- кричал Фабию и Квирине Скавр, пробираясь к ним. -Пошли, что ли, пока мы в этой толчее не потерялись.
Скавр пил на ходу. Бальб был угрюм.
-- За новый золотой век человечества! -- кричал подвыпивший Скавр и удивлялся, обращаясь к Бальбу: -- Что ты хмуришься, чеканщик? Выпей и порадуйся вместе с нами!
-- Ну что ж, -- сказал Бальб и выпил.
