преградил нам дорогу и лениво сообщил, что занятия отменены, так как проверяется сигнал о том, что школа заминирована.
Слезы у моего мальчика высохли в мгновение ока. Бурные переживания перешли в не менее бурную радость.
А вот я призадумалась, куда ж мне девать моего мальчика? У меня на утро вызван свидетель - нынешний хозяин фирмы 'Фамилия', Редничук, поэтому отвезти ребенка домой я не успеваю. Придется тащить его на работу, а там как его занять? Вот чертовы времена: мне в мои школьные годы могло разве что в страшном сне присниться, что школа заминирована. А теперь посмотришь телевизор - сплошь и рядом, то одна школа, то другая.
- Котик, поиграешь в компьютер у меня на работе, в канцелярии у Зои? заискивающе спросила я.
- Поиграю, поиграю, - покивал ребенок, который был на седьмом небе от счастья, что уроки отменились.
В прокуратуре Леня Кораблев раздавал бюстгальтеры. Завидев меня, он издали закричал:
- Мария Сергеевна, я вам отложил! У меня дружок бельем торгует, он отсыпал чуть-чуть...
- Леня, у меня через десять минут свидетель. Чтоб тебя с бельем и дамами духу не было, уйдите к кому-нибудь в кабинет.
Я внедрила ребенка в канцелярию, к единственному компьютеру, моля Бога, чтобы компьютер на это время никому не понадобился, и, вернувшись в кабинет, достала из сейфа дело об убийстве Ивановых. Только я, усевшись за стол, вспомнила, что не успела накраситься, как в дверь постучали.
- Войдите! - ответила я, тяжело вздохнув и даже раздумав смотреться в зеркало.
В кабинет вошла потрясающая женщина. Сказать про нее 'красивая' значило не сказать ничего. Она окинула меня не то что оценивающим, - я бы сказала, раздевающим взглядом. Так на меня смотрели только мужчины.
На стол передо мной она положила повестку, в которой было написано имя: Редничук.
- Документы у вас с собой?
- Безусловно, - с готовностью ответила она и щелкнула замком сумки.
Я раскрыла паспорт, который она передала мне, и прочитала: 'Чванова Нателла Ивановна'...
- А Редничук где? - недоумевающе спросила я. Она почти так же недоуменно посмотрела на меня, потом ее взгляд прояснился.
- Ах да, вы же не знаете, что в деловом мире я известна под фамилией Редничук. Это моя девичья фамилия.
- Вы мать Дмитрия Чванова? - дошло до меня наконец.
- Да, - она мило улыбнулась.
- Нателла Ивановна...
- Просто Нателла. Терпеть не могу свое отчество, - пояснила она, удобно устраиваясь на стуле.
Она была одета в черную пелерину из очень дорогого сукна, отороченную черным блестящим мехом, которую отказалась снимать. Я напряглась и вспомнила, как эта штука называется: кап. Мне была видна выставленная вперед изящная ножка в коротком сапожке, как будто только что снятом с витрины выставки. Ножку облегало благородно матовое облако колготок, и я машинально подумала: где шикарные женщины берут такие колготки, сразу делающие облик дорогим, а походку высокомерной? Но тут же опомнилась: где- где, понятно где, я-то на колготки дороже определенной суммы и не смотрю. Устроившись, Нателла Ивановна Редничук-Чванова подняла на меня слегка удлиненные к вискам глаза. Такие глаза называют миндалевидными, отметила я для себя. Все в ее лице было слегка, не аффектированным: слегка выдающиеся скулы, но не до такой степени, чтобы лицо можно было назвать скуластым. Как у голливудских звезд сороковых годов, вслед за Марлен Дитрих удалявших себе крайние коренные зубы, чтобы сделать более изящным овал лица. Тонкий прямой носик, ему чуть-чуть не хватило до идеальной прямоты, но и так он чудесно смотрелся. Резко очерченные полные губы прекрасной формы, подчеркнутые умело наложенной дорогой помадой...
