Женщина сказала, что ее зовут Мэри-Энн Келлини. Фрэнк Хилфен сказал, что его зовут Фрэнк Хилфен. Тогда женщина проговорила:
– Фрэнк? Хорошо. Это имя вам подходит.
– Не знаю, как насчет Мэри-Энн, – ответил он. – Разве можно называть законника Мэри-Энн?
– А почему нет? – спросила она. – Есть же законники, которых зовут Рэндолф, и что?
– Оно, конечно, так. – Фрэнк затянул последнюю гайку.
– А как звали вашего? – спросила женщина. – Ну, этого, с галстуком в похлебке?
– Гауэр.
Женщина улыбнулась и развела руками.
– Защите нечего добавить.
Фрэнк не знал, что она имела в виду, говоря о «полотенцах», но они оказались сложенными и увлажненными бумажными салфетками в пакетике. Такие выдают в ресторанах каждому, кто отведает омара. Фрэнк извел три штуки, изрядно разорив «бардачок» (запасливая дама), и хотел бросить салфетки в траву, но женщина указала на целлофановый мешочек для мусора, подвешенный к прикуривателю.
– Вы благотворно влияете на меня, – заметил Фрэнк и избавился от мусора, как подобает воспитанному человеку.
До автобусной остановки было меньше мили, она стояла на перекрестке, где примостились две автозаправочные станции, забегаловка и новомодное приземистое одноэтажное «деловое здание». Занимали его деловые люди: зубной врач, торговец недвижимостью и биржевой маклер. Чуть поодаль справа от дороги сбились в кучку жилые дома, новые, но уже обшарпанные, как будто здесь должен был вырасти городок, который так и не появился на свет. Слева стояло длинное, широкое, серое двухэтажное фабричное строение почти без окон. На выходившей к дороге глухой стене было начертано синими буквами: «Тех-тех».
– Что это такое? – спросил Фрэнк.
– Готовая одежда, – ответила женщина. – Свитера, тенниски, вискозные кофты с надписью: «Собственность Алькатраса».
– Никогда таких не видел, – признался Фрэнк и, сам того не желая, неодобрительно поджал губы. «Собственность Алькатраса» – это дурной вкус.
– В Америке их не продают, только за рубежом, – добавила женщина.
– Где именно?
– В Азии, в Европе.
– «Собственность Алькатраса». – Фрэнк представил себе подростка, бредущего по многолюдной улице Токио в кофте с надписью «Собственность Алькатраса» и не знающего и десятка английских слов. Кабы этот мальчишка и впрямь принадлежал кому-то в Алькатрасе, он бы и дня не протянул. Люди готовы таскать на себе любые надписи, не понимая, что они означают и что за ними стоит.
– Деревня всемирного масштаба, – сказала Мэри-Энн Келлини.
– Угу, – ответил Фрэнк. – Но ведают ли они, что творят? Не думаю.
– Какая разница? Главное – чтобы они были довольны.
– Ладно, ладно, – буркнул Фрэнк. – А они довольны?
Женщина с легким любопытством покосилась на него.
– Почему нет?
– Потому что они знать не знают про Алькатрас, – объяснил Фрэнк. – Не знают, кто есть кто. Почти все там имеют весьма растерянный вид.
– Не понимаю вас, – сказала женщина.
– Когда вы одеваетесь, ваше платье служит вам своего рода знаменем на весь день, – пояснил Фрэнк. – Вы делитесь с людьми собственным мнением о себе. Мы все так делаем. Вы войдете в здание суда в одежде с надписями? «Собственность Алькатраса», к примеру?
Женщина улыбнулась и снова взглянула на него.
– И вот вы оделись как мужлан из рабочего класса, – сказала она. – Я верно рассуждаю?
– Я одет как человек, только что вышедший из тюрьмы, – ответил Фрэнк. – Сшибу пару долларов, оденусь немножко иначе. Как парень, который собрался на вечеринку.
Когда Фрэнк заговорил о «паре долларов», женщина перестала улыбаться. В ее голосе сквозили покорность судьбе и тревога за него.
– Вы собираетесь обратно, Фрэнк?
Он сделал вид, будто не понимает.
– Куда это обратно? К преступным деяниям?
– К глупым преступным деяниям. – Она сделала ударение на слове «глупые». – А стало быть, и к тюремным нарам. Вы умный человек, Фрэнк, и знаете это сами. Вы обмотаны резинкой, и второй ее конец привязан к нарам.
– Я кое-чему научился. – Фрэнк постарался придать своему голосу самоуверенные нотки, будто истинный знаток. – И меня не так-то просто будет найти.
– Да уж конечно, – молвила женщина.
Фрэнк не думал, что ему придется вести такой разговор с кем-либо, кроме самого себя, и уж наверняка не ожидал, что его собеседницей будет хорошенькая женщина-правовед в кондиционированном салоне «сааба», мчащегося по шоссе со скоростью шестьдесят миль в час.
– Что значит «глупые преступления»? – спросил он.
– Мелочевка, – ответила женщина. – Кражи со взломом. Проникать в дома и красть встроенные сейфы, Боже мой!
– А что? – ощетинился Фрэнк. – В стенных сейфах хранятся ценности, они-то мне и нужны.
– Какие такие ценности? – сердито спросила она. – Что вы имеете в виду, говоря о ценностях? – Должно быть, Мэри-Энн – очень хороший правовед. Она продолжала: – Триста, четыреста долларов? Украшения? Сколько вам даст за них скупщик краденого? Десять процентов?
– Иногда и больше, – буркнул Фрэнк.
– Этого хватит на неделю. Если повезет, то на месяц. А потом надо опять идти на дело и рисковать. Каждый раз. Не важно, сколько раз вам удастся избежать ареста: когда вас поймают, это будет не в счет. А поскольку все против вас, рано или поздно вы непременно попадетесь. Это – единственно возможное завершение цикла.
– Ладно, стало быть, я исправлюсь. – Фрэнку уже надоел этот разговор, и он уставился в окно, за которым проносились сельские красоты: деревья, фермы, опять деревья.
Но женщина не унималась.
– Вы не исправитесь, Фрэнк, – возразила она. – Вы такой, какой есть, и сами это знаете.
– Рецидивист, – проговорил он так, словно это была шутка.
– Но вы можете уйти в отпуск, – предложила женщина. – Отпуск и «завязка» – не одно и то же. Завязав, вы будете вынуждены искать работу, жилье…
– Дохлый номер.
– Знаю. Об этом я и говорю, Фрэнк. Если вы вломитесь в дом и унесете пять тысяч, вам нет нужды опять идти на дело следующей же ночью.
– Никакой нужды.
– Вот именно. Вы отходите от дел, пусть и ненадолго, а потом, когда деньги кончаются, снова беретесь за работу.
Фрэнк засмеялся, представив себе, как он то и дело поспешно «берется за работу», и сказал:
– Да, похоже, вы говорите обо мне.
– Но если бы вы совершили всего одно преступление, – продолжала женщина, – и получили миллионов пять, вам больше не было бы нужды выходить из отпуска.
На сей раз Фрэнк засмеялся от удивления.
– Пять миллионов? И где же лежит такая кубышка?
– Не спрашивайте меня, Фрэнк, – полушутя-полусерьезно отвечала женщина. – Я вам не уголовница и не подстрекаю вас к преступлению. Я говорю лишь, что вы определенно вернетесь в тюрьму, если и впредь станете преступать закон за пять тысяч долларов.