Я вдруг поймала себя на мысли, что уже забыла о собственном неприглядном виде. (Впервые в жизни нарушила принцип - приходить на работу накрашенной и причесанной, в крайнем случае - никому без прически и макияжа на глаза не показываться, сразу запираться в кабинете и приводить себя в порядок. Хотя вот Лариска Кочетова запросто приходит на работу как с постели, треплется со всеми подряд в коридоре, пока дойдет до своего кабинета, и, пока красится, даже двери к себе в кабинет не закрывает...)
Забыв о своих ненакрашенных ресницах, я просто плавилась от восхищения, разглядывая безупречный грим на красивом лице свидетельницы, полные изящества движения, одежду, в которой не стыдно появиться в парижском бомонде (хотя, вообще-то, не была, не знаю). Это я-то плавлюсь; а что же должны чувствовать мужчины рядом с таким великолепием?
Хотя я оцениваю каждый элемент образа в отдельности, а мужики, наверное, воспринимают впечатление целиком. Правда, может быть, какой-нибудь продвинутый современный мужчина еще оценит, в каком бутике куплена каждая вещь из прикида, что либо добавит баллов к общей оценке, либо ее снизит.
Я изо всех сил старалась, чтобы мое глазение не выглядело неприличным, но все равно не могла оторвать от нее взгляда.
Наконец я опустила глаза в паспорт и посмотрела, сколько лет этой женщине; если, конечно, это был ее паспорт. У нее была нежная, гладкая смугло-розовая кожа, без единой морщинки даже в самых уязвимых местах - возле глаз и рта, блестящие глаза, прекрасные светлые волосы; руки, которые, как считается, выдают возраст женщины, бесстыдно свидетельствовали об одном - эта женщина молода. А по паспорту ей было пятьдесят два года.
- С чем связан мой вызов? - поинтересовалась она без нажима.
- Нателла Ивановна...
- Я же сказала, просто Нателла.
- Как-то неудобно... А с отчеством никак?
- Никак, - твердо сказала она. - Меня это будет раздражать.
- Хорошо. - Я вздохнула. - Мне передали дело о смерти вашего сына и невестки. Я хотела поговорить с вами.
Она чуть больше повернулась ко мне и подняла брови, как бы вежливо говоря: 'Правда?'
- Вы теперь возглавляете фирму сына?
- Немножко не так, - ответила она-с еле заметной улыбкой. - Фирмы сына больше не существует. У него была строительная фирма, а у меня фитнесс-зал. Просто я сохранила название.
- И здание?
- И здание.
Она кивнула с той же милой улыбкой, еле обозначенной.
- Как вам это удалось? На здание ведь было много претендентов?
- Отнюдь. Сын устранил всех конкурентов. Конечно, в переносном смысле, юридическим путем. У него был очень мягкий характер. Я иногда не понимала, как можно добиться чего-то в делах с таким мягким характером. После его смерти я приобрела его фирму, вместе с имуществом, естественно, то есть вместе и с этим зданием, и закрыла ее. Вернее, перерегистрировала.
- А его персонал?
- Особого персонала там не было.
- Насколько я знаю, там были, по крайней мере, бухгалтер, референт и охранник.
- И это ярко демонстрировало неспособность моего сына вести дела. Сентиментальность и бизнес - две вещи несовместные. Охранником был выживший из ума старикан, где уж сын его подобрал, я не знаю. Референтом - бывшая сокурсница сына, полная неудачница во всем. А окружать себя неудачниками вредно, это заразно.
- А бухгалтер?
- Это был единственный дельный работник, и то нашла ее я. Она перешла в мою фирму.
- У вашего сына была 'крыша'? - спросила я, отдавая ей назад паспорт.
Редничук убрала паспорт в сумку, щелкнув замком, а потом спросила:
